Дверь отворилась и на улицу вышли Кондрат с Ефимом. Увидев, что на нас вот-вот нападут, они бросили сундук на крыльце и выхватили оружие. Я рванулся вперед, намереваясь рубануть здоровяка поперед груди, пока он отвлекся на новых действующих лиц, но он сделал то же самое. Чудом мне удалось уклониться, я пригнулся, палица просвистела над моей головой, а разбойника развернуло ко мне спиной.

И я ударил, попытался вогнать клинок под правую лопатку зачинщика, но меч бесполезно проскрежетал по металлу. Под курткой на нем был доспех! Это действительно оказался кто-то из людей наместника.

В следующее мгновение я уже летел на землю, забыв, как дышать, потому что мужик воспользовался тем, что я замешкался и с разворота долбанул по мне своей хреновиной. Хорошо, что поверх доспеха я носил стеганую воинскую куртку, а под ним поддоспешник, иначе удар палицы точно сломал бы мне пару ребер.

Но тело мое, как оказалось, было способно действовать и без моего участия. Я перекатился назад, как меня учил Игнат, ровно за мгновение до того, как зачинщик обрушил палицу мне на голову. Отпрыгнул, махнул мечом и снова бросился в бой.

Перехватил палицу левой рукой, не давая ударить и тут же долбанул навершием меча по лицу своего соперника. Из лопнувших, словно переспелые сливы, губ брызнула кровь, и тут же меня снова отбросил назад удар ноги. Кое-как удержав равновесие, я смог уклониться от следующего удара, махнул мечом и лезвие аккуратно срезало четыре пальца на левой руке здоровяка.

- Ах ты тварь, - закричал он, прижимая изувеченную конечность к груди, но от затеи добраться до меня не отказался.

Удержать свое оружие одной рукой он не мог, поэтому бросил палицу, но тут же вытащил из-за пояса длинный нож. Руки у противника были длиннее моих, зато у меня в руках был меч, которым можно было парировать почти любой удар. Он это понимал, поэтому бросился вперед, чтобы сократить дистанцию между нами и тут же отхватил ногой в промежность.

Этому меня тоже учил Игнат: удар, по его словам, был подлый, но любого мужика даже с самыми стальными шарами мгновенно выводил из боя. Вот, нашелся случай опробовать.

Резко взмахнув клинком, я выбил нож из руки своего соперника, и тут же рубанул по ступне, просек сапог и, кажется, сухожилия до самой кости, от чего зачинщик тут же завалился на землю. Уже собирался добить его, но краем глаза увидел, как Пашка, до этого играючи отражавший один за другим удары вооруженного дубиной соперника, получил по голове, и упал.

- Паскуда! - выругался я.

В висках застучало от злости, глаза заволокло кровавой пеленой, я сделал несколько шагов к погромщику, уже собиравшемуся размозжить голову моего друга, пнул его ногой под зад, а когда тот врезался в забор и развернулся, вогнал меч ему в живот и повел клинок в сторону, выпуская уроду кишки.

Повернулся, успел увидеть, как Ромка свалил своего соперника, пробив ему грудь и остановился. Сердце колотилось, ладно хоть руки не тряслись, но бой был закончен: все погромщики уже лежали на земле. Я вогнал острие клинка в грудь того, что шевелился, пытаясь собрать в кучу вываленные в грязь кишки, вытер меч от крови и дерьма о его одежду и приказал:

- Добейте остальных.

Голос звучал хрипло, будто не мой. Да, не приходилось мне толком в настоящих боях участвовать. Пора вроде бы привыкнуть, все-таки не в первый раз, но до этого мне не приходилось встречать такого опасного соперника. Бок жутко болел, нужно было снять доспех и проверить, что там под ним. В том, что синяк будет огромный, я не сомневался, но вот целы ли ребра…

Здоровяк, которого я свалил первым, уже успел перемотать изувеченную руку какой-то тряпицей. Встать он не пытался, понимал, что с перерубленной ступней ему все равно никуда не уйти. Я подошел к нему, прижал острие клинка к его горлу и проговорил:

- Тебя я не убью. Скажешь наместнику, что князь Олег скоро придет за своим. Пусть ждет и боится, понял?

