– И… как… – Йера проглотил ком в горле: от жалости к своему (да, своему!) ребенку он с трудом удержался от слез. В то время Йера не думал о том, что Йока оттолкнет его теперь, не простит обмана, перестанет считать отцом, и как раз тогда, когда более всего нуждается в отце! Он думал о Ясне, о ее нервном расстройстве – о том, как больно Йоке было узнать, что она не родная ему мать. Мальчик любил ее так искренне, так наивно и безыскусно искал ее внимания, так верил в ответную любовь!

За три недели Ясна ни разу не спросила, где Йока и что с ним. Не потому, что не хотела о нем вспоминать или выбросила его из головы, нет. Она словно боялась о нем заговорить, боялась заглянуть в будущее даже на один день. Ее нервное расстройство быстро прошло, и со стороны казалось, что все в полном порядке, но Йера видел, как иногда останавливается ее взгляд, например, за ужином, когда она видит пустующее Йокино место за столом.

– Я думаю, он это переживет, – проворчал Инда. – Дело не в этом. Дело в том, для чего они это сделали. Они не могли этого не сделать.

– Да, именно об этом я хотел поговорить. – Йера взялся за вилку с ножом только для того, чтобы придать себе уверенности.

– О чем?

– Я собираюсь сделать заявление на завтрашнем заседании Думы о том, что крушение свода возможно и даже весьма вероятно.

– Ты сошел с ума? – Настала очередь Инды отложить приборы.

– Нет. Я считаю, что это заявление поможет подготовиться к катастрофе и уменьшить число жертв.

– Йера, ты не в своем уме… – Инда натянуто засмеялся. – Какая катастрофа? Свод простоит еще сто лет. Но дело даже не в этом. Ты представляешь, к чему это приведет?

– Да, Инда. Паника. Пустые лавки и магазины. Взлет цен на продовольствие, давка на рынках и на вокзалах, осада складов, остановка крупных предприятий и прочие неприятности. Но это все равно меньшее из зол.

– Нет, Йера. Ты ошибаешься. Это приведет к другому: тебя снимут с поста председателя комиссии, вышвырнут из Думы и отправят в клинику доктора Грачена.

– Да, и об этом я хотел поговорить тоже. О том, что не только исполнительная, но и законодательная власть – марионетки в руках чудотворов.

– А тебе бы хотелось иного? – Инда криво усмехнулся.

– Мне бы хотелось, чтобы о крушении свода людям сообщила не Дума, а Тайничная башня.

– Я не уполномочен вести переговоры такого уровня. Попробуй поговорить об этом с Гроссмейстером Тайничных башен, может быть, он тебя послушает.

– Инда, я не шучу. Что́ чудотворы делают для предотвращения катастрофы, я уже понял, достаточно было просмотреть финансовую отчетность Магнитогородской тюрьмы. Но что чудотворы сделали для спасения людей в случае наступления катастрофы? Или вам нет дела до человеческих жизней?

– Ты наивен, как ребенок. Никакой катастрофы не будет.

– Я своими глазами видел лаву, подступившую вплотную к своду.

– Ну и что? Я тоже ее видел. – Инда невозмутимо вернулся к еде. – Кстати, как продвигается работа думской комиссии? По-моему, настало время объявить о результатах.

– Ты имеешь в виду то несчастное существо, найденное в лесу? Некоторые члены комиссии возражают. Этот полузверь с низким потенциалом мрачуна никак не может быть Врагом, способным прорвать границу миров.

– Вот и отлично. Мрачуны попытались создать Врага, но вместо сильного мрачуна получили никчемного получеловека, неопасного и заслуживающего не казни, а лечения у доктора Грачена. Впрочем, я бы настоял на казни – вдруг способности к прорыву границы миров лишь дремлют на дне его угасающего разума и проснутся в любую минуту?

Он смеялся! Более того, он считал, что вправе отдавать Йере распоряжения! Словно знание Йеры о месте чудотворов в этом мире развязало Инде руки, а не устыдило!

– Казнить эту невинную тварь – все равно что повесить грудного младенца. Это… неэтично. – Йера покрепче сжал в руках приборы – он был не готов к подобным играм и с трудом сдерживал гнев.

