– Не рассказал. А зачем явились, они и сами объяснят сейчас, – я криво усмехнулся и, специально повысив голос, прокричал. – Заходите, парни! Дверь открыта!

Это стоило сделать хотя бы ради того, чтобы лицезреть их широко открытые глаза и отвисшие челюсти, когда они увидели меня посреди комнаты с самострелом в руках и воинским поясом. Но Пашка, быстро сориентировавшись, повернулся к Игнату и сказал:

– Дядька, возьми нас тоже в обучение! Красным Тельцом тебя молим! Службу любую тебе сослужим, под началом твоим ходить станем, но научи нас биться!

Ромка вторил ему, оба разве что на колени не падали. Я не был уверен, что в разговоре с поклонником мертвого бога стоило поминать Красного Тельца, но парни-то были не в курсе. Игнат, впрочем, на это никак не отреагировал, а только скептически хмыкнул и спросил:

– А для чего мне вас учить-то? Я просто так ничего не делаю. Объясните, зачем вам и мне оно нужно. Не сумеете – не стану. Да и послужить вы мне не сможете, я не воевода и не атаман, ни дружины, ни ватаги под моим началом нет.

– Так ты ведь Олега учишь, – кивнул на меня Пашка. Учитывая самострел в моих руках, отрицать это было полной глупостью.

– Учу, – кивнул старик. – Но его-то я учу, потому что он сын… Моего старинного приятеля сын. Которому я сильно обязан. А вы здесь с какого боку?

Парни задумались. Я опустил самострел, посмотрел на Игната, который с ничего не выражающим лицом уселся на лавку, достал из-за голенища сапога такой же нож, как у меня, а из кармана – ремешок. Растянул кусочек кожи и принялся затачивать лезвие.

– Но ты ведь и Олега не просто так учишь, обычному селянину… Пусть даже не крестьянину, а лекарю биться уметь не нужно. – проговорил, наконец, Ромка. – Значит, готовишь его к чему-то, к делу какому-то. А тогда и ему помощь понадобится, он ведь не в одиночку его делать собрался.

– А мы его лучшие друзья, – наконец-то дошло и до Павла, и он с воодушевлением подхватил слова Романа. – Кто еще ему помочь должен кроме нас?

– Олег мне это говорил уже, – кивнул старик и поднял лезвие к глазам, после чего ногтем проверил заточку. – И да, что у нас дело есть с ним, это правда. И ради этого дела я его и учу. Но неволить вас никто не может, воин он всегда свободным человеком быть должен. Поэтому скажу вам то же самое, что ему сказал: нас на этом пути много плохого ждет. Крови прольется море, и делать придется вещи, о которых потом жалеть будете. Во снах кошмарных вспоминать, в холодном поту просыпаться.

Игнат еще пару раз провел лезвием по ремешку, после чего спрятал нож за голенище и поднялся с места. Посмотрел на парней, которые никак не решались его перебить, вздохнул и добавил:

– Олега я понять могу, у него мать волкулак задрал. И то, я б на его месте не согласился бы никогда, здесь бы остался. Потому что, если он в Васильевском останется, то проживет обычную жизнь. Не знаю счастливую ли, потому что я сам никогда спокойной жизни не видел… Но теперь удастся ли ему дожить до следующей осени – большой вопрос. И дело даже не в том, как учиться будет, а в том, повезет ли. Минует ли его случайная стрела, выдержит ли броня, прикроют ли вовремя спину.

На пару мгновений появилось ощущение, что рассказывает он это для меня, а не для них. Вновь пытается переубедить, доказать, что мне лучше остаться тут, забыть обо всем, как о страшном сне. Прожить, как он сам говорит, длинную и спокойную, но вполне обычную жизнь.

Но Игнат продолжил, и я понял, что ошибаюсь:

– Но Олег свой путь уже выбрал и с него не свернет. А вы, парни, крепко подумайте. Если решитесь – завтра с рассветом приходите на подворье. Если вас тут не будет… Ну, на нет и суда нет.

Брянское княжество. Васильево село. Осень 54-го года от Последней Войны.

– Резвее давайте, ну что вы как мухи снулые! – прикрикнул Игнат. – Ногами работайте, ногами, не стойте на месте! В бою на миг замешкался и смерть!

