Йока потянулся к ручке дверей из эбенового дерева, ведущих в парк, но в этот миг они распахнулись ему навстречу, и он с разбегу налетел на Змая, заходившего в переднюю.
– Привет, Йока Йелен, – как ни в чем не бывало сказал Змай, подхватив его за плечи.
– Змай… – выговорил Йока и разрыдался, уткнувшись лицом в атласную жилетку под расстегнутым пиджаком.
– Ну-ну. – Тот похлопал его по спине, а потом обнял за шею.
– Не надо потакать слабостям подростка, – раздался сзади голос Важана.
– Я не потакаю его слабостям, – через голову Йоки ответил Змай. – Я Охранитель, я его всего лишь охраняю.
– От меня?
– От него самого. Ну, еще от чудотворов, которые шныряют в парке.
* * *
Дворецкий зашел в кухню на цыпочках и почему-то шепотом сказал:
– Мальчик уснул.
– Черута, он не проснется, даже если ты будешь говорить вслух, – нарочно громко ответил ему Цапа.
– Действительно, – кивнул Важан.
– Ничта, ты поступил с ним жестоко. – Черута сел за стол, опустив голову.
– Ничего подобного, – фыркнул тот. – Жестоко было поддерживать в нем глупые иллюзии. Я всего лишь дождался момента, когда он не сможет больше отмахиваться от фактов, как от назойливых мух.
– Он еще ребенок, для его неокрепшей психики это слишком тяжелый удар…
– Чушь. – Ничта поморщился. – Психика подростка гораздо устойчивей, чем нам кажется. Посмотри, как долго ему удавалось обманывать самого себя. Он и теперь придумает себе что-нибудь утешительное, не надо за него беспокоиться.
– Боюсь, на этот раз ты не понял главного, профессор. – Охранитель встал и прошелся по кухне, прихватив с буфета кусочек печенья. – Мальчику наплевать на твои планы по свержению чудотворов. Не от этих мыслей он отмахивался, как от назойливых мух. Я видел Ясну Йеленку. Считай, что этот ребенок вырос без матери. В том понимании, которое нормальные люди вкладывают в это слово. Он с младенчества выстраивал иллюзию ее любви к нему, и именно страх потерять эту иллюзию заставлял его игнорировать факты. А ты только что растоптал ее грязными сапогами.
– Любая иллюзия вредна, – ответил Важан, – только тем, что рано или поздно может рассыпаться в прах. И чем раньше это случается, тем лучше. Тем легче. Или я должен был подождать несколько лет, пока Йелен соизволит вырасти?
– Нет. Ты должен был предложить ему что-нибудь взамен. Взамен несуществующей любви Ясны Йеленки. – Змай остановился за спиной Цапы, напротив Важана, и поставил руки на спинку стула.
– Неужели? Заменить ему мать? Предложить любовь всех мрачунов Обитаемого мира?
– Боюсь, ему этого будет мало. Любовь – сложная субстанция, Ничта. Говорю тебе это как сказочник.
– Думаю, нам есть что обсудить и кроме психологической травмы, которую я нанес несчастному подростку. Арестованы Малены, Йованы и Обрены – это только те, о ком мне известно. Цапа объявлен опасным преступником…
– Я тоже… – вставил Змай.
– Ты обернешься лягушкой и ускачешь в Исподний мир, а Цапа останется здесь. Ему и в особняке сидеть небезопасно – я в любую минуту жду нападения. Чудотворам вовсе необязательно получать ордер на обыск, они могут провести операцию, не предавая ее огласке. Они пойдут ва-банк, зная, что ва-банк идем мы.
– Как по-вашему, профессор, не пора ли нам начинать? – Цапа потер руки и запрокинул голову, глядя на Змая.
– Нет, не пора. Мне нужно время. Вечный Бродяга обладает силой, но я ее пока не измерял. Давайте не будем обманывать самих себя: Откровение Танграуса – это сказка. Чтобы воплотить ее в жизнь, нужен точный расчет, нужны опыты, и это будут опасные опыты. С завтрашнего дня я начну заниматься с Йеленом. Думаю, через несколько дней станут ясны наши дальнейшие планы.
– Ничта, – тихо заговорил дворецкий, – скажи, мальчик умрет? Если прорвет границу миров?
– Он для этого родился. Для этого умерла Мирна, – жестко ответил Важан – ему не хотелось думать об этом. Стоит только впустить в сердце жалость – и сказка останется сказкой. Нельзя опираться на жалость и милосердие, это обернется еще большими жертвами, если не крушением мира.
