Я осмотрелся. Дверь в нашем убежище напротив отсутствующей стены выходит в заваленный штукатуркой коридор, в потолке зияют дыры, сквозь которые просматривается потолок второго этажа. Неизвестно, что именно разрушило это здание – вероятно, был взрыв или удар большой грузовой машины. В помещениях не осталось никаких признаков мебели и хоть каких-то намеков на то, для чего предназначалось это строение. Такое впечатление, что здание держится на соплях, еще один год, и стены сложатся, как карточный домик.

Я нашел в кузове второе мачете в кожаном чехле с ремнями, чтобы вешать на пояс, и нацепил всю эту сбрую. Дополнительное оружие не повредит: если в ближнем бою оттяпать Уроду башку, то он, наверное, перестанет быть опасным.

Дождь зарядил серьезно, косые струи хлестали по дороге и площадь перед нашим укрытием, вода булькала, журчала, чавкала, образовались мутные потоки. Изрядно стемнело. Гром прокатывался по затянутому пеленой туч небу железными бочками, ослепительно вспыхивали ветвистые молнии, напоминающие трещины в небесах, за которыми горит извечный космический огонь.

Рассматривая четырехэтажное здание напротив, метрах в двухстах, я вдруг заметил в окне на третьем этаже движение.

– Урод! – просипел я.

Голос пропал.

Витька подхватился:

– Где?

– Вон там!

– Вряд ли. Светло слишком.

– А кто это тогда? Другие твари?

– Все твари Поганого поля боятся света, даже слабенького. Погань куражится только во тьме.

Прозвучало зловеще. Я понимал, что Витька не пытается нагнать страху, повторяет чьи-то слова. Он очень талантливый, с хорошей памятью, мог бы добиться многого в обычном мире – к примеру, в программировании.

И стать безработным эникейщиком, ага.

В течение минут десяти я пялился на здание, пытаясь углядеть движение, но без толку. Пустые темные проемы за пеленой дождя оставались темными и пустыми.

Болезненно свело от голода живот.

– Может, пожрем? – предложил я.

Витька был не против. Устроившись в кабине, мы открыли маленькую банку с тушеной свининой и принялись за еду. Когда запасы иссякнут, подумал я, придется туго, раз Уроды слопали и разогнали всю дичь в округе.

– А если гроза затянется?

– Будем ждать. По-любому ехать в грозу нельзя.

Витька, конечно, прав. Гроза разбушевалась не на шутку – ливень остервенело шипел, бил яростно по разбитому асфальту и крышам, пригибал траву и кроны деревьев, срывал листву. Из одной дыры в потолке закапало – протекала крыша. Спустился полумрак, который время от времени раздирали вспышки молний. Громовые раскаты заглушали все звуки, и мне чудилось, что к нам подкрадываются Уроды.

Мы хорошенько перекусили, и по телу растеклась приятная томная сонливость. Пришло в голову, что в такую погоду даже мутанты не высунут носа и можно расслабиться. Я уселся поудобнее, задрав одну ногу на панель управления, и Витька моментально скопировал мою позу.

Тянулось время, а дождь и не думал прекращаться. Гром гремел реже и тише, основная электрическая свистопляска сдвинулась на восток, но самый натуральный водопад и не собирался ослабевать. По дороге текла вспенившаяся река, по которой плыли острова мусора. По моим прикидкам давно миновал полдень, и приближался вечер – а следом и ночь с его ужасами...

– Придется переночевать здесь, – прочитал мои мысли Витька. – Даже если прямо сейчас ливень перестанет, ехать по этой реке опасно.

– Ясно, – сдержанно откликнулся я. Меня опять затопило напряжение. Если за нами снарядят погоню, то поймать нас не проблема, мы уехали совсем недалеко. Остается надеятся, что Аня права и погони не будет. А если до нас ночью надумают добраться Уроды, то свалить от них, как это я провернул недавно, будет сложновато из-за размытой дороги и пересеченной местности. Может, уехать в лес, невзирая на ливень, и переночевать прямо в кабине? Почему-то представлялось, что в лесу не так страшно, как среди зияющих провалами окон зданий, больше похожих на исполинские могилы. И найти нас в лесу дело непростое.

Нет, нельзя, в такую непогоду это чревато.

