Так что теперь мы все, одетые в абсолютно одинаковые кремовые платья с заниженной талией и рукавами-крылышками и тяжелой алой лентой через плечо, по очереди фотографировались с Максоном. Удачные фотографии будут опубликованы в том же журнале, и редколлегия собиралась сделать свой выбор. Меня все это не слишком вдохновляло. С самого начала я боялась, что Максон ищет лишь смазливую мордашку. Теперь, после знакомства с ним, я была уверена, что это не так, но, похоже, люди считали, что цель Максона именно такова.
Я вздохнула. Часть девушек прогуливались по помещению, жуя еду, которой невозможно было испачкаться, и болтая. Большинство же, включая меня саму, выстроились вдоль декораций, установленных в Главном зале. Со стены свисал огромный золотой гобелен, тянувшийся по полу и напоминавший мне чехол для защиты от пыли, которым папа пользовался дома. С одной его стороны поставили небольшой диванчик, с другой водрузили колонну. Посередине возвышался герб Иллеа, призванный, видимо, привнести во всю эту дурацкую затею дух патриотизма. Мы наблюдали за тем, как одна конкурсантка за другой идут фотографироваться, и многие шепотом повторяли, что им нравится, а что нет и что собираются делать они сами.
Сверкая глазами, Селеста направилась к Максону, и он улыбнулся ей. Подойдя к нему, она что-то прошептала принцу на ухо. Не знаю уж, что она ему сказала, но Максон со смехом запрокинул голову, а потом кивнул, соглашаясь с ее маленьким секретом. Меня это задело. Как мог человек, явно находивший удовольствие в нашем совместном времяпрепровождении, с неменьшей радостью общаться с таким человеком, как она?
– Так, мисс, смотрите в камеру и улыбайтесь, пожалуйста, – велел фотограф, и Селеста немедленно подчинилась.
Она развернулась к Максону и положила ладонь ему на грудь, голову склонила чуть набок и профессионально улыбнулась в камеру. Похоже, она отлично понимала, как наиболее выигрышно для себя использовать освещение и декорации, и несколько раз просила Максона немного передвинуться или изменить позу. Там, где другие девушки намеренно тянули время, чтобы подольше побыть рядом с принцем, – в особенности те, кому до сих пор не довелось побывать с ним на свидании, – Селеста, похоже, хотела продемонстрировать свое умение.
Съемка закончилась в два счета, и фотограф вызвал следующую. Я так засмотрелась, как Селеста водит пальчиками по руке Максона, что служанке пришлось шепотом напомнить мне об очереди.
Я тряхнула головой и приказала себе сосредоточиться. Потом подобрала подол платья и направилась к Максону. Его взгляд перескочил с Селесты на меня, и, возможно, я это вообразила, но его лицо просияло.
– Моя дорогая, – почти пропел он.
– Только без этих штучек, – предупредила я, но он лишь фыркнул и протянул ко мне руки.
– Постой-ка. У тебя лента съехала набок.
– Ничего удивительного.
Эта чертова штуковина была такой тяжелой, что я чувствовала, как она с каждым шагом перекашивается все сильнее и сильнее.
– Ну вот, думаю, так сойдет, – сказал он шутливо.
Спускать ему это я не собиралась.
– Надо же, какой ты разукрашенный, прямо как рождественская елка. – Я ткнула в блестящие медали у него на груди.
Он был в форме, которая очень походила на ту, что носили охранники, только несравнимо более элегантная, с золотыми нашлепками на плечах, а к бедру прицеплен меч. На мой взгляд, это было уже слегка чересчур.
– Смотрите в камеру, будьте любезны, – окликнул нас фотограф.
Я вскинула голову и увидела не только его глаза, но и лица всех остальных девушек, следящих за нами, и у меня сдали нервы.
Я вытерла влажные ладони о платье и выдохнула.
– Успокойся, – прошептал Максон.
– Не люблю, когда все на меня пялятся.
Он притянул меня практически вплотную и положил руку мне на талию. Я попыталась отстраниться, но Максон держал крепко.
– Просто смотри на меня так, будто не можешь сопротивляться моему неотразимому обаянию.
Он состроил нарочито обольстительную физиономию, и я против воли расхохоталась.
