Не выдержав, я вытащил меч из ножен. Лезвие, снабженное узким долом почти на всю длину, было настолько хорошо заточенным, что им, кажется, можно было бриться. Все, кроме части у самой гарды, рассчитанной на то, чтобы принимать удары. Или схватиться второй рукой.

– Ты спрашивал, как люди тебя признают, – сказал Игнат. – Этот меч ковали не здесь, а где-то на закате, он из самой лучшей стали. И твой отец с ним в руках был непобедим.

– Это меч моего отца? – чуть не задохнулся я от восторга.

– Да, – кивнул старик. – А теперь посмотри, что в остальных свертках.

Мне не хотелось убирать чудесное оружие, которое казалось продолжением моей руки. Не без сожаления, я вернул его в ножны, положил обратно на холстину, и развернул первый из свертков. Внутри оказался красный плащ, расшитый золотого цвета нитью и с золотой же застежкой. Такой было впору носить только князю и никому другому.

Бережно вернув на место плащ, я открыл третий сверток. В нем оказалось знамя: черный орел, раскинувший крылья над лазурным полем. Его явно не единожды чинили, но от этого оно становилось только ценнее.

– Старое знамя твоего отца, – усмехнулся Игнат. – Мой десяток нес его, когда мы шли в бой.

– Где… – глотку перехватило, и я не смог произнести фразу с первого раза. – Где ты это взял?

– Украл, – честно ответил старик. – Поэтому мне лучше не попадаться на глаза ни к кому из бояр. И вот это вот все надо припрятать до лучших времен. Ну и в Брянске дела придется вам самим вести, без меня.

– А они нас ворами не объявят? – спросил я.

– Вот поэтому мы и должны первыми объявить их ворами, – ответил Игнат. – Они-то у тебя целое княжество украли.

Брянское княжество. Дорога от Васильева села к Брянску. Поздняя осень 54-го года от Последней Войны.

Ну вот, наконец, этот день и наступил. Вчера, сразу после тренировки, Игнат заявил, что сегодня последний день, который мы проведем в Васильевом селе. Приказал закончить свои дела, со всеми попрощаться, но не затягивать: пройти нам предстоит много, поэтому выйдем мы ни свет, ни заря.

Правда с утра никуда уйти все равно не получилось. Пока завтракали, проверяли, все ли собрали, пока искали то, что умудрились потерять, навьючивали коней… Пока прощались с теми, кто пришел проводить нас в дорогу. Короче говоря, вышли мы уже ближе к полудню.

Провожать нас заявились тетка Оксана с мужем, Машка, Сашка и даже дядька Виталий. Я, правда, рассчитывал на то, что и староста Демьян придет, если не благословить сына в дорогу, то хотя бы попытаться остановить свое чадо. Но нет, похоже, что их отношения были окончательно и бесповоротно испорчены. Как он только Сашку отпустил? Или она не отпрашивалась?

Сказать, что уезжал с легким сердцем, не могу. Никак. Уверен, что и у парней на душе кошки скребли. Да и Игнат скорее всего успел привыкнуть к такой жизни. Что он там видел? Постоянно в бою, вокруг кровь и смерть. А тут все спокойно, даже рутинно как-то.

Хотя, насчет Игната я как раз сомневался. Были у него какие-то задумки, не просто так он все это делал и не зря же приехал за мной. Может быть, наоборот радовался, что возвращается в привычную стихию. Кто знает? Чужая душа – потемки.

А вот мне было нехорошо. Вроде бы прежняя жизнь закончилась еще со смертью матери, но сейчас, по прошествии определенного времени, я понимаю, что не так уж много и поменялось. Учебе лекарскому делу пришло на смену воинское учение, а мать в качестве наставника заменил Игнат.

Возможно мои мысли звучали несколько цинично, но это было не так. Я действительно скучал по матери, но я все еще жил в родном селе.

А теперь мы вчетвером уходили из него, и никто даже предположить не мог, что ждет нас дальше. Игнат продолжал учить нас: показывал по дороге интересные места, рассказывал, как легче запомнить путь, чтобы не заблудиться. Я слушал его вполуха, но думал больше о своем.

