Она как-то судорожно вздохнула. Чувствовалось, что она на грани, вот-вот, и признается в чем-то. Я очень мягко, осторожно поддавил:
— Ну что вы, Лена? Не стесняйтесь, скажите, ведь легче будет!..
Эти несложные слова прорвали плотину. Она еще раз длинно, прерывисто вздохнула, как пловец, которому предстоит прыжок в холодную воду… и поведала мне то, от чего я обомлел.
Оказалось, что этот чертов женишок преследует, изводит ее, а она, дура, по слабости душевной потворствует ему, тайком выходит из лагеря, они встречаются в поселке. Но это бы еще полбеды, а беда, в осознании Елены, подступила вчера. Жених стал настойчиво рваться сюда, в лагерь, причем нелегально.
Вообще говоря, вход посторонним в лагерь был запрещен, и территория была обнесена вполне прочным забором, хотя при желании, конечно, пройти было можно, ну примерно, как меня пропустила в «Зорьку» бабушка-вахтер, но жених-то именно хотел проникнуть незаконно, чем и парил мозги Елене.
В заборе, огораживающем лагерь, были две резервные калитки — так, на всякий случай. Запертые, естественно. А ключи хранились у Оксаны. Так вот, неугомонный дрыщ начал активную осаду той, которую он продолжал считать своей невестой: он напористо заговорил о том, что ему надо бы проникнуть сюда, в лагерь, так, чтобы никто этого не видел. Через одну из калиток. Он вынес «невесте» все мозги требованием похитить ключи и открыть ему путь в лагерь, причем именно так, чтобы никто не видел.
— Зачем?.. — изумился я.
— Ну… он говорит, что хочет написать репортаж для какой-то газеты. Повседневная жизнь подмосковного лагеря… как-то так. Говорит, что сделает из этого сенсацию.
— Поверили?
От этого вопроса товарищ Пупс скисла.
— Не поверили, — сказал я сурово.
Она захлюпала носом и приготовилась плакать.
— Ну-ну, Лена. Не надо слез, давайте уж доберемся до правды.
— Я не знаю, — всхлипнула она, — правда это, не правда…
И вслед за тем она сказала такое, от чего у меня… ну, если волосы на голове не зашевелились, то обалдел я точно.
— Подожди, подожди, Елена Анатольевна… — забормотал я ошарашенно. — Но это же… так он же просто редкая сволочь!
— Не знаю, — еле слышно прошептала она.
— Ну, дела…
А услышал я следующее.
Давно уже, примерно с полгода назад, Елена услышала от своего горе-ухажера историю его скотского подвига, а рассказал он это в пьяном виде. У него, дескать, каким-то образом и непонятно зачем очутилось импортное слабительное, не то французское, не то бельгийское, необычайно эффективное. И он с помощью этого препарата подло мстит людям, которые ему чем-то насолили, или же просто чем-то не понравились. Вот так — не понравился ты этому интеллектуалу, и он тут же затаил злобу, ищет случая отомстить. А мстит тем, что подбрасывает это сильнодействующее средство в еду или питье: чай, кофе… Оно без вкуса, без запаха, и даже без цвета, такие кристаллики вроде поваренной соли, разве что покрупнее. Достаточно одной щепотки, чтобы вызвать сильнейшую перистальтику кишечника…
— Такое дристалово откроется! Сутки с унитаза не слезет!.. — пьяно хохотал негодяй.
Здесь, видимо, отвращение нарисовалось на лице девушки, потому что влюбленный мерзавец тут же сменил тактику, принужденно рассмеялся и стал говорить, что это он пошутил, конечно.
— А ты и поверила?.. Ха! — и потом съехал на другую тему.
— Но он не шутил, — уныло призналась Пупс. — Я его знаю. Когда он искренне говорит, а когда врет, я легко различаю. Он мне даже баночку с препаратом показал. Красивая такая пластмассовая баночка с винтовой крышкой, белая с темно-синим. Потом он, конечно, говорил, что это просто так, тоже часть шутки, но…
— Да уж. А чего ж ты с ним до сих пор путаешься, с таким упырем?
Она виновато ссутулилась, зашмыгала носом.
— Ну понятно, — произнес я, но получив ответа. — Любовь зла, полюбишь и козла… В самом деле, чего на свете не бывает. Ну а сюда-то он зачем рвется?
