Интересно, что он хранил в госпитальном крыле?
– Я шла в сад. Пытаюсь понять, очень большую глупость я сделала или нет.
Максон, похоже, с трудом держался на ногах.
– О, могу тебя заверить: еще какую большую!
– Тебе помочь?
– Нет, – ответил он поспешно, избегая смотреть мне в глаза. – Я иду к себе в комнату. Советую тебе сделать то же самое.
– Максон. – Тихая мольба в моем голосе заставила его взглянуть на меня. – Прости. Я была вне себя от ярости и хотела… не знаю даже, чего именно. И потом, это ведь ты сказал, что в том, чтобы быть Единицей, есть свои плюсы, что ты можешь что-то изменить.
Он закатил глаза:
– Ты не Единица. – Повисло молчание. – Но даже если бы ты ею и была, неужели ты не заметила, как я решаю проблемы? Потихоньку и помаленьку. Пока что по-другому никак. Глупо было прийти на телевидение с жалобами на то, как устроена жизнь в стране, и ожидать, что мой отец, да и кто угодно другой, тебя поддержит.
– Прости! – воскликнула я. – Прости, пожалуйста.
Он немного помолчал.
– Я не уверен, что…
До нас донеслись крики. Максон развернулся и зашагал по коридору, а я поспешила следом, пытаясь понять, что за шум. Кто-то дрался? Очутившись ближе к выходу в сад, мы увидели, как туда хлынули гвардейцы.
– Тревога! – закричал кто-то. – Они прорвались за ворота!
– Оружие на изготовку! – скомандовал еще кто-то, перекрывая гвалт.
– Известите короля!
И тут, точно рой пчел, в холл влетели какие-то маленькие предметы. Один из гвардейцев упал навзничь, с тошнотворным треском ударившись головой о мраморный пол. При виде крови, хлынувшей у него из груди, я закричала.
Максон инстинктивно потянул меня прочь, но не слишком проворно. Наверное, он тоже пребывал в состоянии шока.
– Ваше высочество! – заорал один из гвардейцев, бросаясь к нам. – Вы должны немедленно спуститься в подвал!
Он бесцеремонно развернул Максона и подтолкнул в направлении убежища. Максон вскрикнул и снова выронил металлическую коробку. Я бросила взгляд на руку гвардейца, ожидая увидеть, что он всадил Максону нож в спину. Однако, кроме массивного оловянного кольца на большом пальце, ничего не разглядела. Я взяла коробку за ручку, надеясь, что после падения внутри все осталось в целости, и бросилась бежать туда, куда тащил нас гвардеец.
– Я не дойду, – выдохнул Максон.
Я обернулась и увидела, что он весь в испарине. С ним явно что-то было не так.
– Дойдете, сир, – сурово сказал гвардеец. – Сюда, пожалуйста.
Он потащил Максона за угол, за которым, казалось, был тупик. Я уже совсем было решила, что он собрался бросить нас там, как гвардеец нажал на какую-то кнопку, и в стене открылась очередная потайная дверь. За ней было так темно, что я не видела, куда мы идем, но Максон без колебаний нырнул внутрь, пригнув голову.
– Сообщите моей матери, что мы с Америкой в безопасности. Прямо сейчас, – велел он.
– Непременно, сир. Я лично за вами вернусь, когда все закончится.
Завыла сирена. Я очень надеялась, что всем хватит времени добежать до убежищ.
Максон кивнул, и дверь закрылась, оставив нас в полной темноте. Люк прилегал так плотно, что внутри не было слышно даже воя сирены. Максон нашарил выключатель, и через миг наше укрытие озарил тусклый свет. Я принялась озираться по сторонам.
На стене висело несколько полок с темными пластиковыми упаковками и еще одна с аккуратно сложенными тонкими одеялами. Посередине крохотной комнатушки стояла деревянная скамья. На ней могли разместиться человека четыре. В углу напротив имелась небольшая раковина и грубое подобие туалета. В одну стену вбили несколько крючков, но сейчас на них ничего не висело. В воздухе стоял запах металла, из которого, по-видимому, были сделаны стены.
– По крайней мере, с укрытием нам повезло, – заметил Максон и поковылял к скамье.
– Что с тобой?
– Ничего, – негромко ответил он и почти упал на сиденье.
