– У тебя, небось, тоже глюки бывали?
– Бывали, а как же! Но трусов ни разу не забывала!
– Все у тебя впереди, – буркнул я. – Может, и забудешь. Вот тогда и я посмеюсь...
Она посерьезнела, вытерла слезы ладонью, сказала проникновенно:
– Ты не обижайся, Олеська, я ж не со зла. Когда у меня глюк был, я забыла, куда дела ключи от комбайна. Но потом вспомнила – глюк недолго длился. У всех по-разному бывает, конечно. Надеюсь, твой глюк вскорости пройдет. А вообще тьфу на тебя, чтоб не сглазил...
Помолчали, продолжая неспешно вышагивать по выложенной камнями тропинке вверх по склону холма. Я вертел головой, озирая окрестности.
– Ты на комбайне работаешь?
– Ага. Сегодня выходной, и вот – гуляю. У тебя тоже, кстати. Ты, поди, на квест сразу с работы пришел, даже не переобулся...
– А где я работаю?
– На мусоровозе.
Оппа, приехали!
– Ну что же... – пробормотал я. – Это лучше, чем быть безработным.
– Как можно быть безработным? – удивилась Аня. – В Вечной Сиберии безработных нет.
Настала моя очередь удивляться.
– Нет безработных? И бездомных?
– И бездомных, конечно. Разве что Уроды бездомные, но это ведь не люди...
– Кто это – Уроды?
– Ну, они в Поганом поле живут...
К этому времени мы поднялись до беседки на вершине холма – удивительно аккуратной и не создающей впечатления чего-то старого, крошащегося и обтрепанного. Беседка была деревянная, восьмиугольная, покрытая черепицей, выкрашенная в любимый в здешних краях зеленый цвет; внутри круглый стол окружали скамейки. Судя по всему, возвели беседку недавно. Мы сели на скамейку с восточной стороны, чтобы спрятаться от пологих лучей заходящего светила.
Отсюда открывался неплохой вид на лесистые холмы, речку вдали, прямоугольные пашни, живописно разбросанные постройки. С большого расстояния не углядишь, в каком скверном состоянии искусственные сооружения...
На севере, почти на горизонте, дымил завод – от него-то, видимо, и попахивало гарью. На юге, за решетчатой оградой и чередой невысоких холмов распростерся почти сплошной лес.
Тайга.
– Что такое Поганое поле?
– Ты и этого не помнишь? Надо же!.. Поганое поле вона там, – Аня показала пальцем на лес за холмами. – Оно сто лет назад невесть отчего появилось. Всякая погань водится в тех краях, оттого и прозвали поганым. Края эти не все сплошь поле – и лес есть, и болота, и степи с пустынями. Но когда-то прозвали полем, да так оно и осталось.
– Какая погань там водится?
– Ну, Уроды, чудища всякие... – Аня сморщила веснушчатый лоб, почесала щеку. – Лешие и ведьмы... Всякая нечисть.
– Всякая нечисть, – повторил я.
Понятно, что интеллектом Аня не блещет, хоть и старается честно и развернуто отвечать на вопросы. Ей скучно, и она решила немного развлечься, общаясь с “глюканутым”. Если это занятие ей надоест, она найдет способ слиться. И тогда мне придется искать другой источник информации. Так что сильно давить или смеяться не стоит.
– Ну да, нечисть, погань – это ж одно и то же! Раньше границы Поля были километров на пятьдесят дальше отсюдова, а потом Поле внезапно разрослось, досюдова добралось. Несколько Посадов поглотило, пашни лесом и бурьяном поросли, даже дикие звери сбежали... Но ничего, до нашего священного Князьграда с Детинцем не дойдет, Чистая Дружина не позволит.
Я на секунду задумался. Итак, туземцы уверены, что живут в окружении Поганого Поля – своего рода зоны аномалий, где обитает “всякая погань” и “нечисть”. Что ж, тут есть логика. Те, кто зомбировал этих людей, – назовем их Рептилоидами, – внушили бедным подопытным, что они окружены сверхъестественными силами. Чтобы не сбежали, надо полагать.
Когда-то я смотрел похожий фильм, где небольшое селение людей находилось в середине глухого леса, и жители этого поселка были уверены, что лес кишит чудовищами. Поэтому никто из жителей, включая любопытных детишек и подростков, носа в лес лишний раз не совал. Таким образом селение сохраняло свою тайну и от внешнего мира, и от большинства собственных обитателей.
