– Что ты имеешь в виду?

– Это люди, которые чем-то помешали ему, Мер. Сочувствующие повстанцам, имевшие неосторожность высказаться где-то вслух, какой он тиран. Осуждение будут показывать по всем каналам. Люди, которых они пытаются запугать, увидят и расскажут остальным, что бывает с теми, кто пытается идти против короля. Это все не просто так.

Я выдернула руку и прошипела ему в лицо:

– Ты здесь почти столько же, сколько и я. За все это время ты хоть раз отказался исполнить хотя бы один приказ?

Он задумался:

– Нет, но…

– Тогда не тебе меня судить. Если для него ничего не стоит бросить своих врагов в тюрьму безо всяких на то оснований, что, по-твоему, он сделает со мной? Он меня ненавидит!

Взгляд Аспена сделался умоляющим.

– Мер, я понимаю, что тебе страшно, но ты ведь…

Я вскинула руку:

– Делай свое дело. Веди меня вниз.

Он сглотнул, устремил взгляд прямо перед собой и протянул мне руку. Я вцепилась в нее, и мы двинулись дальше в молчании.

На полпути к лестнице, когда до нас начали доноситься голоса, он снова заговорил:

– Я всегда задавался вопросом, удалось ли им изменить тебя.

Я ничего не ответила. Да и что я могла ответить?

В вестибюле уже ждали остальные девушки. Они с отсутствующим видом шевелили губами, повторяя свои слова. Я отпустила руку Аспена и подошла к ним.

Элиза успела прожужжать нам все уши о своем наряде, так что у меня было такое чувство, как будто я уже видела его. Кремовое с золотом платье без рукавов плотно облегало ее точеную фигурку, а золотые перчатки выглядели исключительно эффектно. Темные драгоценные камни, подарок Максона, подчеркивали красоту гладких блестящих волос и темных глаз.

Крисс снова умудрилась выглядеть олицетворением всего царственного, при этом впечатление создавалось такое, словно ей это ровным счетом ничего не стоило. Ее приталенное платье ниспадало до полу каскадом пышных юбок. Подаренные Максоном серьги и колье переливались в ушах и на шее, изящно округлые и безупречные. На мгновение я даже расстроилась, что мои собственные украшения выглядят так скромно.

Что же касается платья Селесты… его определенно невозможно было забыть. Глубокое декольте, пожалуй, было несколько более откровенным, чем подобало случаю. Она перехватила мой взгляд и, сложив губы уточкой, зазывно повела плечами.

Я засмеялась и приложила ладонь ко лбу. К горлу подкатила тошнота, и я сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.

Селеста подошла ко мне, взмахивая оливковой ветвью в такт каждому шагу:

– Что случилось?

– Ничего. Просто мне как-то нехорошо.

– Не вздумай блевать, – предупредила она. – В особенности на меня.

– Не бойся, не буду, – заверила ее я.

– Кто тут собирается блевать? – немедленно вскинулась Крисс и поспешила к нам, следом подтянулась и Элиза.

– Никто, – отрезала я. – Я просто устала, вот и все.

– Скоро все закончится, – ободрила меня Крисс.

«Это никогда не закончится», – мрачно подумала я. Потом обвела взглядом их лица. Они поспешили поддержать меня. Поступила бы я так же на их месте? Кто знает…

– Вы действительно сделаете это со спокойной душой? – спросила я.

Они принялись переглядываться, потом уставились в пол, но ни одна не ответила.

– Так давайте откажемся, – предложила я.

– Откажемся? – переспросила Крисс. – Америка, это традиция. Мы обязаны это сделать.

– Нет, не обязаны. Мы можем сговориться и не делать.

– И каким же образом? Откажемся входить туда? – поинтересовалась Селеста.

– Ну, например, – кивнула я.

– Ты хочешь, чтобы мы пошли туда и ничего не делали? – В голосе Элизы звучал настоящий ужас.

– Я пока еще не продумывала, как поступить. Просто чувствую, что это плохая идея.

Крисс явно всерьез задумалась.

– Это ловушка! – возмутилась Элиза.

– Что?!

Как она могла прийти к такому выводу?