– Иногда для предотвращения паники можно повесить и грудного младенца. – Инда был невозмутим и продолжал есть как ни в чем не бывало.

– Консерваторы настаивают на доследовании. Их не убедили рисунки на валунах.

– Еще бы! Ведь такие, как Важан, кормят консерваторов с руки. Именно поэтому казнь – лучший выход из ситуации. Это и успокоит толпу, и положит конец ненужным слухам.

– Я всегда считал приговор невиновному самым страшным просчетом в карьере судьи, как для хирурга смерть больного на операционном столе. Каждый имеет право на ошибку, но судья, выносящий ложный приговор, все равно что хирург, который нарочно зарежет больного во время операции. Убийца.

Инда расхохотался:

– Милый мой, о чем ты говоришь? О какой этике ты рассуждаешь? Неужели ты, как и Ясна, ненавидишь своего приемного сына и надеешься от него избавиться? Я возьму эту мысль на заметку, это был бы интересный штрих к портрету депутата Верхней думной палаты. О, найдется немало журналистов, готовых писать длинные и слезные очерки о твоем изощренном цинизме!

– Ты угрожаешь мне?

– Я? Йера, мне смешно! Ты не просто наивен – ты глуп, если до сих пор не понимаешь главного.

– И в чем же состоит это главное? В том, что я – лишь кукла, ослушавшаяся кукловода? – Йера почувствовал: еще немного, и он повысит голос, не выдержит закипавшего в груди гнева. И разговор закончится безобразной ссорой.

– Это тебе тоже полезно помнить, но главное все же не в этом. Главное в том, что чудотворы без тебя знают, что делать. В том, что лучшие умы Обитаемого мира не первый год бьются над задачами, которые ты третьего дня соизволил осознать. Ты похож на младшеклассника, вздумавшего доказать Великую теорему, еще не освоив толком арифметики. Не суйся не в свое дело, Йера! И все будет хорошо – и для тебя, и для Обитаемого мира.

– А почему я должен быть уверен в том, что чудотворы эти задачи решат? И решат их не в свою пользу, а в пользу моих избирателей? Где гарантия, что под Тайничной башней нет надежного убежища на десять тысяч человек и самим чудотворам бояться нечего?

– Можешь не сомневаться, убежище под Тайничной башней есть. Только ни одно убежище не спасет от землетрясения и потока лавы. Но раз уж ты столь настырный, скажу тебе по секрету, что на все возможные случаи обрушения свода существуют тщательно проработанные планы эвакуации людей, давно созданы продовольственные склады, расписаны по квадратному локтю помещения для приема беженцев, по минутам – движение поездов, авто и морских судов, место каждого врача, полицейского и пожарного. И я очень сомневаюсь, что сборище горлопанов, коим является Государственная дума, в состоянии не то что организовать – хоть сколько-нибудь тщательно продумать подобное!

Йера вышел от Инды задолго до заката и направился домой пешком, как и собирался: ему нужно было проветриться и спокойно подумать, поэтому он не торопился. Прогулка не стала напрасной – Йера неожиданно вспомнил молоденького журналиста с длинными волосами, спросившего о падении свода. Вряд ли этот парень был мрачуном, но что-то же заставило его задать этот вопрос? Кто-то же натолкнул его на эту мысль? И к возвращению домой Йера принял решение: на следующий день подготовить и собрать пресс-конференцию. Этот журналист не может там не появиться, если следит за работой думской комиссии.

Предположение подтвердилось: Йера увидел паренька еще до начала пресс-конференции, сквозь щелку в душной портьере разглядывая зал, переполненный прессой. Тот сидел в самом дальнем углу с печальным и равнодушным лицом, словно пребывал в иных сферах, недоступных простым смертным. Совсем еще мальчик, не больше двадцати лет. Во времена Йеры молодежь иначе выражала протест против старшего поколения…

Пресс-конференция началась бурно: щелкали магниевые вспышки, мешая расслышать многочисленные вопросы и сосредоточиться на ответах, журналисты не соблюдали очередности, выкрикивали вопросы (и желчные комментарии) с места, и стоило большого труда заставить их слушать. Кроме Йеры, в пресс-конференции приняли участие еще пятеро членов комиссии, мнения их существенно разнились, поэтому прессе было где развернуться.