Взгляд сам скользнул к следующему рисунку: на нем, на фоне товарного вагона, стояла старуха с ребенком на руках. Ребенок был завернут в тряпье, только мохнатая мордочка высовывалась из кулька. А на седьмом рисунке изображалась виселица, и эта самая старуха с головой в петле, и ребенка с ней не было – ребенок был в руках Инды Хладана. Сначала Йока не понял, что за кулек нарисован у него на груди, а теперь догадался: ребенка старуха отдала чудотвору!

Как же он снова оказался в лесу? Убежал? Или его освободили мрачуны?

Йока вздрогнул, ощутив прикосновение к брюкам, и едва не отпрыгнул в сторону: чудище на корточках подползло к его ногам и попыталось потереться о колено, как верный пес или ласковый кот… Как тихо он подобрался! Словно осторожный зверь! И пахло от него зверем. Йоку передернуло от отвращения: кровь запуталась в бороде, запеклась на морде и на руках с длинными изогнутыми ногтями. Чудище же, вытянув голову вперед, щекой прижалось к брюкам Йоки и подняло глаза. Взгляд его заставил Йоку замереть – человеческий взгляд, полный тоски и надежды. Существо заскулило тихонько и тоненько и потерлось о Йокино колено.

– Ты чего? – спросил Йока, но догадался: чудище его не понимает. Оно вообще не понимает человеческого языка.

Догорал последний луч солнца, но Йока уже не думал о том, что скоро стемнеет. Неужели вот этот жалкий и омерзительный получеловек и есть Враг? Вот эта никчемная, не умеющая говорить тварь – пугало всего Обитаемого мира? Никчемная и несчастная тварь…

Тварь вдруг сорвалась с места и кинулась туда, где недавно с аппетитом жрала дохлую лисицу, и Йока оглянуться не успел, как останки рыжего зверька оказались положенными к его ногам. Это угощение? Существо смотрело на него снизу вверх, и Йоке показалось, что оно улыбается. Не может быть, чтобы ему едва исполнилось четырнадцать лет, оно выглядело лет на пятьдесят старше.

– Спасибо, я не голоден… – пробормотал Йока и отступил на шаг.

Йера Йелен был занят работой комиссии с утра до поздней ночи. Заключение лучших физиологов Славлены по атласу, который передал ему Инда, пришло в четверг утром: нет. Вероятность того, что росомаха выносила человеческого детеныша, столь мала, что ее можно не принимать во внимание. Даже очень крупная особь издохнет раньше, чем плод достигнет размера, совместимого с самостоятельной жизнью. При этом надо учитывать, что пересадка плодного яйца – сложнейшая операция. Опыты проводились только на мертвых женщинах и не увенчались успехом. Поскольку речь идет о рассечении чрева, операция приведет к гибели беременной женщины: медицина еще не знает способов остановить кровотечение и сохранить ей жизнь.

И, несмотря на это заключение, Йера Йелен не успокоился: никого из обывателей не убедит мнение экспертов. Люди верят тому, во что хотят верить, а они хотят верить в появление Врага – им нужна публичная казнь, а не бумаги и пространные рассуждения каких-то физиологов. Им нужны доказательства смерти Врага, а не доказательства невозможности его рождения. И Йера пошел от противного: что если мрачуны смогли провести операцию, а росомаха не издохла? Так будет рассуждать каждый малообразованный обыватель. Не надо ходить далеко, можно спросить Ясну.

Маленький эксперимент с женой убедил его в собственной правоте. Значит, нужно найти недоношенного младенца, родители которого мертвы. Желательно, чтобы в его метрике датой рождения значилось тринадцатое апреля четыреста тринадцатого года.

Собственный цинизм поразил Йеру: он всегда был честным судьей, и его покоробило, как быстро он втянулся в политические игры и принял их грязные правила. В Думу его выбрали, зная о его честности, и сейчас вся Славлена смотрит на него и верит в то, что он скажет им правду. А он собрался заняться подтасовкой, отдать на заклание невинного ребенка. Зачем далеко ходить? Йока родился недоношенным, его мать мертва, и день его рождения – тринадцатое апреля. Может быть, отдать на заклание собственного сына? Почему должны пострадать невинные? Готов ли он, Йера, на потеху необразованной толпе отдать своего ребенка? Нет, не готов. Значит, не имеет права отдать и чужого. Нечего даже думать о таком пути.