Перед глазами по-прежнему стояло лицо Маши, которая, когда мы уходили, не моргая, смотрела на меня. То ли хоронила мысленно, то ли наоборот, гадала, когда мы увидимся снова. Хотя, после того, что произошло вчера…

***

Игнат и дядька Виталий завалились в харчевню, похоже, решили погулять напоследок. Ромка присоединился к ним, не сказать, чтобы с удовольствием, но, похоже идти ему все равно было некуда. Пашка тоже пошел, хоть явно предпочел бы лишний раз увидеться с Сашей, но ее отец по вечерам из дома не выпускал. Он, видимо, думал, что мы можем попытаться украсть ее, как будто нам больше нечего делать.

А я от участия в попойке сумел отмазаться, под предлогом того, что буду писать купчую на дом, а потом пойду отдавать ее тетке Оксане. На самом же деле бумага, по которой права на мое подворье переходили владелице мясницкой лавки, если я не вернусь в течение года, была составлена уже давно. Оставалось только вписать дату.

Да, дом пришлось отдать бесплатно. Не нашлось покупателя на удаленное от центра деревни подворье. Не планировалось свадеб в ближайшее время, так что и ни одна молодая семья в нем не нуждалась. Успокаивало лишь то, что как бы и не продавал дом, а передавал его на время, и если вернусь в течение года, то смогу составить новую купчую.

Вписав завтрашнюю дату, я быстро дошел до дома мясника. Отдал документ тетке Оксане, выслушал целую уйму причитаний, и, неубедительно заверив, что все со мной будет хорошо, сбежал. После чего тайком прокрался на двор харчевни, убедился, что дядька Виталий сидит за столом вместе с моим наставником и товарищами по воинскому учению.

С той самой памятной ссоры я не общался с Машкой. Она мириться и просить прощения явно не собиралась, а я уж тем более: ни в чем ведь не виноват. Разве только в том, что недостаточно убедительным оказался? Но сейчас я направился к ней домой, хоть и понимал, что ее там вполне может не быть, потому что она ушла куда-нибудь по своим делам,

Но нет, из печной трубы валил дым, а, значит, она что-то готовила. Я подошел к двери, подумал с полминуты, стоит ли мне вообще пытаться помириться с ней. А потом плюнул, послал все куда подальше и постучал.

Маша открыла дверь очень быстро и тут же уперла руку в дверной косяк, будто не хотела пускать меня внутрь. Вопросительно посмотрела мне в глаза.

Она была одета в простенькое легкое домашнее платье, а волосы ее оказались повязаны платком. И, судя по полотенцу на локтевом сгибе, девушка действительно что-то готовила. Но она ведь даже не спросила, кто это пришел, а сразу открыла дверь… Значит, ждала?

– Впустишь? – спросил я. – Или так разговаривать будем? Но тогда у тебя из избы все тепло наружу выдует.

Из дома действительно ощутимо тянуло теплым воздухом. Похоже, что там было жарко натоплено.

– А кто вообще сказал, что я с тобой разговаривать стану? – вопросом на вопрос ответила девушка.

– Тогда выгони, – серьезно ответил я. – Возьми, вон, метлу или грабли и черенком меня со двора гони. Иначе не уйду.

– Ага, а потом люди будут рассказывать, что великого князя деревенская девка метлой со двора гнала, – она поколебалась мгновений, а потом отодвинулась в сторону. – Проходи, раз пришел.

Я вошел в избу и двинулся дальше, в помещение, где находилась большая печь. Девушка закрыла дверь и пошла за мной. Заслонка печи все еще была открыта, а на столе стоял горшок.

– Поверила все-таки? – спросил я. – Игнат говорил, что тебе отец рассказал. Почему тогда не пришла?

– А ты почему не пришел, раз знал, что я поверила? – с вызовом спросила Машка. – Что, для княжеского сына деревенская девка слишком проста? Не пара я тебе?

Все оказалось так просто. Слушал ее и не знал, то ли плакать, то ли смеяться. Я-то упивался своим одиночеством и полностью отдался тренировкам, а она в это время думала, будто я вздернул нос, вообразил себя князем и решил, что она мне не подходит.

Вот так вот.

– Тебе-то, наверное, княжну подавай, а? – продолжала она обвинять меня. – Или дочкой кого-нибудь из бояр ограничишься?