С лязгом сталкивались клинки, рассыпая во все стороны искры. Парни вспотели настолько, что влага пропитала даже стеганые поддоспешники. Лица у Ромки и Пашки раскраснелись, несмотря на достаточно прохладную погоду. Все-таки не май месяц, а середина октября. Ладно хоть без дождя, впрочем, и это не было помехой для тренировок. Старик явно торопился, поэтому занимались мы в буквальном смысле от рассвета и до глубокой ночи.

С момента, когда парни попросились в обучение Игнату прошло две недели. А сейчас, более того, оба переехали ко мне на подворье, и теперь мы жили в моей избе тесной мужской компанией.

Переезд Паши прошел легко: все равно уборочная уже закончилась, дрова были запасены, и работы по дому оставалось не так много. Да и как мне всегда казалось, его родители не очень-то интересовались будущим сына, а возможно, что вообще обрадовались, избавлению от лишнего рта. А вот про Романа такого сказать было никак нельзя: они с отцом разругались в хлам и больше не разговаривали.

Деревенский староста очень гордился своим постом и очевидно, собирался воспитать из Ромки наследника. Но тот заявил, что ему неинтересно улаживать мелкие споры между односельчанами и договариваться с боярами о снижении княжеской доли с урожая. Он сказал, что собирается учиться воинскому делу и в следующем году поступать в новики в дружину брянского наместника.

Понятное дело, что про дружину он приврал, как мы заранее договорились. Но это был единственный способ объяснить наши занятия односельчанам. Демьян не внял, обозвал сына дураком, но Ромка не стал слушать и просто ушел. Староста, правда, потом оторвался на Пашке, запретив Машке не только видеться с ним, но и выходить из избы. А потом вообще отрекся от сына, дав местным сплетницам очередной повод для пересудов.

В итоге весь прокорм лег на мои плечи. Но я решил не беспокоиться по этому поводу, потому что мы с матерью успели сделать запасы на всю зиму. К тому же можно было спокойно продать кое-что из трав и готовых лекарств, ведь столько нам все равно было ни к чему. Да и Игнат периодически приносил с охоты свежее мясо.

Гонял он нас нещадно. Жестоко отлупил Ромку и Пашку на первом же уроке, после чего принялся учить их основам рукопашного боя. Так же, как и мне, выдал по засапожнику, заставил выточить деревянные подобия и учил драться уже ими. А два дня назад притащил пару тренировочных мечей – по размерам и балансу похожих на боевые, только со сточенной режущей кромкой. Но удар таким чувствовался даже сквозь поддоспешник.

Заодно выяснилось предназначение еще одного тренажера – деревянной колоды с метками. Она нужна была, чтобы отрабатывать удары по уязвимым точкам: шея, запястья, бедра. В схватке ведь не обязательно убить врага, достаточно лишить его возможности продолжать бой. Отрубить руку или ногу, резануть хорошенько по лицу. Эти части тела обычно никто не защищает, ведь доспехи дорогие, и хорошую броню мало кто может себе позволить.

Но и против доспешных приемы имеются: ударить подмышку, туда, где пластины скрепляются ремнями, так, чтобы пробить легкое. Правда, это и сложнее гораздо, у меня пока не получалось. Да и колода не движется, на месте стоит, хоть старый солдат и мастерил какую-то хитрую систему с противовесами, чтобы заставить тренажер качаться туда-сюда.

Синяки и шишки, боль в натруженных мышцах стали нашими постоянными спутниками, но никто даже и не думал жаловаться. Все понимали, что в настоящем бою жалеть нас не станут, поэтому и учились со всем прилежанием.

Вот и сейчас, парни вертелись друг напротив друга и рубились в полную силу. На мой взгляд они двигались достаточно активно, но старик явно был недоволен и только сильнее ругался:

– Ровнее дышать! Что как загнанные кони? Пашка! Меч не отпускать! Давай, работай, работай!

А от лени у старого солдата есть отличный рецепт. Если кто-то на тренировке не проявит достаточного усердия, тогда Игнат сам берется за клинок и встает против провинившегося. И тогда ничего хорошего не получается: мы для старика не опаснее двухнедельных кутят, он просто избивает нас мечом, причем, бьет, будто специально, плашмя. Хлестко выходит, и даже больнее, чем сточенной кромкой.