– Спасибо, внучек… Спасибо… Дай тебе бог здоровья, и доченьке твоей…

– Это вам спасибо, – пожал плечами Ковалев. – Мне идти надо, извините. Я опаздываю.

Она закивала, и две слезы выкатились на желтоватые щеки.

Ковалев двинулся вперед, отошел на несколько шагов и оглянулся – старуха смотрела ему вслед.

– Как вас зовут?

– Баба Паша меня зови. – На лице ее вместо слез появилось умиротворение, спокойная радость. Нет, Ковалев бы ни за что не поверил, что бабуля прячет камень за пазухой.

Перед завтраком Зоя Романовна напутствовала детей на предстоящую исповедь, и, надо сказать, очень убедительно. Этого у нее было не отнять – ее голос имел гипнотическое действие, почти волшебное. Она подбирала красивые слова и произносила их не проникновенно, а непринужденно, будто приглашала очутиться в сказке. Ковалев видел, как Аня смотрит ей в рот – и тоже хочет в эту сказку, и верит, что окажется в ней… Интересно, чья же сказка победит? Страшная сказка Инны или сладкая сказка Зои Романовны?

Он думал, что хуже манной каши и молочного супа ничего быть не может, но ошибся – на завтрак подали постное (по случаю исповеди) морковное суфле. Ковалева и без того мутило, и, положив в рот кусочек, он долго не решался его проглотить. Рядом прыснула Инна, Ковалев закашлялся и едва не выплюнул вареную морковку обратно в тарелку. После этого он больше не экспериментировал.

Инна стояла в стороне и непринужденно болтала с инструктором Сашей. Сегодня на ней была теплая вязаная юбка длиной почти до щиколоток, узкая и обтягивающая даже колени. Интересно, как в этом ходят и не падают?

– Хотите, пойдем ко мне в кабинет? – спросила Инна с блуждающей улыбкой, когда Ковалев вышел из-за стола. – У детей процедуры…

Он собирался спросить, что ему делать в ее кабинете, но она опередила его вопрос:

– Я расскажу вам о проблемах дошкольников в новом коллективе.

Ее кабинет был маленьким, завешанным картинками из детских сказок, но кроме рабочего стола в нем стояли два скромных кресла перед чайным столиком размером с табуретку – для непринужденной беседы ребенка с психологом, надо полагать.

– Хотите бутерброд? – спросила Инна, включив пол-литровый дорожный чайник. – По четвергам я всегда беру с собой бутерброды, потому что на завтрак подают невообразимую дрянь.

– Не откажусь, – кивнул Ковалев, вспомнив, что закусывать никогда не поздно.

– Представьте, они собирались устроить постные дни по средам и пятницам… Но мой папа пояснил Татьяне, что существуют нормы суточного потребления ребенком мяса и молока, которые нарушать не стоит – можно не только потерять место главврача, но и заработать дисквалификацию. Теперь они суточные нормы не нарушают, но четверговый завтрак – это нечто…

– Я вас не объем? – спросил Ковалев, принимая половинку багета с сервелатом, тонюсеньким кусочком сыра и салатным листом.

– Ни в коем случае. Я позаботилась о вас заранее.

– Спасибо. Еще три дня назад я считал, что ем все подряд.

– На здоровье. Вы как-то помято выглядите сегодня. Мне показалось, вы плохо себя чувствуете.

Впившись зубами в багет, Ковалев совсем расслабился.

– Вчера ко мне приходил сосед… Мы с ним выпили немного.

– Наверное, Коля? – Инна снисходительно улыбнулась.

– Ну да, Коля…

– Коля – прелесть! – Она улыбнулась еще шире. – Зануда, конечно, но я так люблю его послушать! Он вам показывал своего чистокровного волкодава?

– Ага.

– У него еще есть стопроцентная русская голубая. Пушистая и полосатая.

– Еще он мне рассказывал про настоящее динго – плод генной инженерии.

Инна вдруг переменилась в лице:

– А что это он «настоящее динго» вспомнил?

Ковалев не обратил внимания на эту перемену.

– Это я его спросил, что за пес бродит по ночам у моста.

Инна отложила бутерброд и откинулась в кресле. И спросила тихо-тихо:

– Вот как? Вы его видели?

