Волот улыбнулся, изучая ответ Вернигоры: между строк читалась готовность служить.
И через три дня, как было уговорено, Вернигора приехал на встречу с князем. Приехал верхом, в одежде, присущей скорей малым людям, но с неуловимыми признаками настоящего богатства, которое не выставляют напоказ: и за коня его на новгородском торге знаток отдал бы высокий терем, и узда, отделанная золотом, куплена была далеко за морем, и инкрустированные ножны, мелькнувшие за поясом под расстегнутой шубой, хранили в себе дорогой булатный нож, да и шуба, с виду простая, без длинных рукавов, стелющихся по земле, была собольей, только обшитой не бархатом или парчой, а тонким заграничным сукном без блеска.
Сам Вернигора оказался человеком высоким, широким в плечах, но не от богатырской силы, а от крупной, широкой кости, что создавало впечатление некоторой угловатости, медвежьей неуклюжести. Лицо его, прямоугольное, словно вытесанное из темного дерева, покрывали крупные и глубокие морщины, сощуренные глаза смотрели насмешливо, но опущенные уголки больших бледных губ придавали лицу брезгливое, презрительное выражение. Волот видел его когда-то, когда отец был еще жив, но не обращал внимания, как на множество других людей, окружавших князя Бориса.
Вернигора принял предложение князя, не выставляя никаких условий со своей стороны. Он, казалось, давно ждал этого предложения, предвидел его, но считал, что если бы князь его не позвал, хуже от этого стало бы самому князю. И назваться предпочел скромно - главным дознавателем, как и звался при Борисе.
Когда Волот заикнулся о поиске убийц Белояра, Вернигора покачал головой.
- Оставь это дело посаднику, князь, - лицо его исказилось то ли от презрения, то ли от горечи, - убийц Белояра никто и никогда не сможет предать суду.
- Но почему?
- Если мы их и найдем, мы не докажем их виновность. Пусть люди посадника тратят казну Новгорода напрасно…
- Но как же… как же Правда? - Волот поднял брови.
- Забудь о правде, князь, - усмехнулся Вернигора, - правды нет. Есть корысть разных людей, враждующих между собой. Кто побеждает, того и правда.
Волота передернуло от святотатственных слов Вернигоры:
- Слышал бы это Белояр…
- Белояр погиб, защищая Русь, а не Правду. Я думаю, он знал об этом не хуже меня. Поэтому и погиб. И я приехал на твой зов: смотреть из окон университетских теремов, как враг топчет мою землю, уж больно горько.
- Враг? - удивился Волот. - Топчет?
- Я сказал это образно… - Вернигора улыбнулся. - И предлагаю тебе, князь, заняться расследованием не смерти Белояра, а беспорядков в Новгороде в ночь перед вечем.
Каждое слово нового главного дознавателя удивляло Волота, выворачивало наизнанку все его представления о суде, о жизни, о своем предназначении. И в то же время этот человек вызвал у князя желание на него положиться, довериться и слушать, подставив оба уха и раскрыв рот: никто еще не говорил с князем с такой убежденностью. Ни презрения, ни заискивания, ни попыток научить юношу жизни - Вернигора говорил коротко, дельно и на равных.
- Но почему? - все же спросил князь. - Разве непонятно, почему новгородцы устроили беспорядки? Разве их надо за это наказать?
- Тебе откроются удивительные вещи… - усмехнулся Вернигора. - Замечу, что поджигателей по судной грамоте положено предавать смерти, а разве хоть один поджигатель предстал перед судом? Между тем, выгорела половина торга, пострадали люди, товары, за которые с иноземными купцами расплатилась новгородская казна. А Воецкий-Караваев не спешит искать виновных.
- Почему? Разве поджигатели могут подкупить посадника?
- Нет, конечно. Смеян Тушич не берет мзду, если за последний год не обнищал настолько, чтоб изменить себе. Он боится. Не сомневаюсь, он начинал дознание, ему положено заниматься этим по закону. Но как только понял, что это связано с лживым гаданием сорока волхвов, сразу бросил это дело - оно ему не по зубам. Если бы не смерть Белояра, он бы обратился к Белояру.
- Лживое гадание? - растерянно произнес Волот.
- Лживое гадание, поджоги, смерть Белояра. И войско новгородское за тридевять земель от Новгорода…
Волоту вдруг стало страшно. Настолько страшно, что по телу пробежала дрожь.
