– Во-первых, тебе ничто не мешает сделать то же самое. Во-вторых, я знаю надежный способ избавления от соперника: довольно почаще упоминать его имя в замке. Но я это к чему… Получается, он ухаживает за Спаской… – Отец кашлянул. – ...с моего ведома. И намерения у него самые благородные.

– Змай, не надо передергивать. Я не собираюсь избавляться от соперника. И если Спаска не против его ухаживаний и ты тоже не возражаешь, я могу только пожелать ему удачи, а Спаске счастья.

– Я еще кое-что хотел сказать… Только что прилетел голубь от Зорича. В ближайшее время Волче будет находиться у портала чудотворов, на Змеючьем гребне. Его взял в секретари Крапа Красен. Это очень большая удача для нас, через него пойдет множество сведений, которые нам необходимы. Но голубей он там держать не сможет, поэтому тебе, Славуш, иногда нужно будет ходить на Лысую горку.

Наверное, Спаска не смогла скрыть радости, потому что отец посмотрел на нее снисходительно и продолжил, обращаясь к Славушу:

– И если ты не хочешь, чтобы Спаска по ночам одна убегала на Змеючий гребень, лучше иногда бери ее с собой. Пока я здесь, вопроса нет, но я думаю завтра же уехать в Хстов. Когда вернусь – не знаю. Волче не всесилен. Может, я раньше него выясню, где они будут хранить порох.

Милуш кашлянул.

– Я как раз хотел поговорить о порохе… И об осаде…

– Да можешь даже не начинать, я знаю все, что ты скажешь, – усмехнулся отец.

– Восьмиглавый змей – очень сильное оружие… – Милуш снова кашлянул.

– Милуш, ты не первый, кому это пришло в голову. И ты не первый, кому я отвечу: обойдешься без змея. Я поклялся, что не явлюсь этому миру в облике чудовища, и я намерен эту клятву сдержать.

– Это та самая глупость, которую я ожидал от тебя услышать… – фыркнул Милуш. – Я в юности тоже давал немало клятв. Например, я клялся, что никогда не лягу в постель с женщиной, потому что это редкостная мерзость. И что теперь? Думаешь, я сдержал эту клятву?

– Когда я давал клятву, я был молод, но вовсе не наивен и не глуп. Это во-первых. А во-вторых, если над замком хоть раз появится восьмиглавый змей, можешь попрощаться с поддержкой армии Государя, она сразу же окажется на стороне храмовников.

– Что мне толку от армии Государя? Она так же разбежится, как только увидит, как бьют разрывные снаряды. И Государь не дурак воевать с храмовниками в таком положении!

– А змей, значит, такой дурак! – Отец рассмеялся. – Или ты думаешь, если снаряд разорвется у него в брюхе, он отряхнется и продолжит разить молниями пушки чудотворов? Нет, через десять минут в змея превратится пушкарь и полетит разить молниями колдунов! В общем, не выдумывай. У меня совсем другие планы.

– Скажи мне тогда: если рецепт бездымного пороха так прост, что в Верхнем мире его знает каждый ребенок, почему мы до сих пор не владеем этим секретом?

– Да потому что это не только рецепт! Хлопок нужной чистоты ты еще мог бы купить в Кине, а серную кислоту ты будешь делать в реторте? Ладно, ты получишь селитру, но как ты перегонишь ее в концентрированную кислоту? Как ты будешь плавить стали высокой прочности? Где ты возьмешь топливо? Это не топорик выковать, тут не тигли нужны, а доменные печи.

– Я думаю, если бы мы занялись этим лет десять назад, сейчас мы диктовали бы Храму условия, а не он нам.

– Да ну? Милуш, не будь наивным, через месяц у Храма было бы такое же оружие, а в замке шныряли бы десятки шпионов. Шила в мешке не утаишь. И… я бы никогда на такое паскудство не пошел. Не ты ли, услышав о кинских мальчиках, грозил чудотворам карой? Гвардия ли, армия ли Государя, война между Киной и Арутой – все равно! Это гибель наших людей, людей нашего мира, а не мира чудотворов! И нет никакой разницы, у кого это оружие окажется раньше, – через месяц после этого бездымный порох появится и в Кине, и в Лицце, и в Аруте, и в Дерте. И у Государя, смею тебя заверить.

– Думаешь, замку от этого легче?

– Во-первых, Государь создаст на пути храмовников множество препон. А во-вторых, я найду, где они будут делать и хранить порох, чего бы мне это ни стоило. Вот Спаску Волче пообещаю – он в лепешку расшибется, третьего легата в плен возьмет, а узнает.

