– Я во всем этом участвую, Аспен. Я не могла остаться отсиживаться во дворце. И потом, со мной же ничего страшного не случилось. И этим я обязана тебе. Ты спас мне жизнь.

– Если бы я действовал недостаточно быстро, а Максон не сообразил переправить тебя через стену, ты сейчас была бы чьей-нибудь заложницей. По моей милости ты чуть не погибла. И Максон тоже. – Он покачал головой, глядя в пол. – Ты представляешь, что было бы со мной и Эйвери, если бы вы не вернулись во дворец? А что случилось бы со мной, если бы… – Он умолк, похоже, пытаясь унять душившие его слезы. – Если бы мы не нашли тебя? – Аспен взглянул мне в глаза, в самую глубину моей души. В его взгляде была неприкрытая боль.

– Но нашли же. Нашли, защитили и оказали медицинскую помощь. Вы все просто молодцы. – Я погладила Аспена по спине, пытаясь утешить.

– Я понял, Мер, что, как бы все ни сложилось дальше… между мной и тобой всегда будет связь. Я никогда не перестану беспокоиться за тебя. Никогда не потеряю интерес к тому, что с тобой происходит. Ты всегда будешь важным человеком в моей жизни.

Я просунула руку ему под локоть и положила голову на плечо:

– Я понимаю, о чем ты говоришь.

Мы сидели так довольно долго. Должно быть, Аспен был занят точно тем же, чем и я: перебирал в памяти все подробности нашей истории. Как мы избегали друг друга в детстве, как не могли наглядеться друг на друга, когда стали старше, наши встречи украдкой в домике на дереве – все то, что сделало нас теми, кем мы были.

– Америка, мне нужно кое-что тебе сказать. – Я подняла голову, и Аспен повернулся ко мне лицом, осторожно держа за плечи. – Когда я говорил, что буду любить тебя всю жизнь, я действительно так думал. И я… я…

Он не смог заставить себя произнести эти слова вслух, и, по правде говоря, я была этому рада. Да, мы с ним были связаны друг с другом навсегда, но больше не были теми двумя, кто прятался от всех в домике на дереве.

Он издал слабый смешок:

– Пожалуй, мне нужно немного поспать. Я уже просто ничего не соображаю.

– Не ты один. А обдумать нам нужно многое.

Он кивнул:

– Послушай, Мер, повторения не будет. Ни помогать Максону в очередной рискованной вылазке, ни выводить тебя ночью за пределы дворца я больше не стану, не рассчитывай.

– Да я не уверена, что даже от этой вылазки был какой-то толк. Вряд ли Максон захочет предпринять что-то подобное снова.

– Вот и славно. – Аспен поднялся, взял мою руку и поднес к губам. – Миледи, – произнес он шутливым тоном.

Я улыбнулась и слабо сжала его ладонь. Он ответил тем же. Мы держались за руки, и, сжимая пальцы все крепче и крепче, я поняла, что скоро я должна буду отпустить его. Должна перестать цепляться за него.

Я заглянула в его глаза и почувствовала, как к горлу подступили слезы. Как же я скажу тебе «прощай»?

Аспен провел большим пальцем по тыльной стороне моей ладони и бережно положил ее на мои колени. Потом наклонился и поцеловал меня в макушку:

– Не переживай. Завтра я забегу к тебе.

За ужином я подала Максону условный знак, потянув себя за ухо, так что он знал, что я буду его ждать. Я сидела перед зеркалом. Минуты тянулись невыносимо долго. Мэри расчесывала мои волосы, что-то монотонно мурлыча себе под нос. Кажется, я однажды играла эту мелодию на чьей-то свадьбе. Когда меня только выбрали для участия в Отборе, мне отчаянно хотелось вернуться к той жизни. К миру музыки, который я любила всегда.

Но, по правде говоря, рассчитывать на это не стоило. Какой бы путь я ни избрала для себя теперь, музицировать я буду разве что на вечеринках для развлечения гостей или на досуге для души.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале и вдруг поняла, что, вопреки ожиданиям, не жалею об этом. Мне будет не хватать музыки, но теперь она была для меня лишь частью жизни, а не всем, как прежде. Каков бы ни был исход Отбора, передо мной откроются другие возможности.

Я не желала больше ограничиваться рамками моей касты.

Негромкий стук в дверь оторвал меня от размышлений, и Мэри пошла открывать.

– Добрый вечер, – приветствовал ее Максон.

