Картазаев вывернул одному руку и из его автомата уложил всех троих геллов. На всякий случай курок давил пальцем его хозяина. Мало ли. Возможно, в оружии какая блокировка предусмотрена.

А друзьям заявил:

— Вот такая штука, ребята. Нет нужды уничтожать "Гелион", потому что "Гелион" уже мертв. Гельминты жрут его изнутри.

Вдвоем с Мошонкиным они подняли Михаила и усадили за уцелевший пульт. Картазаев дал автору диск с "полями Бзилковского".

— Господи, это не что иное, как роутер между двумя реальностями! — воскликнул Михаил.

— Вызывай огонь на себя! Передай координаты на "Кобру" и "жалейку". Пусть бьют из всего, что есть.

Через минуту дело было сделано.

— Как бы отсюда смыться? — подумал вслух Картазаев.

— Можно телепорт открыть, — застенчиво предложил Михаил.

— А ты сможешь? Действуй!

Пальцы великого хакера забегали по значкам, висевшим в воздухе рядом с призрачным монитором. В тесной рубке запахло озоном, задул сильный ветер, и в воздухе разверзся портал, абсолютно черный внутри и всасывающий в себя различные мелкие предметы.

— Город на связи, но энергии мало, долго мне его не удержать! — крикнул Михаил, перекрикивая шум ветра.

Картазаев велел ему уходить, тот шагнул лишь по направлению к порталу, как ветер подхватил его и втянул внутрь, только ботинки мелькнули.

— Где профессор? — спохватился Картазаев.

Они с Мошонкиным, преодолевая сопротивление воздуха, устремились прочь от спасительного портала, и стали обшаривать полутемное помещение. Закатов нашелся под самодельной пирамидой из нескольких кресел. Понадобилось какое-то время, чтобы вытащить его оттуда. Профессор сопротивлялся. Наконец они подтащили его к порту и сунули ногами вперед. Следом Картазаев толкнул Мошонкина, шагнул и сам, откуда-то взялся тупой нос батискафа, в котором мелькнуло перекошенное лицо барона.

Порт не потянул батискаф и выплюнул последних не в реальность, а на белый пирс. Картазаев бежал по единственной улице, а его стремительно нагонял батискаф. Когда они поравнялись, Картазаев упал, пропуская его над собой. Тот прошел над ним в считанных сантиметрах, но не расплющил асфальтовым катом, хотя мог бы.

Подняв голову, Картазаев увидел идиллическую картинку, пастораль: крышка батискафа была откинута, барон сидел в изящной позе.

— Геллов больше нет! — сказал Картазаев.

— Врешь, геллы есть, раз я еще уцелел.

— Это не надолго.

— Наглец! Мне станет скучно, когда я тебя убью. Как впрочем, и все твое гнездо. Гельминтам надо что-то есть.

— Мое дело предупредить, — пожал плечами Картазаев, развернулся и пошел.

— Ты куда, человече? Ты ведь хочешь меня убить!

Не обращая внимания, полковник что-то искал. Барон слишком поздно понял, что именно.

— Стой! — закричал он, но полковник уже нырнул в щель между домами.

Батискаф подплыл вплотную к щели, за которой начинался проулок с продавленным асфальтом и сложенными поленницами черных гнилых коряг, за которыми уже исчезал Картазаев.

— Ты неудачно выбрал место, чтобы скрыться! Здесь с самого окончания войны живет "Тугер-88"-идеальная биомашина смерти! — крикнул Бклоу. — Будь настоящим мужчиной, выйди на честный бой!

— Кто сказал, что я настоящий мужчина? — откликнулся тот издалека сквозь хруст ветвей, через которые продирался. — Да и какой может быть честный бой между человеком и геллом? Так что, чтобы убить меня, тебе придется идти за мной.

Картазаев продирался через частокол сгнивших деревьев, торчавших из земли лишь по недоразуменью, и в голове проносились странные мысли. Сначала он долго вспоминал хоть какую-нибудь молитву, но кроме "Аллах Акбар!" ничего на ум не приходило. Потом припомнились дурацкие стишки Нила, которые любил цитировать профессор Закатов. Что-то про маленького мальчика, играющего на берегу пруда и счастливо размышляющего, что когда он станет старым и помрет, то вернется поиграть на этот залитый теплым солнышком бережок. Он проговаривал дурацкий стих вслух, и отдельные слова вырвались из запыхавшихся легких с хрипом:

— Я. Вернусь. Поиграть. На. Белый. Берег.