- Значит, тот волхв говорил на вече правду? И есть сила, и есть люди…
- Есть. И сила, и люди. И если вече не согласилось с объявлением войны, то клевета, резня и поджоги в Новгороде вынуждают Амин-Магомеда ответить войной. Иначе он перестанет быть ханом: у него довольно противников в Казани и нет защитника, каким был князь Борис.
- Но если Смеян Тушич ничего не смог сделать, то что же сделаю я? - испуганно спросил князь и тут же понял: не стоило этого говорить, не стоило так откровенно выпячивать собственную слабость.
- А мы с тобой, князь, займемся поджигателями, а не темными силами. Беда посадника только в том, что он боится посмотреть правде в глаза, только и всего. Мы же знаем, что правды нет, - Вернигора подмигнул князю, - так что бояться нам нечего. Впрочем, и до темных сил доберемся, дай только срок.
- Но без Белояра… Кто еще сможет нам помочь? - Волот не заметил, как принял от главного дознавателя это странное «мы», еще час назад казавшееся невозможным. И это неожиданно ему понравилось, вселило в него уверенность, ощущение рядом надежного плеча, на которое можно опереться. Со времени смерти отца он ни разу не чувствовал ничего подобного. Даже с Белояром, даже с доктором, даже с дядькой.
- Знаешь, есть у меня одна мысль… Слишком долго рассказывать, как я пришел к этому выводу, но, думается мне, есть в Новгороде волхв не слабей Белояра. Млад Ветров. Мало того, что Сова Осмолов пытался его оговорить, - его еще и отравить хотели, а теперь тащат в суд докладчиков.
Говоря о суде докладчиков, Вернигора поморщился.
- А в суд-то за что? - не понял Волот.
- Наступил он на хвост Черноте Свиблову и любезным ему христианам. Не отдал душу ученика чужому богу. Так они решили его за смерть ученика через суд наказать. Гнилое, казалось бы, дело, ни один здравомыслящий судья не посмеет вынести обвинительный приговор. Но суд докладчиков - суд особый… - Вернигора скрипнул зубами.
- А он на самом деле виноват?
- Не думаю. Насколько будет виноват учитель воина, если ученик погибнет в бою? Так и здесь примерно. Сначала я думал, что это месть Свиблова, а теперь понимаю: это пятно на честное имя волхва. Стал бы Белояр тем, кем был, если бы его в далеком прошлом обвинили в чьей-нибудь смерти, да еще и осудили за это? А раз хотят запятнать, значит, чего-то боятся. И я даже знаю, чего. Как вспомню его выступление на вече - мурашки по спине. Да и морок он один почувствовал. Белояр не почувствовал, а Млад заметил. И грамоту не подписал.
Волот подумал, что Белояр выглядел куда представительней для того, чтобы Новгород ему доверял.
В первые дни месяца студня из Казани на Нижний Новгород выступило десятитысячное войско Амин-Магомеда. Одновременно с ним крымский хан неожиданно осадил Полтаву. Киевский князь развернул войска на юг, послал вперед конную дружину, но все равно не успевал подойти осажденному городу на помощь. Второй удар татары направили на Елец, захватили его меньше чем за сутки осады и, вместо движения на Мценск, где их ожидало московское ополчение, двинулись в сторону Тулы.
Гонцы прибывали в Новгород три-четыре раза в день, но обрисовать положение посыльные грамоты не могли: слишком долго летели вести с окраин Руси.
В Новгороде же все шло своим чередом, будто и не начиналась война. Разве что Сова Осмолов торжествовал победу: не мытьем, так катаньем положение изменилось в пользу его кошелька. Да, пожалуй, еще пушечный двор требовал все больше и больше бронзы и серебра.
Все вокруг говорили князю о том, что если Москва и Киев разобьют крымчан без помощи Новгорода, то потом откажутся ему подчиняться. Но Ивора рядом не было, и что с этим делать, Волот не знал. А если бы и был, доверять ему Волот опасался. Сомнения, как ни странно, разрешил Вернигора. Он вообще не смущался, высказывая свою точку зрения даже по тем вопросам, которые его нисколько не касались, и не переживал, что князь, по молодости лет, начнет ее перенимать. Это так отличалось от поведения и Белояра, и доктора, и посадника, что Волот недоумевал. Как-то раз он спросил об этом Вернигору напрямую и получил прямой ответ:
