– Едрена мышь! Чтобы я этого слова не слышал!

И вместо того чтобы напомнить, кто здесь кому должен указывать, отец смешался и даже, пожалуй, оробел – выставил вперед ладони, будто защищаясь, и примирительно пробормотал:

– Ну извини, извини…

Выплеснув гнев, Войта понял, что погорячился, и поспешил пояснить:

– Доктор Глаголен – мой друг, наставник, а не благодетель.

– Хорошо, – кивнул отец. – Пусть будет наставник. Но если он убил чудотворов из школы, можно ли принимать его… хм… его помощь? Не осквернит ли это память убитых?

Однако! Отец не посмел утверждать – высказал предположение…

– Глаголен не имеет никакого отношения к убийству чудотворов, можешь мне поверить. Если хочешь – я в этом поклянусь. Он козел отпущения, богатый и влиятельный. Сперва с него собирались содрать выкуп, а потом узнали, что его знания в магнитодинамике угрожают Славлене, и решили казнить. Но дело не в том…

– Ладна? Дети?.. – догадался отец и прижал руку ко рту.

– Матери не говори. Очен только что рассказал: мне решили не сообщать, что, в случае казни Глаголена, в замке убьют мою семью. Ты понимаешь? Они договорились ничего мне не сообщать! Чтобы я возненавидел мрачунов! Будто у меня нет других причин их ненавидеть!

Отец замолчал, обдумывая сказанное.

– То есть мрачуны готовы обменять этого Глаголена на твоих детей? И что, наши на такой обмен не согласились?

– Я думаю, мрачуны готовы заплатить и немалый выкуп в придачу к твоим внукам… Но «наши» даже обсуждать этого не стали. Понимаешь? Они просто решили ничего мне не говорить!

Отец задумался снова. Войте показалось даже, что у него на глазах выступили слезы, – но отец сглотнул, и слез Войта больше не видел.

– Послушай, а если… ну… упасть в ноги… Попросить пощадить детушек?

– Кому в ноги, Глаголену? – поморщился Войта. – Не хочешь ли ты, старый хрен, сдохнуть, чтобы мои дети остались в живых?

– Да нет, не ему, конечно. Градоначальнику там. Или даже ректору школы… Если тебе зазорно, могу и я, спина не переломится.

Надо же! Войта никогда бы не подумал, что отец может упасть кому-то в ноги…

– Ректору в ноги я сегодня уже падал, – оскалился Войта. – И начальнику стражи еще. До градоначальника не дошел, но он мне ответит то же, что и ректор. Когда Очен мне рассказал о письме из замка, я думал не в ноги упасть, а глотку ректору порвать… Вовремя вспомнил, что он чудотвор…

– Да и что, что чудотвор! – Похоже, отцу тоже больше нравилась мысль порвать ректору глотку, а не упасть ему в ноги…

– Бать, я же… Он меня одним ударом может убить… – Войта потупился.

– И ты поэтому испугался? – возмутился было отец, но вовремя одумался. – Я не то, конечно, хотел сказать… Сынок, ты… Ты не очень-то расстраивайся из-за этого. Все знают, что удара можно лишить только сильного человека, бесстрашного. Слабак или хитрец раньше сдастся. Ну хочешь, вместе к нему пойдем, а?

– Зачем? Шею ему свернуть? Не поможет!

– Нет, но… Просить-то можно по-разному. Я давно заметил, что человеку с арбалетом в руках в смиренных просьбах отказывают реже, чем человеку без арбалета…

– Не поможет…

– Знаешь, если моим товарищам рассказать об этом, никто в стороне не останется. А если в городе об этом узнают, твоего ректора на куски порвут.

– Бать, они скажут, что никакого письма не было, тебя убьют, а меня посадят на цепь в какой-нибудь школьной лаборатории. Скажи мне лучше, нет ли у тебя знакомых из стражи в крепости?

– Побег своему… хм… наставнику думаешь устроить?

– Нет. Мне нужно с ним поговорить. Верней… мне нужно получить ответ на один вопрос.

– Ну, для такого дела, может, и есть… – Отец пожал плечами. – Но будет ли от этого толк?