- Он будет тебя искать, - прошамкал тот, пуская изо рта кровавую слюну. Похоже, что пару зубов я ему все-таки выбил.

Но это было не то, чего мне хотелось услышать. Я пнул ублюдка по раненой ноге, и тогда тот заорал в голос. Дождавшись, пока он прекратит вопить, я продолжил:

- Ему не придется меня искать, я сам за ним приду. Так и скажешь, пусть ждет и боится. Ты меня понял?

- Хорошо, - прошептал он и, кажется отключился.

Ну так оно и к лучшему, никто не всадит нож в спину, когда мы о нем уже забудем.

Теперь уже я пошел к лежавшему на земле Пашке, прижал пальцы к его шее, пытаясь нащупать жилку. Сердце парня билось, но посмотрев на его голову, я громко выругался. Вот, правильно говорил Игнат, надо шлемы носить. Был бы на башке у него шишак, так ничего не случилось бы, а так - вдоль темени проходила кровящая ссадина, вокруг которой наливалась шишка.

Оставалось надеяться, что кости целы, иначе я даже не знаю, что делать. Я открыл седельную суму, вытащил из нее пузырек с настоем ноготков и вываренную тряпицу. Обработал рану, перевязал: снимать, конечно, вместе с волосами придется, но лучше уж так, чем какую-нибудь заразу в рану пустить.

Парни тем временем обирали убитых погромщиков. И судя по возгласам, на них нашлось немало серебра, зато и оружие, и одежда оказались бесполезным для нас хламом. Похоже, что это была какая-то из городских банд, которым заплатили за то, чтобы вместо участия в грабеже они нашли и убили Авраама. Видимо, те три тысячи рублей, которые наместник должен евреям, принадлежали именно ему.

А вот кем был главарь – черт его знает. Видимо, кто-то из доверенных людей Белгородского наместника. Его бы забрать с собой, да допросить по-хорошему, у Луки Филипповича-то наверняка свой специалист по допросам есть, да не сажать же его в повозку вместе с женщинами. Пусть уж лучше послание передаст.

- Загрузите сундук, - повернулся я к своим, когда закончил с ранами друга. - Пашку положите в повозку, пусть полежит. Лошадей его привяжите, в поводу поведем. Нужно уходить, пока еще кто-нибудь не явился.

Такая причина тоже работала, хотя на самом деле мне просто хотелось как можно быстрее покинуть это проклятое место.

Белгородское княжество. Село Огибное. Начало лета 55-го года от Последней Войны

Еврея мы, как и пообещали, проводили до Лисицы, где он исправно отсчитал нам полторы сотни серебром, и за еще полсотни договорился с местными мужиками, чтобы они проводили его до Харькова. Он, правда, опасался, что его попросту ограбят где-нибудь вдалеке от тракта, но я с этим ничего сделать не мог: отправлять своих людей в Харьков было не в моих планах. Сидеть на месте мы не собирались, а им потом что, искать нас по всем Пяти Княжествам?

Да и не того мне было, чтобы решать проблемы Авраама, своих хватало. Пашка был плох. Удар дубиной по голове не прошел для него даром, так что он не то, что на лошадь сесть, даже стоять толком не мог: рвало постоянно. В придачу к этому, он толком не помнил, что было вчера, потому что память его обрывалась на попойке в “Конском седле”.

Из-за болезни Пашки сам собой пропал вопрос, брать ли повозку или нет, потому что к лошади его можно было только привязать, и то я не был уверен, что тряска пойдет его разбитой голове на пользу. А так - уложили в лучшем виде, а войско мое обзавелось обозом, куда определили двоих новиков. Те недовольны были, естественно, но мы ни в какие драки встревать пока не собирались, так что придется им потерпеть.

Да и сам я целый вечер пролежал в выделенной нам избе, прикладывая к месту, куда пришелся удар палицы, примочку с очанкой и окопником. Синяк получился знатный, ладно хоть ребра остались целы.

Так что отправились мы в путь только на следующий день, поехали в сторону Оскола, где должны были встретиться с очередным дружком боярина Луки, услуги которого могли оказаться полезными для нас. Провели один день в пути, потом разбили лагерь, переночевали и отправились дальше.