– Она идет самой последней. Если мы все откажемся, а она потом сделает все, что требуется, то будет выглядеть послушной, а мы на ее фоне – идиотками. – Элиза воинственно тряхнула своей ветвью.

– Америка? – с осуждением посмотрела на меня Крисс.

– Нет, клянусь вам, я вовсе не собиралась так поступать!

– Девушки! – послышался укоризненный голос Сильвии. – Вы нервничаете, я все понимаю, но это же не причина кричать. – Она в упор посмотрела на нас, и мы все переглянулись. Каждая решала, соглашаться со мной или нет. – Так, – начала Сильвия. – Элиза, ты идешь первой, как мы и тренировались. Селеста и Крисс следом, а Америка пойдет последней. Пройдете по красной дорожке с ветвью в руках и положите ее к ногам короля. Потом вернетесь и займете свои места. Король произнесет небольшую приветственную речь, и церемония начнется.

Она подошла к небольшому ящичку на подставке и развернула его к себе. Это оказался монитор, на котором показывали все, что происходило в Главном зале. Выглядел он очень величественно. Красные ковровые дорожки разделяли пространство на места для прессы и гостей; четыре кресла были отведены для нас. В глубине зала возвышались три трона, предназначенные для королевской семьи.

На наших глазах парадные двери распахнулись, и в зал под приветственные аплодисменты и гром фанфар вступили король, королева и Максон. Когда они расселись по местам, музыка замедлилась и стала более торжественной.

– Так, теперь ваша очередь. Выше головы! – велела Сильвия.

Элиза бросила на меня многозначительный взгляд и направилась к входу в зал.

Защелкали сотни камер, снимая ее вступление в зал. Их щелчки сливались в странный рваный ритм. Элиза, впрочем, держалась отлично, как все мы могли видеть на мониторе. Селеста поправила прическу и двинулась за ней. Следом по проходу пошла Крисс. Ее улыбка выглядела совершенно искренней и непринужденной.

– Америка! – шепнула Сильвия. – Твоя очередь.

Я попыталась выкинуть из головы тревожные мысли и сосредоточиться на положительных сторонах, но поняла, что не могу найти ни одной. Мне казалось, что, если я обреку человека на незаслуженно жестокое наказание и тем самым дам королю то, чего он хотел, я убью в себе что-то очень важное.

Вновь защелкали камеры и засверкали вспышки. Под восхищенный шепот зрителей я медленно двинулась к возвышению, на котором сидела королевская семья. Я почувствовала на себе взгляд Максона. Он был сама невозмутимость. Что это – многолетняя выучка или искренняя радость? Он смотрел на меня ободряюще, но я была уверена, что моя тревога от него не укрылась. Я увидела пустое место, куда мне надлежало положить оливковую ветвь и, сделав книксен, опустила ее у ног короля, демонстративно глядя куда угодно, только не на него.

Как только я уселась на свое место, музыка стихла. Король Кларксон поднялся и вышел вперед, на край сцены, где полукругом лежали наши оливковые ветви.

– Дамы и господа Иллеа, сегодня четыре оставшиеся прекрасные участницы Отбора предстали перед нами, чтобы доказать свою преданность закону. Наши великие законы – это то, что объединяет нашу нацию, залог мира, которым мы так долго наслаждались.

«Мира? – подумала я. – Ты это серьезно?»

– Пройдет совсем немного времени, и одна из этих юных девушек предстанет перед вами уже в образе не простолюдинки, но принцессы. В качестве члена королевской семьи ее обязанностью будет заботиться о торжестве справедливости не ради собственной выгоды, но ради всеобщего блага.

И как мне теперь быть?

– Прошу вас вместе со мной поаплодировать их смиренной готовности подчиняться закону и бескомпромиссной решимости добиваться его торжества!

Король захлопал в ладоши, и весь зал взорвался аплодисментами. Они не смолкли, даже когда он вернулся на свое место. Я покосилась на других девушек. Хорошо было видно лишь лицо Крисс. Она пожала плечами и слабо улыбнулась мне, прежде чем вновь повернуть голову прямо и подняться в полный рост.

Гвардеец, стоявший у дверей, провозгласил:

– Мы вызываем предстать перед его величеством королем Кларксоном, ее величеством королевой Эмберли и его королевским высочеством принцем Максоном преступника Джейкоба Диггера.