Я опустилась рядом, поставила металлическую коробку на скамью и снова оглядела комнатку.
– Я правильно догадалась, что на этот раз нападающие – южане?
Максон кивнул. Я попыталась дышать размеренно и стереть то, что я только что видела, из памяти. Выживет ли тот раненый гвардеец? Можно ли вообще выжить после такого?
Я задумалась, насколько глубоко повстанцам удалось проникнуть во дворец за то время, пока мы добирались до убежища. Успела ли сработать сирена?
– Мы здесь в безопасности?
– Да. Это одно из укрытий для слуг. Если нападение застигает их в кухне или в складских помещениях, там им и так ничего не грозит. А вот те, кто в это время занят работами во дворце, могут и не успеть спуститься. Это укрытие не такое надежное, как большое убежище для королевской семьи, к тому же тамошние запасы позволяют продержаться довольно длительное время, но на крайний случай и это тоже сойдет.
– Повстанцы знают про убежища?
– Не исключено. – Максон попытался распрямиться и поморщился. – Но если в убежище кто-то есть, попасть в него они не смогут. Способов выбраться всего три. Дверь можно открыть специальным ключом снаружи, можно – изнутри. – Максон похлопал себя по карману, намекая, что мы и сами можем выбраться из нашего укрытия, если что. – Или придется ждать два дня. Потом двери автоматически разблокируются. После того как опасность минует, охрана обычно проверяет все укрытия. Но всегда существует шанс пропустить одно из них, и без механизма отсроченной разблокировки какой-нибудь бедняга мог бы застрять в убежище навечно.
На то, чтобы произнести все это, у него ушло какое-то время. У Максона явно что-то болело, но мне показалось, что рассказом он пытается отвлечься от боли. Он наклонился вперед и зашипел.
– Максон?
– Все… не могу… не могу больше терпеть. Америка, ты не поможешь мне снять пиджак?
Он протянул руку, и я бросилась нему. Максон опустился на скамью и принялся расстегивать пуговицы. Я пришла ему на помощь, но он вдруг перехватил мои руки.
– Опыт показал, что ты неважно умеешь хранить секреты. Но этот секрет должен уйти в могилу вместе с тобой. И со мной. Ты меня поняла?
Я кивнула, хотя не до конца понимала, что он имеет в виду. Максон отпустил мои руки, и я медленно расстегнула на нем рубашку. Интересно, он когда-нибудь рисовал эту сцену в своем воображении? Должна признаться, я рисовала. В ночь после хеллоуинского бала я лежала в постели и воображала в мыслях именно этот миг нашего будущего. Вот только в моих мечтах все выглядело совершенно иначе. И все равно по спине побежали мурашки.
Хоть я и была музыкантом, но росла в семье художников. Как-то раз я видела древнюю скульптуру. Она изображала атлета, бросающего диск. Тогда я еще подумала, что создать такое совершенное тело под силу только гениальному художнику. Мускулатура на груди Максона не уступала ни одному произведению искусства.
Впрочем, все эти мысли мгновенно вылетели, как только я попыталась спустить рубашку у него со спины. Она прилипла к коже и не желала поддаваться.
– Полегче, – прошипел он.
Я кивнула и зашла сзади, чтобы попробовать оттуда.
Ткань на спине была вся пропитана кровью.
Я ахнула, на мгновение окаменев. Но потом, чувствуя, что Максону это неприятно, стряхнула с себя оцепенение и принялась за дело. Когда рубашку удалось снять, я накинула ее на один из крючков, воспользовавшись этой секундной передышкой, чтобы вернуть самообладание.
Взяв себя в руки, я обернулась и внимательно осмотрела спину Максона. Она вся оказалась исполосована рубцами разной степени давности – от совсем свежих, кровоточащих, до слегка подживших и давно затянувшихся. Свежих насчиталось штук шесть. Они багровели поверх бесчисленного множества более старых.
Как такое могло случиться? Максон ведь принц. Он властитель, августейшая особа, не простой смертный, стоит выше всего, иной раз даже выше закона, так откуда на нем взялись эти шрамы?
Потом я вспомнила лицо короля сегодня в студии. И попытка Максона скрыть страх. Как можно было такое сделать с собственным сыном?