– Только хвост. А что, это в самом деле плод генной инженерии?

– Нет. Конечно нет. – Она почему-то посмотрела на дверь.

– Неужели местный жеводанский зверь?

– Жеводанского зверя не было. Было много крупных волков. Такие аномалии случаются, у нас после войны волки тоже часто нападали на людей. Кстати, никогда не поворачивайтесь к нему спиной – он считает это слабостью. Или провокацией.

– К кому? К жеводанскому зверю? – улыбнулся Ковалев в ответ на ее серьезность.

– Вообще ни к какому зверю нельзя поворачиваться спиной. Кроме бешеного – от бешеного надо бежать.

– Они и справку предъявляют? О бешенстве?

– Бешеный бросается сразу, здоровый подумает, прежде чем напасть. На вас, по крайней мере. Не смотрите так, мой дед был охотоведом.

– Вы мне скажете, наконец, что это за «настоящее динго» или так и будете ходить вокруг да около?

– Если я вам скажу, вы мне не поверите и посмеетесь. – Взгляд ее снова стал рассеянным, а лицо – задумчивым.

– Вы все-таки скажите, а я посмотрю, смеяться или нет.

– Это хтон, демон смерти.

– Потрясающе… – Настала очередь Ковалева откинуться в кресле. – Вы в самом деле считаете, что над этим не стоит смеяться?

Она не спешила ответить, снова заговорив о своем:

– В Европе много поверий о призрачных собаках, в православной традиции собак тоже считают нечистыми животными. Появление хтона лично для вас – это знак, но к добру или к худу – не знаю.

– А вы не сомневаетесь, что мне встретился именно хтон? Вы не пробовали предположить, что это обычная дворняга?

– Я знаю, как выглядит хтон.

– Хорошо. Если я еще раз встречу это «настоящее динго», я непременно его изловлю и приведу вам показать.

Может, она и не хотела смеяться, но смешок все равно пробился наружу сквозь прикушенные губы. Этого Ковалев не выдержал – положил остатки бутерброда на столик, поднялся и вышел вон. Она смеялась ему вслед совсем уж откровенно.

В коридоре он тут же столкнулся с басоголосой докторицей, которая смерила его взглядом и пробормотала себе под нос что-то вроде: «А ведь женатый человек!» Уму непостижимо, как быстро тут рождаются сплетни…

Дверь в молельную комнату, обычно запертая, на этот раз была распахнута настежь – там суетились четыре воспитательницы, главврач и Зоя Романовна. Ковалев заглянул туда из любопытства, на секунду, но это не осталось незамеченным.

– Проходите. – Главврач улыбнулась ему сладко и жалостливо. – Можете убедиться, тут нет ничего страшного.

Ковалев задержался на пороге, окинув молельную комнату взглядом, – трудно представить, что раньше тут был спортивный зал, разве что размер соответствовал. Даже резные царские врата присутствовали, а за ними в натяжной потолок били пучки оранжевого света, и их отражение вместе со светом спрятанных в алтаре окон освещало комнату будто в сказке. К царским вратам поднимались две ступени вычурной формы, затянутые в блестящий линолеум, а амвон стоял на широком пушистом ковре. Ковалев не очень-то разбирался в церковной утвари, но на экскурсиях в церквах бывал. Высота потолка не позволяла разместить многоярусный иконостас, но иконы поражали размером и красочностью: все лучшее – детям.

– Нравится? – с кокетливой улыбкой спросила главврач.

– Богато, – кивнул Ковалев.

– Если хотите, можете остаться, посмотреть и послушать.

– Спасибо, нет.

– У нас сегодня необычная служба. Будем крестить Павлика Лазаренко, это для нас праздник.

Зоя Романовна, распоряжавшаяся приготовлениями к службе, повернулась так резко, что под ее каблуками звонко скрипнул линолеум.

– Татьяна Алексеевна… – многозначительно и с нажимом произнесла она. – Вряд ли Сергей Александрович найдет это событие праздничным.

– Я полагаю, назначенные в соответствии с законом опекуны уже решили за Павлика, креститься ему или нет, – едко ответил Ковалев. – И мое мнение тут никого не интересует.

– Совершенно верно, – кивнула Зоя Романовна.