– Давай осмотрим здание на всякий пожарный и расположимся на ночь...

Мы быстро обошли все сохранившиеся комнаты первого этажа, но на второй не поднялись. Лестница была полностью разрушена, оставался один верхний пролет, который висел над пустотой, совсем как в ночных кошмарах. Здание много где протекало и в целом дышало на ладан.

На ночь устроились в одной из относительно целых комнат с четырьмя стенами, одним окном с выбитыми стеклами и одной дверью. Потолок почти не протекал. Мы сдвинули раскрошившуюся штукатурку на полу в один угол, занавесили оконный проем куском найденного на лестничной площадке рубероида, защемив концы ставнями, закрыли дверь.

Витька извлек из кузова гирлянду ламп, развесил на машину и по стенам, стараясь захватить всю площадь помещения. Когда он для проверки подключил ненадолго гирлянду к аккумуляторам, вспыхнул синеватый свет – яркий, резкий и неприятный.

В “спальню” Витька тоже провел освещение.

– Уроды понимают, что где свет, там и люди? – спросил я.

– Не-а. Не понимают, они тупые. Где свет, там Урод не появится.

– Уверен?

Витька немного замялся.

– Наши старики так говорят. Если брешут, то и я брешу.

Захотелось отвесить полновесный подзатыльник сперва ему, потому что сразу не сказал, что ни в чем не уверен, потом себе – за то, что доверился малолетке. Витька ведь Уродов не видел ни разу! В Вечной Сиберии ночные вылазки в Поганое поле запрещены на законодательном уровне и наказываются тюрьмой – откуда кому-то из обитателей Посада знать о привычках и уровне интеллекта Уродов? Витька слышал их вой, а это не то же самое, что лично лицезреть их ужасные рожи в ночи и в панике уноситься на мусоровозе...

Хотя выбора у меня нет.

Сегодня спать не буду, сказал я себе. Вооружусь огнестрелом и приготовлюсь к ночному бдению. Все равно не уснуть.

***

Однако я вырубился, едва прилег на спальник, расстеленный прямо на полу – умаялся за день. Я прежде никогда так не уставал и так крепко не спал.

Среди ночи проснулся. За занавешенным окном негромко шумел дождь, обшарпанную комнату заливал синеватый свет сторожевых ламп, включившихся, очевидно, из-за того, что я шевельнулся перед пробуждением, по соседству сопел Витька, рядом с нами лежали автоматы – заходи, кто угодно, и бери, что угодно. Охраннички, блин: один – малолетний раздолбай, второй постарше, но такой же раздолбай, если не хуже!

Витька полностью уверен, что пока есть свет, Уроды и прочие порождения Поганого поля нам не страшны, потому и спит спокойно. Но здесь водятся и Отщепенцы, а среди них наверняка найдутся любители халявной поживы.

Я встал, поправил мачете, повесил на грудь автомат, подошел к окну, но замешкался – в темноте ничего не увидишь, особенно когда сам находишься в освещенном помещении.

Поразмыслив, я проверил, как там наша машина, со всеми предосторожностями выйдя из “спальни” и заглянув в “гараж”. Гирлянда тотчас вспыхнула и там – мусоровоз стоял на месте. Свет озарил три стены и утонул в темноте ночи на месте разрушенной четвертой стены, где мельтешили капли моросящего дождя. Свет падал на черную поверхность воды, и казалось, что сразу за порогом начинается целое море.

Держа автомат наготове, я вернулся в “спальню”, подошел к занавешенному рубероидом окну, подождал, когда вырубится свет. Аккуратно, стараясь не совершать амплитудных движений, отогнул край рубероида. Поначалу не увидел ни зги, но чуть позже, когда зрение приспособилось, различил очертания груды строительного мусора, поросшей корявыми кустами, в нескольких десятках метров от нашего здания. Высоко в чернильной темноте беззвучно вспыхивали зарницы, на краткие микросекунды освещая землю.

Во время одной из вспышек внезапно показалось какое-то существо – сначала я принял его за большую белую собаку. Но это была не собака и не какое-либо другое известное науке животное, это было что-то омерзительное: бледное и голое, мокрое и перекошенное, передвигающееся на широко расставленных ногах, как колоссальный склизский паук.