– Толку от этого будет не много. Но я должен знать. Для себя должен знать… Понимаешь, когда стреляли в чудотворов, никто из мрачунов не ударил по стрелкам на балконе. Никто. Ни один. Я хотел спросить: почему? Не может быть, чтобы все до единого мрачуны были в заговоре. Глаголен точно не был. Я бы знал, понимаешь? Он должен был оглянуться на звук выстрела еще до того, как первая стрела попала в Литипу-стерка. И ударить.

– Может, мрачуны устроены не так? Удар мрачуна может убить человека, лишить разума, но ведь не мрачунов берут в наемники, а чудотворов. Может, они не привыкли отвечать ударом на выстрел?

Надо же, отцу не пришло в голову, что все мрачуны сговорились убить приехавших на сессию чудотворов… Может, он прав – мрачуны просто не привыкли защищаться ударом? Глаголен никогда не воевал, у него для этого есть обученная стража. Да и прочие мрачуны в зале совета на воинов походили очень мало.

Однако трость в руках Глаголена была опасней, чем палица в руках опытного наемника…

Два дня в ожидании встречи с Глаголеном Войта провел в своем заброшенном доме, в пыльной лаборатории, – он даже не прибрался как следует, пожалел времени. Слишком велика была злость на ректора Йергена, на Достославлена, на всю верхушку Славлены и слишком невыносимо ощущение собственного бессилия – Войта собирал магнитофорную махину, убеждая себя в том, что она в любую минуту может ему пригодиться.

И только собрав ее полностью, зарядив батареи, проведя несколько пробных выстрелов, пришел к выводу, что сделал это напрасно. Да, махина имела совсем небольшой вес, но все равно выглядела смешно и глупо… Смешно и глупо было угрожать ею чудотворам.

Он не мог спать: едва закрывал глаза, так сразу видел воеводу замка Глаголена, который при детях надругается над Ладной, а потом убьет их – у нее на глазах…

Войта думал, что его проведут в крепость тайно, ночью, но все вышло иначе – отец сговорился не с рядовыми стражниками, а с комендантом, и Войту пропустили к Глаголену в открытую, среди бела дня, ни от кого этой встречи не скрывая.

Жаль: Войта рассчитывал посмотреть, можно ли, подкупив стражу, проникнуть в крепость и выйти оттуда. Понятно, среди бела дня, не таясь, да еще и под поручительство отца, помочь Глаголену бежать было невозможно.

Крепость не была тюрьмой, но для содержания пленных в ней имелось несколько камер с крепкими решетками на окнах. Бежать оттуда в самом деле возможным не представлялось: кроме непосредственной охраны возле двери, запертой на замок, нужно было пройти через десяток помещений, где всегда кто-нибудь да был, пересечь три широких двора, которые от и до просматривались со стен, миновать двое ворот, у которых стояла стража, и в довершение перейти мост через ров, который поднимался на ночь. Окно камеры выходило во двор, который тоже просматривался со стен. Легче было взять крепость приступом, чем тайно из нее бежать… Впрочем, Войта пока не отчаялся – собирался подумать о побеге чуть позже.

Глаголен был один в камере – его товарища по несчастью держали отдельно. Выглядел он неважно, но был вполне здоров, разве что слегка простужен.

– Ба, доктор Воен! – поприветствовал он Войту довольно бодро. – Не ожидал, что тебе удастся сюда пробраться!

– Это мой родной город, Глаголен. У отца нашлись связи в крепости. Как поживаете, кстати?

– Не очень хорошо. Готовлюсь достойно встретить свой конец. Был уверен, что чудотворы согласятся на выкуп, но, видно, Славлена разбогатела настолько, что кровь врага ценится здесь дороже золота. Садись, доктор Воен. Вот сюда, на солому. Или ты заглянул на минутку, попрощаться?

Ничего, кроме соломы на полу и ведра для нечистот, в камере не было.

– Признаться, мне не до шуток. Я осмотрелся тут немного… Бежать отсюда будет трудно.

– Бежать отсюда невозможно, – ответил Глаголен спокойно. – Но, знаешь, это хорошо, что ты пришел. Я не очень доверяю страже, а у меня есть бумага, которую я непременно хочу отправить в замок. И, думаю, на тебя в этом можно вполне положиться.

– Разумеется, я передам в замок бумагу…

– И сделаешь это как можно скорее. Дело в том, что в этой бумаге – моя последняя воля. Завещание мною давно составлено, с этим вопросов не возникнет. А тут… Я боюсь, твои собратья приложат все усилия, чтобы моя последняя воля не дошла до замка вовремя.