Вот почему Важан – старая росомаха – занялся Йокой! Вот почему явился этот провокатор-сказочник Змай! Мрачуны хотят подставить сына Йеры Йелена! Хотят связать ему руки! Не выйдет. Вот зачем консерваторы предложили его кандидатуру – потому что его сын родился тринадцатого апреля! Теперь все ясно.

И Йера начал собирать слухи, которые ходят среди мрачунов. Десятки следователей просматривали протоколы допросов, десятки агентов сидели по кабакам в пригородах Славлены и ловили малейшие намеки на сплетни мрачунов. И Йера с утра до вечера просматривал тщательно отобранную информацию – сам, не доверяя никому другому.

Йера действовал не так, как положено председателю думской комиссии, – он привык поступать как судья: самолично проверять все доказательства, самолично готовиться к процессу, не уповая на то, что защитник и обвинитель сделают за него всю работу, а он только вынесет решение. Йера считал, что судебный процесс не поединок защиты и обвинения, а торжество справедливости.

На стол ему ложились сотни подготовленных карточек – о женщинах, умерших родами четырнадцать лет назад и умерших… в октябре-ноябре четыреста двенадцатого года. Малейшее подозрение в том, что женщина была мрачуньей, – и карточка откладывалась в отдельную стопку. На карточки редко приклеивали фотографии – далеко не каждая женщина могла себе позволить такую дорогую вещь, – но если фотография была, Йера долго всматривался в эти лица, словно хотел прочитать в их глазах: возможно или невозможно? А карточки с каждым днем прибывали.

Собранные слухи постепенно обрастали подробностями: мрачуны свято верили в появление Врага. Протоколы допросов четырнадцатилетней давности пестрели их показаниями: скоро явится Вечный Бродяга! (Врага они называли Вечным Бродягой.) Около тридцати протоколов содержали признания матерей-мрачуний в том, что их новорожденный ребенок и есть Враг. Они гордились этим! Они умирали с его именем на устах! Йера отдал распоряжение поднять дела всех этих новорожденных мрачунов, и вскоре на стол стали ложиться копии личных дел четырнадцатилетних мальчиков. Большинство из них воспитывались в специализированных школах, двое находились в детской колонии Брезена – считались неисправимыми, – четверо учились в престижной школе Брезена и были рекомендованы к поступлению в университет, троих усыновили, а двоих взяли под опеку хорошие семьи. Йера послал запрос в Брезенскую колонию о мальчиках, которых считали неисправимыми.

Он никогда не знал столько о детях мрачунов и был поражен: многие вырастали порядочными гражданами, не помышлявшими о мрачении, некоторые – избранные – пользовались своими способностями на благо государства и достигали больших успехов.

В субботу вечером он горько пожалел об эксперименте, проведенном с Ясной: вернувшись домой довольно поздно, он застал ее в слезах над желтой газетенкой, освещавшей – как и все желтые газетенки – работу думской комиссии. В первый раз ему захотелось всерьез ограничить в правах «свободную» прессу! Или как минимум привлечь газетчиков к ответу: они сеяли панику среди населения. Но Ясна повернула их грязную статейку на свой лад, а причиной… Причиной был эксперимент Йеры.

– Я всегда его боялась, – шептала она сквозь слезы, – я всегда чувствовала…

– Что произошло, моя девочка? – Йера присел перед ней на корточки. – Что с тобой случилось?

– Ты никогда не хотел этого замечать! Ты всегда кричал на меня!

– Объясни мне, пожалуйста, кого ты боялась?

– Он убьет и Милу тоже… Он убьет нашу дочь! Нашу родную дочь! – Она сделала ударение на слове «родную»…

– Ясна, дай сюда эту дурацкую газету. Ты же не фабричная девчонка, зачем ты веришь тому, что пишут для необразованных простаков? Посмотри, какая прелесть! Недавно в окрестностях пригорода Яруга участились случаи нападения на людей белок-людоедов… Тебе не смешно?