Банкет организовали в самом живописном месте города, на карьерах. Ресторан стоял на высоком берегу, с которого открывался вид на Внерубежье. В глубоких карьерах с прозрачной водой купались самые отважные ребятишки (вода еще не прогрелась), кто-то катался на лодках, кто-то ловил рыбу, на противоположном берегу загорали три девушки в открытых купальниках, что вошли в моду на пляжах Элании только в прошлом году…
Что будет с этим городом, если Враг прорвет границу миров? Предположение, которое всегда казалось Йере сказочным, невозможным, несбыточным и звучало как-то беспомощно, словно сошло со страниц женского журнала, вдруг стало выглядеть совсем иначе. Что будет с этим городом, если Йока Йелен, его сын, под защитой сказочника-оборотня осуществит вторую часть Откровения Танграуса?
Йера старался много не пить – насколько позволяли приличия. План, пришедший ему на ум, требовал ясной головы. Однако банкет затягивался, официальная его часть еще не была до конца исчерпана, а солнце уже скрылось в дымке свода. Надо сказать, зрелище это было впечатляющим: весь горизонт светился от оранжевого пламени, прорезаемого синими вспышками молний. Закат гас, а зарницы продолжали сверкать, как далекий фейерверк. Магнитогородцы гордились видом, открывающимся за сводом, считали это чем-то вроде местной достопримечательности. Йера же решил во что бы то ни стало посмотреть на него поближе и даже сумел уговорить одного из ученых, вошедших в комиссию, к нему присоединиться.
И едва закончилась официальная часть банкета, они потихоньку, не привлекая к себе внимания, покинули ресторан. Ученый был довольно молод, хотя имел степень доктора и профессорское звание, и Йера получил на него самые лестные отзывы из университета. Возможно, это было к лучшему: вряд ли какой-нибудь старый спесивый профессор согласился бы отправиться за свод пешком среди ночи.
– Вы не боитесь ходить ночью по лесным дорогам, профессор Камен? – спросил Йера, когда Магнитный остался позади.
– Я думаю, у нас есть с собой фонарик? – улыбнулся тот в ответ. У него была приятная, обаятельная улыбка.
Дорога была непрохожей, по ней, видимо, ездили лишь грузовые вездеходы с огромными колесами, и легкие начищенные ботинки вскоре отяжелели от налипшей на них грязи. Профессор же словно знал о предстоящем путешествии: его ботинки были высокими, со шнуровкой, на подошве толщиной в два пальца. Йере даже нравилось это приключение, он чувствовал себя не председателем думской комиссии, а любопытным подростком, доказывающим смелость своим друзьям. И ночь вокруг, и глубокие тени деревьев с обеих сторон, и синие сполохи молний впереди – все это располагало к более откровенным разговорам, чем в кабинетах здания Думы, и Йера через некоторое время спросил:
– Вы ученый, профессор Камен, вы должны знать… Как вы думаете, существует ли вероятность того, что чудотворы не удержат свод?
– Вы это серьезно? – снова улыбнулся Камен.
– Вполне. Этот разговор останется между нами, можете на меня положиться.
– Я слышал о вас как о честном человеке, но именно честность мешает не предавать огласке подобного рода разговоры.
– Боюсь, вы несколько превратно толкуете понятие «честность»… – пробормотал смущенно Йера. Еще несколько дней назад молодой профессор попал бы в самую точку. – Нет, в данном случае я действительно никому ничего не скажу. Собственно, я собрал комиссию именно для ответа на этот вопрос.
– Вот как? – Камен удивился.
– Именно. Так что вы мне ответите?
– Падение свода – вопрос времени. По существующим ныне расчетам, он простоит еще сто-сто пятьдесят лет, но за точность этих расчетов никто не может ручаться, они сделаны физиками, а без знаний прикладного и теоретического мистицизма это только оценочные данные.
– То есть для паники пока нет никаких причин?
– Пока нет… Но недавно по университету прошел слух, что существует и другой расчет… И он дает своду лет десять-двенадцать…
– Слух? – Йера насторожился. – Среди ученых могут ходить слухи подобного рода?
– Ученые – тоже люди. Но в данном случае это не провокация и не сплетня. Расчет сделан не только на основе знания оккультизма, но с учетом данных, полученных из Исподнего мира. Я не видел этого расчета; говорят, он есть у чудотворов.