– Он и без этого в лепешку расшибется. – Милуш скривил лицо. – Можешь дочку пока оставить себе.

– Ты так думаешь? – усмехнулся отец.

– Я не знаю, что у него на уме, но он показался мне очень надежным человеком.

– Знаешь, он и Огненному Соколу кажется надежным человеком, – посмеялся отец. – И, как видишь, Крапе Красену. Я его надежность заметил еще шесть лет назад, когда он в первый раз в Хстове появился: основательный такой, правильный. А наивный! Рот раскрыв глядел на Чудотвора-Спасителя. У Огненного Сокола хотел служить не за страх, а за совесть. Я тоже не знаю, что у него на уме, он не очень-то любит об этом говорить.

– Татка, он хочет, чтобы светило солнце. Он людей жалеет, как ты. А еще… он если что-то считает правильным, то от этого не отступится.

– Я не думаю, что тебе стоит доверять его словам, – улыбнулся Милуш.

– А он мне ничего такого и не говорит. Я же сама вижу. Он считает, что колдунов нельзя убивать, что они приносят солнце, и он ни за что нас не предаст, даже если ему гору золота пообещают. И это не из-за меня, это потому что он считает, что так правильно. Он в самом деле надежный.

– Да я и не сомневаюсь, – согласился отец.

Спаска после этого быстро ушла спать и даже подремала немного под их скучные разговоры о войне. И только когда гости ушли, позвала отца:

– Татка, ты сейчас не пьяный еще?

– Да не очень. А что?

– Татка, почему ты не согласился?

– На что?

– Ну, чтобы мы с Волче поженились…

– Рано тебе еще. Глупая, бабы каются – девки замуж собираются! Тебе что, плохо живется со мной? – Отец сел на пол возле ее изголовья, скрестив ноги, – его лицо оказалось как раз напротив ее лица.

– Нет. Но… я же не буду всю жизнь с тобой жить.

– Кроха, понимаешь… Я хочу, чтобы ты как царевна жила.

– Это потому что Славуш богатый, а Волче нет? Вот в сказках цари отдают своих дочерей в жены героям. Не потому что они богатые, а потому что они подвиги совершают.

– Ну, в сказках и не такое бывает. Ты же знаешь, где сказки – и где жизнь.

– Нет, татка. Это правильно – героям дочерей отдавать.

– Почему?

– Потому что герои сильные, и сыновья у них сильные. А богатый – он, может, просто так богатый. Ни за что́.

– Хорошо. Отдам тебя замуж за героя. Пусть найдется герой, который прорвет границу миров, – вот ему тебя и отдам. Согласна?

– Но… татка, Волче же не может прорвать границу миров… Ты нарочно так шутишь. Ты всегда шутишь, а это совсем не смешно.

– Разве? Наверное, я уже старый. Влюбленность – чувство ненадежное, преходящее.

– Ты судишь по себе.

– Нет. Я знаю все, о чем ты думаешь сейчас. Что будешь любить его всегда, в горе и в радости, в болезни и здравии… И наверняка собираешься умереть вместе с ним, в случае чего, чтобы и смерть не могла разлучить вас. Так?

– Ты опять смеешься… Нет, татка. Я думаю не об этом. Я думаю, что любовь – это боль и страх. Помнишь, ты мне так сказал? И если я не буду рядом с ним, я умру, потому что мне будет слишком страшно! И если с ним что-нибудь случится, мне будет так больно, что я не смогу с этим жить! Может быть, это ненадежное и преходящее, но оно есть, и мне никуда от него не деться!

Отец опустил голову и заговорил не сразу:

– Я всегда удивлялся твоим недетским суждениям… Иногда мне кажется, что ты старше меня. Но, кроха, почему именно Волче? Нет, я понимаю: высокий, сильный, глядеть любо-дорого… Герой опять же… Мне кажется, ты совсем его не знаешь. Не понимаешь его.

– Отчего же? Я очень хорошо его понимаю. Да и нет в нем ничего непонятного. Он же как на ладони весь. Помнишь, как я его в первый раз увидела? Он еще плакал тогда.

– Напился потому что…

– Ну да. Ему тогда плохо было, потому что он не понимал, как жить. Он хотел, чтобы правильно… Ему когда правильно, тогда и хорошо. Знаешь, как он из-за косы рассердился? – Спаска засмеялась. – Потому что без косы – неправильно.