Задумавшись, я задрал голову, стал рассматривать потолок беседки. И вдруг заметил блестящий объектив камеры, выглядывающий в круглое отверстие в доске.
– А почему у вас камеры наблюдения? – спросил я шепотом, хотя понимал, что если беседка оснащена приборами слежения, они запишут самый тихий шепот. Собственно, засекреченная зона для незаконных экспериментов должна быть напичкана камерами и микрофонами, иначе как Рептилоидам наблюдать за испытуемыми? Интересно, как отреагирует Аня на мой вопрос?
– Ради безопасности, – не задумываясь, ответила комбайнерша. Заговорила как по бумажке. – Великая Сиберия находится в кольце врагов, жаждущих уничтожить последний оплот человечества. Эти камеры везде есть. Для нашего блага.
Я кивнул. Ага, мы такое слышали. Самый лучший способ заставить людей сплотиться и лишний раз не вякать – это постоянно твердить про кольцо врагов. С помощью этого кольца врагов разные штуки проворачивают – не хуже, чем с кольцом всевластья из известной эпопеи. Такая манипуляция очень эффективная, и если она засела глубоко в мозгах простых людей вроде Ани, ее оттуда не выбить никакими силами.
Забурчало в желудке. Я почувствовал, что проголодался.
– Какой сейчас год? – перевел я тему.
– Восемьдесят второй.
– Тысяча девятьсот восемьдесят второй?
Аня приподняла выцветшие брови.
– Не-е. Просто восемьдесят второй. От основания Вечной Сиберии.
Любопытно. Кое-что проясняется...
В глаз что-то попало, я заморгал, но мутное пятно, появившееся снизу на периферии поля зрения, долго не пропадало. Я потер глаза, и пятно наконец исчезло. На долю секунды показалось, что пятно похоже на какую-то букву или цифру...
– Значит, Вечная Сиберия, – сказал я, – это последний оплот человечества? И больше людей нигде нету?
– Нету. Ну, может, где-то в Поганом Поле и живут люди. Да только они не совсем люди-то.
– А кто?
– Полууроды. Мутанты.
– Понятно. А насколько велика Великая Сиберия?
– Велика, – оживилась Аня. – Западные Посады есть, Восточные, Северные. Много. Были еще и Южные, но их Поле поглотило. Я уж говорила тебе. А в центре Князьград с Детинцем – наша столица.
– Что, целый город?
– Огромный! Там столько тыщ народу живет, не сосчитать!
Я заинтересовался. Одно дело – устроить в тайге небольшое тайное поселение и совсем другое – отстроить целый город.
Хотя комбайнерше Ане и зачуханный провинциальный городишко покажется суперсовременной ультрастолицей.
Спрашивать, как выбраться из этого благодатного края, полного обшарпанных бараков, смысла нет. По мнению Ани бежать некуда, весь мир превратился в Поганое Поле, а Вечная Сиберия – единственный островок, где обретаются нормальные люди. И все остальные люди, которых я встречу, будут думать аналогично.
К тому же планировать бегство под прицелом камер видеонаблюдения – так себе идея.
– Скажи, Аня, – задушевно заговорил я, – что это за квесты такие, о которых столько разговоров?
– Квесты-то? Погружения в виртуальную реальность, что ж еще? – хмыкнула Аня, и у меня снова случился когнитивный диссонанс: комбайнерша Аня и виртуальная реальность – что-то плохо совместимое. – Можно в прошлое вернуться, можно в будущее улететь. Или вовсе в выдуманные миры, кому как нравится. Вот ты, видать, в прошлое отправился, к буржуям, верно?
– Как ты...
– Да это популярный квест. Я, правда, его не люблю. Люблю в сказочные миры, к феям, эльфам и гномикам... В прошлом мир был под властью буржуев – хапуг и эксплуататоров. Ничего хорошего от них миру не перепало. Но некоторым нравится в такой квест отправиться и жить как обычный житель того времени. Или необычный. Строить свой... как его... капитал. Глупости, конечно, но занятно.
Я глубокомысленно покивал. Знаю похожие экономические симуляторы и игры-стратегии – строишь дом или целое государство, интригуешь, торгуешь с другими игроками, наращиваешь капитал.