– Данные из Исподнего мира? – Йера растерялся. – Но… Не сказки ли это?
При упоминании сказок некстати вспомнился «сказочник» – оборотень, пришедший из Исподнего мира…
Профессор напрягся. Хотя Йера не видел его лица, все равно почувствовал его напряженные раздумья, словно тот взвешивал, о чем стоит говорить депутату Думы, а о чем лучше промолчать.
– А знаете, я в последние две недели занимался с вашим сыном естествознанием… – вдруг сменил тему ученый. – Он очень способный мальчик, у него большое будущее.
– Как? Где? – опешил Йера.
– Профессор Важан оказал мне честь, пригласив к нему в учителя.
Стоп… Значит, молодому профессору известно, что Йока не живет дома, не поступает ни в какие престижные школы, а находится в усадьбе Важана? Что он хочет этим сказать? Тайну на тайну? Важан объявлен мрачуном, он вне закона, и имя Йеры Йелена не должно прозвучать рядом с его именем… Даже слухов таких появиться не должно!
– Но… Профессор Важан – мрачун… – выдохнул Йера.
– Я тоже подписывал письмо в Верховную судебную палату с требованием снять с профессора это нелепое обвинение, как и многие мои коллеги… И раз вы доверили ему подготовку вашего сына к поступлению в Ковчен, значит, вы тоже сомневаетесь в обвинении. – На этот раз Камен улыбнулся лукаво прищурившись.
Да, конечно! Какая превосходная отговорка! Важан подготовил отговорки на все случаи жизни. Но… не слишком ли хитро улыбнулся при этом молодой профессор?
– Я отправлял его к профессору до того, как было предъявлено обвинение… – уклончиво ответил Йера. Ему вдруг стало жутко: а что если этот человек – тоже мрачун? Оказаться ночью на лесной дороге рядом с мрачуном… Детский, иррациональный страх мурашками пробежал по спине.
– Почему вы замолчали, судья Йелен? – через некоторое время спросил ученый.
– Я думаю о своде… Скажите, а в чем причина его возможного обрушения?
– Надеюсь, вы изучали в школе естествознание и слышали о законе сохранения энергии?
– Да, конечно.
– Даже не нарушая основных постулатов теоретического мистицизма, можно предположить, что генерируемая чудотворами энергия не находит выхода и скапливается за сводом. Соответственно, эта энергия давит на свод с каждым годом сильней и сильней. Когда-нибудь сила Внерубежья переможет силу чудотворов.
– Но… ведь существует отток энергии вовне, в космос… Меня так учили в школе.
– Этого оттока недостаточно. Обитаемый мир требует все больше и больше энергии: освещение, вездеходы, магнитовозы, станки, силовые машины…
– А… – Йера подумал, прежде чем спросить. – А как на этот процесс могут повлиять мрачуны?
– В рамках постулатов теоретического мистицизма – никак. – На этот раз улыбка профессора больше напоминала ехидную усмешку.
– Простите, а за рамками?
– А за рамки ученым заглядывать не разрешается, – едко ответил Камен и замолчал.
И тут Йера понял, что все давно знают, что происходит, и только он один столь наивен, что никогда не высовывался за рамки дозволенного! А если Камен и в самом деле мрачун, то разве не этой встречи Йера желал еще вчера? Разве не посылал он телеграммы Важану с просьбой о встрече – именно для подобного разговора? Что ему, Йере, терять?
– Послушайте, профессор… Я клянусь, что никому не скажу о нашем разговоре… Я должен знать, что происходит на самом деле. Я уже понял, что через основной постулат теоретического мистицизма нужно перешагнуть, я готов говорить откровенно. Я еще вчера хотел говорить об этом с Важаном, но его обвинили в мрачении так некстати!
– Зачем вам это, судья Йелен? И зачем это мне?
Происходящее за сводом потрясло Йеру. Он, конечно, слышал о том, что во Внерубежье бушуют стихии, но и предположить не мог, что́ это за стихии… Выжженный камень и вулканический пепел. А Камен нисколько не удивился, словно бывал здесь каждую неделю. Более того: плечи его развернулись, он вдыхал ветер глубоко, словно наслаждаясь его изысканным ароматом, и подставлял лицо навстречу теплому дождю. Йера не подумал, что за сводом будет дождь, и не позаботился о плаще, впрочем, его попутчик тоже.