К сигнальному дыму, который таял и растворялся в синеве все сильнее, тащились битых полчаса, если не дольше. Степь усеивали колючие кусты, корни которых удерживали почву, тогда как грунт между кустами размывался редкими, но все же иногда идущими дождями. Издали эти торчащие на миниатюрных холмиках кусты выглядели как прыщи на коже гиганта. Несмотря на широкие колеса и хорошую амортизацию, мусоровоз передвигался медленно, трясясь на кочках и раскачиваясь. Не разгонишься. Мои конные спутники тоже не спешили, хотя я подозревал, что по такой местности перемещаться на коне куда сподручнее, и при желании Викентий и Кира могли бы ускориться.

Я коротко посигналил, и ехавший впереди рыжий Викентий обернулся. Когда он поравнялся с кабиной, я выглянул в открытое окно, крутя баранку одной рукой. Кира тоже подъехала.

– Сколько всего Отщепенцев? – спросил я, без труда перекричав негромкий гул двигателя.

Викентий ухмыльнулся. На его дочерна сгоревшем на солнце свирепом лице с белесыми бровями и ресницами, холодными голубыми глазами и длинной рыжей бородищей с вислыми усами улыбка смотрелась странно и, я бы сказал, неаутентично.

– Никто не считал. Да и зачем оно?

Он избегал прямого ответа. Понятно. С чего он должен отчитываться перед первым встречным, пусть и номинально принятым в ряды “своих”?

Но Викентий внезапно продолжил:

– Там, куда едем, человек с полсотни есть. Но это только одно становище. Вверх по Танаису еще много таких становищ есть. И вниз по течению тож. До Мутного моря аж. И сверху за горами наши кочуют.

Если и врет, то, конечно, преувеличивает. Показывает, насколько неисчислимы и сильны Отщепенцы. В сущности, мне чихать на то, насколько они сильны. Спросил просто из любопытства: это сколько же народу желает вести образ жизни Отщепенца? Получается, много.

– Что такое Танаис? – спросил я. – Река?

– Река. Не слыхал?

Я помотал головой. С географией Поганого поля у меня дела обстояли туго.

Степь как-то незаметно становилась все более зеленой и, кажется, шла на понижение. Мы спускались в низину с более пышной (хоть в целом и убогой) растительностью. Впереди маячила гряда невысоких холмов, на одном из которых затухал сигнальный костер.

– Викентий, – снова заговорил я, – что за магию... ведунство ты использовал?

– А? Веды Форм.

Он ухмыльнулся и показал ладонь с ромбовидным глазом. Потом провел пальцами по груди, видневшейся в расстегнутом вороте и сплошь разрисованной геометрическими фигурами.

Я впервые о таком слышал. Что еще за Веды Форм? Веды – это он так магию называет? А Формы – это Знаки? Мне не хотелось задавать лишних вопросов и показывать свое полное профанство в плане магии.

– А на объекте... то есть на человеке, которого собираешься заколдовать, не должно быть этих Форм?

Викентий, покачивающийся на коне рядом, насмешливо покосился на меня.

– Форма всегда есть. На каждом человеке, на коже. Только маленькая, просто так не разглядишь. На коже много форм разных, очень много, и часто они совпадают с Ведами, понимаешь? Главное, чтобы четкая Форма была на ведуне изображена, тогда он и колдовать сможет с любым человеком. А то и животным. Мы вот, конями-лошадьми управляем, как хотим. И еще разной животиной по надобности. У них на шкуре под шерстью тож форм немерено.

Стало понятно, как Гришан натравил на меня грузовых коней и почему Отщепенцы не привязывали их.

Идея использовать естественные морщинки и складки на коже как Принимающий Знак меня восхитила. Значит, не надо лепить к противнику М-стикеры! Круто!

Помявшись, я прямо спросил:

– Как можно получить эту магию... то есть Веды Форм?

Ожидал, что Отщепенец начнет выкобениваться, уходить от ответа. Но Викентий удивил:

– Доказать надобно, что достоин Вед, вот и все. Пройти испытание!

Я открыл рот, чтобы поинтересоваться, что это за испытание, но мы поднялись на холм, где тлел сигнальный костер, и перед нами открылся живописный вид. Широкая спокойная река, зеленая долина, деревья – одинокие, стоящие группками и сбившиеся в чащи – и множество домишек. С такого расстояния их форму не разглядишь, но вроде бы они круглые как шатры. Или это шатры и есть?