– А если он не захочет, Ничта? Что ты будешь делать тогда? – еще тише спросил дворецкий.
– Он захочет. В нем живет инстинкт саморазрушения. Он рано или поздно захочет. Но на это тоже уйдет время.
– И ты за руку поведешь его на смерть? – Слова дворецкого были еле слышны.
– Да, я за руку поведу его на смерть! – раздраженно ответил Важан. – За пятьсот лет тысячи мрачунов пошли на смерть. И десятки тысяч не родились. А в Исподнем мире люди мрут сотнями тысяч! И они не хотят ждать тысячу лет, пока чудотворы сподобятся вернуть им то, что забрали: их дети пухнут от голода сегодня. Я уже не говорю о том, что рухнет свод! А на другой чаше весов одна-единственная жизнь! Что ты выберешь, Черута?
– Это жизнь ребенка, Ничта.
– Во-первых, Йелен уже не ребенок. А во-вторых, я бы принес в жертву и неразумного младенца, если бы знал, что это спасет миллионы других жизней. Все это демагогия, Черута, вывернутые наизнанку этические принципы, извращенная логика тех, кому не надо принимать решения и отвечать за них. Чем рахитичный ребенок Исподнего мира, умирающий от голода, хуже Йелена? Почему я должен выбрать не одного, а другого? Скажи мне, о чем ты думал, когда убивал его мать? Разве ты рассуждал не точно так же, как я?
– Мирна сама принимала решение и осознавала, на что идет. Может, Йока уже не ребенок, но еще и не взрослый. Слишком легко навязать ему свою точку зрения. Тем более с таким опытом, как у тебя.
– Перестаньте, – скривился Цапа. – Нет смысла ни обвинять, ни оправдываться. Все давно решено. Я думаю, надо подготовить профессору домик где-нибудь в Беспросветном лесу, поближе к своду. Для проведения опасных опытов. Я бы как раз занялся этим.
– Займись, – мрачно ответил Важан и повернулся к Охранителю: – Только поближе – это не меньше лиги, а лучше двух. Найти домик на кромке свода не составит для чудотворов труда – там могут пройти вездеходы. Прочесать лес в пешеходной доступности от Внерубежья будет значительно трудней.
– Не слишком ли далеко? Две лиги туда – две обратно… – Цапа приподнял бровь.
– Йелен привык к физическим нагрузкам, ему это пойдет только на пользу.
– Я пекусь не о Йелене, а о вас, профессор, – усмехнулся Цапа. – В вашем возрасте здоровье надо не укреплять, а беречь.
– На свежем воздухе пешие прогулки будут полезны и мне.
– А насколько опасными будут ваши опыты, профессор? – спросил Охранитель.
– Я надеюсь не подвергать жизнь Йелена серьезному риску. Но Внерубежье непредсказуемо.
Если бы все было так просто! Разговор в кухне закончился быстро – бессонная ночь и трудный день валили с ног всех, даже бога Исподнего мира.
Ничта поднялся в спальню, намереваясь немедленно лечь в постель, но остановился на пороге, держась за ручку двери. Если бы все было так просто! Оцепенение за грудиной появилось внезапно, расползаясь в стороны, как морозный узор по стеклу. Нужно выйти на воздух, нужно выбросить из головы тяжелые мысли, отрешиться от чувства вины – не время болеть. Ничта вернулся на лестницу и начал подниматься в башню – ему хотелось порывистого ветра, который в этом мире есть только возле его фонтанов и на большой высоте. Но, проходя мимо комнаты для гостей, остановился: сквозь щель под дверью на ковер пробивалась полоска света – Черута оставил мальчику ночник. Наверное, он правильно сделал – сегодня Йелену не нужны призраки. Но почему-то Ничта решил, что Черута сделал это по другой причине: мальчик не привык спать в темноте. Эта мысль сжала сердце коротким, болезненным спазмом, и Важан шагнул к двери.
Йелен спал, свернувшись калачиком и закутавшись в одеяло.
Ничта не сомневался, что подобные трагедии в юности только закаляют характер, делают человека жестче. Учат различать главное и второстепенное, словно счищают шелуху. Но в чем-то Охранитель прав: это он, Ничта, лишил мальчика матери. Лишил, может быть, самого главного, что делает ребенка человеком, нормальным человеком. И если судья Йелен худо-бедно справился с обязанностями отца, то Ясна Йеленка мать ему не заменила.