Елена помялась и тихо, словно боясь повысить голос, призналась, что сильно подозревает: паршивец хочет проникнуть в лагерь, чтобы незаметно подбросить этот препарат в пищу игрокам. Естественно, чтобы отомстить мне!
Услыхав это, я даже не удивился. Теоретически это вполне возможно при нашей системе, а теперь зная про пакостный разум этого говнюка…
— Ладно. И как вы с ним договорились?
Совсем тихо она призналась, что все-таки он вымутил у нее обещание открыть калитку. И она незаметно прихватила ключ.
— Но я бы не позволила ему ничего сделать! — поспешила признаться она. — Если бы я только заметила, что он собирается такое сотворить, я бы сразу в него вцепилась, крик бы на весь лагерь подняла!
— Ладно, теперь не придется поднимать. Сделаем все тихо. Интеллигентно. Но твердо. Как вы с ним договорились?
Она посмотрела на свои часики:
— Через полчаса должен подойти.
— Ну, значит, делаем так…
Спустя полчаса Пупс подходила к калитке, расположенной в таком укромном месте, где вообще мало кто ходил, и тропинка еле просматривалась в траве. Приятно пахло летним лесом, разнотравьем, и вообще здесь было чудесно… но мне сейчас было не до красот. Я удачно затаился за углом небольшого кирпичного здания, какого-то хозяйственного склада, что ли, напряженно вслушиваясь в безмятежную лесную тишину.
Сначала я не слышал ничего, затем невнятные голоса, затем ржавый скрип. Голоса стали четче.
— Так как ты собираешься делать свой репортаж?.. — женский.
— Потом объясню, — нетерпеливый мужской. — Здесь никого нет?
— Почему никого? Вот ты, вот я.
Ишь ты! Умеет подколоть.
— Не надо ерунды! — раздражился мужчина. — Времени нет.
— Я не пойму, что тебя конкретно интересует?
Возникла небольшая пауза. Потом мужской голос сказал:
— Где у вас тут администрация. Столовая…
— Зачем тебе столовая⁈
— Я же сказал — потом объясню!..
Потом объяснять не пришлось. Услыхав про столовую, я не смог сдержать гнева. Вот же паскуда!
Выйдя из-за угла сарая, я увидел, что дохляк стоит спиной ко мне — в джинсах, в легкой серой ветровке, девушку из-за него было почти не видно.
— Ну идем, — велел он ей.
— Пока стоим, — негромко сказал я.
Он резко развернулся. Лицо исказилось такой гримасой, что не понять, какая именно это эмоция. Смесь злобы, страха, гнева.
— А-а… — проскрипел он. — Это вы! Великий тренер⁈
— Великий, не великий, но тренер. А ты — гнида.
Он стоял молча, губы подергивались. Видимо, хотел родить что-то язвительное, чтобы сразить словом наповал, но ничего не рожалось. Я решил ему помочь:
— Ну что? Штаны попортил? Стирать будешь или сразу выбросишь?
Каюсь, на утонченный юмор у меня не хватило запасов эрудиции.
Он вдруг повернулся к девушке.
— Это ты его привела⁈ — злобно слетело с его языка. — Тварь! Сука!
И не владея собой, он замахнулся.
Я, конечно, с самого начала планировал применить легкое насилие, безопасное для здоровья, очень аккуратное, но болезненное, чтобы этот уродец надолго запомнил, чего не надо делать на этом свете. Но когда он замахнулся на женщину, все мои благоразумные планы полетели кувырком.
Вот гад!
Я бросился вперед и по-хоккейному, толчком плеча сбил его с ног. Он вскочил, весь в немощной ярости, и я четко, со злостью врезал ему правым хуком в подбородок, в самую точку, от чего в башке вспыхивают призрачные гирлянды и мир начинает вертеться веселой каруселью.
— Иван Сергеич! — в ужасе взвизгнула Пупс, — вы же его убьете!
— Не боись, Елена Анатольевна, говно не тонет!
Террорист-отравитель лежал на траве с таким выражением лица, будто ему показывали загадочные волшебные картинки, а он не понимал, о чем они. Я не побрезговал встряхнуть его, пройтись по карманам, левая рука нащупала что-то выпуклое…
И я вытащил из кармана красивый бело-синий пластмассовый флакончик с надписями на незнакомом языке.
— Этот? — я показал пузырек Елене.