Ниже по течению (справа от нас) паслись табуны лошадей. По зеленым берегам рассыпались козы, в реке чернели точки – гуси и утки.

Возле домиков сушилось белье, слышались голоса людей, дымили костры. Их дым был светлым и полупрозрачным, сливающимся с закатными небесами. Один такой дымок мы с Кирой увидели вместе с сигнальным.

Домиков было много, штук тридцать. И здесь живет полсотни человек? Видимо, Отщепенцы предпочитают жить в одиночестве.

Почему-то было ясно, что это именно становище – временное селение. Номад-стайл, если хотите. Когда скотина сожрет всю траву, а люди засрут все, что только можно, народ соберет барахло и переедет в другое место.

На глаза попался гибрид трактора и комбайна – в точности такого, на котором работала Аня. Он стоял у самой воды, за группой домиков.

Отщепенцы обрабатывают землю? И у них есть комбайны, произведенный, судя по всему, в Республике Росс?

– Почему вас называют Отщепенцами? – спросил я Викентия, остановившегося и наслаждающегося видом родных пенатов. Мы с Кирой тоже остановились.

– Потому что мы отделились, отщепились от всех человечьих обществ! – пояснил тот торжественно. – У всех у них несправедливая иерархия.

Меня поразило не столько само рассуждение, сколько то, что Викентий знает слово “иерархия”. Может, в становище есть библиотека и Кира найдет то, что ищет?

– Не понял, – растерялся я.

Викентий пригладил усы и принялся объяснять.

– Ну, в каждом обществе есть иерархия, понимаешь? Кто-то главнее, а кто-то нет. И эта иерархия почти всегда несправедлива. Почему кто-то командует, а кто-то должен подчиняться? Потому что старше? Сильнее? Мудрее? Во все времена командовали не самые сильные, не самые мудрые и не самые старые.

Он сделал паузу, и я спросил:

– А кто же тогда? Самые хитрые?

– Почти угадал. Но одной хитрости мало. Еще нужно страстное желание править. Хитрые властолюбивые ушлепки правят всеми обществами на Земле. Вот!

Он был доволен своей короткой лекцией. Невесть какой велосипед он открыл, конечно, но слушать было занятно.

– А вами кто правит?

– Совет Становищ. А в нем – самые сильные ведуны.

“Ведунократия, – подумал я. – Или магократия, власть волшебников. То же самое, что и власть сильных, как в первобытных племенах. У кого больше магическая дубинка, тот и правит”.

В прошлой жизни (настоящей или выдуманной – неважно) я читал книгу про колдунов. Там отчего-то считалось, что чем сильнее маг, тем он мудрее. Мол, магическая сила помогает прозревать реальность. Может, в этом есть резон? С другой стороны, хитрые властолюбцы есть и среди колдунов. Они-то могут пробиться к вершинам власти и без значительных сил, за счет подлости и хитрожопости.

– И какие из них правители?

– Нормальные. Мы ведь воевать любим. А самое лучшее оружие – ведунство. А кто сильный – выясняется в схватках.

– Хм. А допустим, к власти приходит сильный ведун, но со временем среди молодежи появляется еще более сильный. Но старый ведун от него как-нибудь избавляется – хитростью или с помощью своей дружины... Что делать в таком случае?

– Потому о своей силушке надобно до поры до времени помалкивать! – рассмеялся рыжий. – Раз в год на праздник Первого Урожая каждый Отщепенец вправе вызвать на ведунскую дуэль любого советника. И дуэль должна состояться сразу же, без подготовки. Если молодой или молодая победит, займет место в Совете.

– То есть для советника вызов будет неожиданностью? И он не успеет провернуть какую-нибудь интригу? Интересно! Но получается, что быть советником у вас не так уж и легко: каждый год приходится сражаться с каждым желающим!

– А как же иначе? Власть – тяжкое бремя, и об этом надо советникам напоминать регулярно. Если же советник всех побеждает, то его нельзя вызывать на дуэль весь год. А в целом нами этаким способом всегда управляют самые сильные ведуны. Я и сам как-то был в совете годик...