В тот же миг сверкнула вспышка, и камера запечатлела нас обоих смеющимися.
– Как видишь, – сказал Максон, – не так уж это и страшно.
– Пожалуй.
На протяжении нескольких последующих минут, пока Максон, подчиняясь указаниям оператора, то крепче прижимал меня к себе, то небрежно отстранял, то разворачивал так, что я оказывалась спиной к его груди, я так и не смогла до конца расслабиться.
– Великолепно, – подытожил фотограф. – Можно сделать еще несколько снимков на кушетке?
Теперь, когда это испытание почти окончилось, я почувствовала себя лучше и уселась на диванчике рядом с Максоном, приняв самую грациозную позу, которую только могла изобразить. Время от времени он тыкал меня в бок или щекотал, так что я с каждым разом улыбалась все шире и шире, а потом, не выдержав, расхохоталась. Оставалось лишь надеяться, что фотографу удалось подловить момент и заснять меня до того, как лицо сморщилось, в противном случае меня ждала катастрофа.
Краем глаза я заметила, как кто-то замахал рукой. Мгновение спустя Максон тоже обернулся. Там стоял мужчина, которому явно требовалось поговорить с принцем. Максон кивнул, но тот заколебался, переводя взгляд с Максона на меня. Должно быть, его смущало мое присутствие.
– Можешь докладывать при ней, – приказал Максон.
Вестник подошел и опустился перед ним на одно колено.
– Повстанцы напали на Мидстон, ваше высочество, – сообщил он. Максон вздохнул и устало уронил голову. – Они сожгли посевы и убили около десятка человек.
– Какая именно часть Мидстона?
– Западная, сир, недалеко от границы.
Максон медленно кивнул с таким видом, как будто пытался уложить эти сведения у себя в голове.
– Что говорит отец?
– Вообще-то, ваше высочество, он хотел услышать ваши соображения.
Максон, казалось, на миг опешил, потом распорядился:
– Сосредоточьте войска на юго-востоке Соты и вдоль Тамминса. На юг до Мидстона продвигаться не стоит, это будет пустая трата сил и времени. Посмотрим, удастся ли нам перехватить их.
Мужчина с поклоном поднялся:
– Превосходно, сир.
И так же стремительно, как и появился, исчез.
Я понимала, что нужно вернуться к съемкам, но Максон, похоже, потерял к ним всякий интерес.
– С тобой все в порядке? – спросила я.
Он хмуро кивнул:
– Просто столько людей погибло.
– Может, остановимся? – предложила я.
Он покачал головой, расправил плечи и с улыбкой взял мою руку:
– Если в этом деле и есть какие-то тонкости, которые надо освоить, то это умение казаться спокойным, когда в душе все кипит. Пожалуйста, улыбнись, Америка.
Я распрямилась и застенчиво улыбнулась в камеру. Фотограф принялся щелкать затвором. Где-то на последних кадрах Максон крепко стиснул мою руку, и я ответила ему тем же самым. В это мгновение я чувствовала, что между нами существует связь, настоящая и глубокая.
– Большое спасибо. Следующая, будьте любезны, – провозгласил фотограф.
Мы с Максоном поднялись, и он не сразу выпустил мою руку из своей.
– Пожалуйста, не говори никому. Я рассчитываю на твое благоразумие.
– Разумеется.
Процокавшие в нашу сторону каблучки напомнили, что мы не одни, но мне хотелось задержаться подольше. Он еще раз сжал руку на прощание и отпустил меня. Возвращаясь на место, я обдумывала несколько вещей сразу. Во-первых, было очень приятно, что Максон доверял мне настолько, что позволил узнать его секрет. Во-вторых, я так увлеклась, что на миг возникло чувство, что, кроме нас с ним, вокруг никого больше нет. Потом я задумалась о повстанцах и о том, что король обыкновенно очень быстро узнавал об их действиях, но от меня требовалось держать эту новость при себе. Это казалось нелогичным.
– Джанель, моя дорогая, – приветствовал Максон следующую девушку. Я улыбнулась про себя этому избитому обращению. Он понизил голос, но я все равно услышала. – Пока не забыл, вы свободны сегодня днем?