Только вроде там вместо "Белый" было другое. Теплый? Песчаный? Лингвистические изыскания прервал короткий яростный вой. Зверь проснулся. Идти стало труднее. Во-первых, шаги стали короче. Во-вторых: ноги совсем не шли.

— Давай, вперед! Люди в войну доты закрывали! — подбадривал себя Картазаев.

Он слышал Бклоу, пробирающегося следом, но барон благоразумно отстал. Предпочитал, чтобы "Тугер" его сожрал. Зверь опять рыкнул. Хрипло. Болеет, наверное, столько не жрал. Картазаев подумал о нем с сочувствием. Следующий рык прозвучал мягче. Совпадение? Или он читает мысли? Бклоу говорил, что это идеальная биомашина смерти. Может, геллы наделили ее телепатией? Появился крохотный шанс обмануть смерть. Картазаев подумал о звере как мог хорошо. Сидит бедный никому не нужный "Тугер" и страдает. Никто не дает бедному "Тугеру" съесть себя. Прозвучавший рык сделался совсем слабым. Воодушевленный, Картазаев продолжал заниматься самоистязанием. Он карабкался по крутому земляному склону и жалел бедное животное. Одинокое. Одинокая тварь!

"Тугер" заревел с новой силой. Никто тебя не любит, исправился Картазаев. Никто тебя не любит! Подумал он вновь. "Тугер" молчал! Он про любовь ждет, понял Картазаев. Полковник мысленно развивал тему неразделенной любви, как биомашина по-своему любит своих жертв, но никто из них не догадался ответить взаимностью.

О любви и взаимности думать становилось тяжело: вокруг стоял смрад. Если поначалу чувствовался лишь легкий запашок от чего-то протухшего, то теперь стало нечем дышать. Ничего мы потерпим, мы не бароны, решил Картазаев, продолжая карабкаться вверх по склону. Стали попадаться останки людей и животных. Полуобглоданные кости с остатками гниющих мышц. Бедное животное должно жить посреди всей этой падали, какая жалось. Неизвестно, сколько продолжалось это сумасшествие, Картазаев уже любил биомашину. И даже готов был жениться. При условии, что у нее есть российский паспорт. Люди за деньги на старухах женятся, а он на звере. И не за деньги, а за жизнь. За саму возможность дышать, пить простую воду без газа — чистую хрустальную воду. Жидкость из крана. Наливать в пропотелый стакан и пить. Картазаев уже не шел, а переползал на отвесном склоне с ветки на ветку как коростель. "Тугер" рычал совсем рядышком. Была возможность прошмыгнуть мимо усыпленного зверя, предоставив барону насладиться встречей всерьез. Была.

На самой верхушке перевала, на самом пике Коммунизма, под рукой предательски треснула сухая ветка и с криком "Б…!" полковник полетел вниз. Пытаясь схватить за деревца, он растопырил руки, но вместо замедления падения получил пнем по лбу, куда-то кувыркнулся, через что-то перелетел, где-то бежал, где-то катился вновь, потом обо что-то так приложился, что из глаз посыпались искры. Потом вроде опять бежал, но это помнил уже смутно. Когда все кончилось, он лежал на самом дне оврага, побитый, в изорванной одежде, а прямо над ним вздымался и опадал огромный бок. Бочище. Короткая густая шерсть торчала иглами.

Картазаев осторожно повернул голову, стараясь не шуметь, и увидел зверя целиком. "Тугер-88" имел длину около ста метров(88, надо было в название вникать, дубина, доблестные геллские ученые просто так названиями не раскидываются).

Шерсть покрывала только спину, рыхлый зад и ноги оставались голыми, напоминая безобразно раздувшийся конский круп. И пахли примерно также. "Тугер" недовольно заурчал. Нет, нет, нормально пахнешь, поправился Картазаев.

Так как зверь не шевелился, Картазаев, стараясь производить как можно меньше шума, обполз голову чудовища, покрытую длинной спутанной гривой. И остановился пораженный. У зверя было вымя! Самка! Женщина! Лицо "Тугера" тоже частично напоминало человечье и от этого выглядело еще страшнее. Картазаев содрогнулся, и это не укрылось от внимания монстра. Зверь открыл глаза, и полковник едва не шарахнулся назад, столько в них было ослепительной затмившей разум боли.