Наши глаза на мгновение встретились, и я вновь задалась вопросом, видит ли он в них мои чувства к нему, являются ли они для него чем-то столь же несомненным, как для меня самой.

– Ваше высочество, – негромко сказала Мэри, сделала книксен и собралась уже уйти, но Максон жестом остановил ее:

– Прости, но я не помню, как тебя зовут.

Она недоуменно посмотрела на него, затем на меня, затем снова на него:

– Мэри, ваше высочество.

– Значит, Мэри. С Энн мы познакомились прошлой ночью. – Он кивнул Энн. – А ты?

– Люси, – произнесла она совсем тихо, но я различила в голосе Люси гордость за то, что ее присутствие заметили.

– Прекрасно. Энн, Мэри и Люси. Приятно наконец-то познакомиться с вами по-настоящему. Уверен, Энн посвятила вас в события прошлой ночи, чтобы вы могли оказать леди Америке всю возможную помощь. Я хочу поблагодарить вас за вашу преданность и умение держать язык за зубами. – Он устремил взгляд на каждую по очереди. – Я понимаю, что поставил вас в уязвимое положение, поэтому, если у кого-нибудь возникнут вопросы относительно того, что произошло, переадресуйте их прямо мне. Это было мое решение, и вы не должны нести ответственность за его последствия.

– Спасибо вам, ваше высочество, – сказала Люси.

Я всегда подозревала, что мои горничные очень преданы Максону, но сегодня поняла, что это не обычная исполнительность. Раньше мне казалось, что верность королю превыше всего, но теперь я усомнилась в этом. Я все больше и больше убеждалась в том, что народ предпочитает королю его сына.

Возможно, не мне одной методы Кларксона казались жестокими, а образ мыслей – бесчеловечным. Возможно, не только повстанцы готовы были выступить на стороне Максона. Не исключено, что были в стране и другие люди, желающие большего.

Служанки одна за другой присели и вышли, оставив Максона стоять рядом со мной.

– С чего это ты вдруг? Решил узнать их имена, я имею в виду?..

– Вчера ночью, – вздохнул он, – когда офицер Леджер упомянул имя Энн, а я не понял, кто это такая… В общем, мне было неловко. Разве я не должен был знать людей, которые заботятся о тебе, лучше, чем совершенно чужой гвардеец?

Не такой уж он был и чужой.

– По правде говоря, служанки только и делают, что сплетничают о гвардейцах. Я не удивлюсь, если гвардейцы ведут себя точно так же.

– Это ничего не меняет. Они находятся рядом с тобой каждый день. Я давным-давно должен был выучить, как их зовут.

Я улыбнулась этим доводам и поднялась, хотя Максона, судя по всему, это крайне обеспокоило.

– Я в полном порядке, – заверила его я, опираясь на протянутую руку.

– Тебя только вчера ранили, если я ничего не путаю. Как мне не беспокоиться?

– Ранение было не серьезное. Меня только задело.

– Все равно. Я теперь не скоро забуду твои сдавленные крики, когда Энн тебя зашивала. Идем, тебе нужно лечь.

Максон подвел меня к постели, и я забралась под одеяло. Он заботливо подоткнул края, потом прилег рядом. Я ждала, что он скажет что-нибудь о событиях прошлой ночи или предупредит о грядущем разоблачении, но он ничего не сказал. Просто лежал молча, перебирая мои волосы и время от времени касаясь моей щеки кончиками пальцев.

У меня было такое чувство, что во всем мире не осталось больше никого. Только я и он.

– Если бы что-нибудь случилось…

– Но не случилось же.

Максон закатил глаза, и голос его стал серьезным.

– Еще как случилось! Ты едва не истекла кровью. Мы могли не найти тебя на улицах.

– Послушай, я не жалею о своем выборе, – сказала я, пытаясь успокоить его. – Я сама хотела пойти и услышать все своими ушами. И потом, я не могла опустить тебя одного.

– О чем мы вообще только думали, когда поехали в город на дворцовом грузовике в сопровождении всего двух гвардейцев. Там были повстанцы! С каких пор они разгуливают по городу в открытую? И откуда у них оружие? Я чувствую себя глупым и беспомощным. С каждым днем я теряю свою страну, а ведь я люблю ее. Я едва не потерял тебя, а я… – Максон осекся; досада в его взгляде уступила место какому-то новому выражению. Он снова коснулся моей щеки. – Вчера ночью ты говорила что-то… насчет любви.