— С этим понятно. А кто такой этот Уткин?

— Да мразь он, — махнул рукой завхоз. — Бывший осужденный дезертир, который сбежал из-под стражи и осел в тайге. Таких после войны много было. Под крылом у браконьеров он быстро поднялся, а вскоре Снегирев поставил его во главе охотничьего отряда. Твоего отряда. Из-за этого между вами все время были конфликты. Ты что, не помнишь?

— Я вообще ни хрена не помню! Сколько раз мне еще повторить?

— Так ты серьезно? — кажется, при моих словах, он действительно удивился.

— Да. Все события последних лет для меня как в тумане. Так, ну ладно… А что произошло во время нашего последнего похода?

— Вот этого не знаю. Хотя сам Васька рассказывал разные истории.

— А это за Юрий? Очень странный человек, да и внешность у него скажем так, не типичная. Он ведь никакой не профессор?

— Нет, он и вправду, еще до войны, был профессором университета. Только откуда — не знаю. Юрий тоже был осужден сразу после войны, а Снегирев его вытащил из колонии и привлек к своему делу. Он оказался талантливым химиком, из-за его отравы много медведей погибло, но еще больше ушло из этих районов. Слышал же, что медведи ушли на северо-запад?

— Доводилось. Вот оно, значит, что. Ну, я уже и сам начал догадываться, что этот Юрий мутная личность. Но чтобы настолько… И что, сколько ты так уже наблюдаешь?

— Пятый год. Но до сих пор к Снегиреву не подступиться. Он чист, документы в порядке и какая бы проверка ни приехала, она ничего не найдет. Но проверка и не приедет и Снегирев это знает.

— Неужели у него такая защита наверху? Что-то в это с трудом верится!

— Это огромные деньги. Страна до сих пор не может в колею войти после войны с фашистами… А здесь деньги сами текут рекой. И ведь Соболевка не единственный такой район, где бьют зверя.

— Серьезно?

Федор лишь вздохнул. Я обратил внимание, что Лариса Ивановна, хотя и делала вид что ей не интересно, тем не менее, ловила каждое слово.

— А зачем нужно было меня сжигать?

— Этого не знаю. Уткин тебе не доверяет, это точно. Скорее всего, он и есть организатор поджога.

— Но было же все нормально…

— Не знаю. Со мной не каждый разговаривать хочет. Быть может, ты сделал что-то, что изменило его отношение?

— Не знаю. Только на телеграф твое письмо отнес. Кстати, я правильно понял, что в письме был твой отчет?

— Можно сказать и так. Но там ничего особенного. Я такие письма каждые два-три месяца отправляю, был бы толк… А в отделении ты только письмо отдал или было что-то еще?

— Телеграмму отправил. Главному охотоведу, чтобы принял меры.

— Что? За каким чертом?

По лицу Федора было понятно — я, сам того не осознавая, совершил крупную ошибку.

— Егоровна — это жена нашего председателя! — пояснила фельдшер. — Ты не знал?

— Вот дерьмо… Откуда? — разозлился я. — Она сама набирала текст телеграммы и видела все, что я написал. Выходит, я сам себя подставил?

— Вот и ответ, — почесал бороду Федор. — Она сообщила Тимофею Александровичу, а тот связался со Снегиревым. Уткин наверняка сам вызвался разобраться с тобой!

— Думаю… Мне нужно отсюда уходить, — произнес я.

— Куда? — хмыкнул Федор. — Здесь на семьдесят километров вообще ничего нет.

— Есть одно зимовье, — отозвался я. — Матвей Иванович настоятельно рекомендовал туда заглянуть. Вот туда я и пойду. Отсижусь там немного, подумаю, что можно сделать.

— Осади коней, Ваня! — возразил завхоз. — Если Уткин доложит Сергею Сергеевичу, что ты не сгорел в пожаре, они будут тебя искать! Ведь ты живой свидетель. С такими обвинениями нужно сразу в МГБ обращаться. Тогда его точно прикроют. Но тебе от них не скрыться! У них много людей, оружия, машины…

— Почему ты называешь его Ваня? — вдруг вмешалась фельдшер, затем посмотрела на меня странным взглядом. — Ты же сказал, что твое имя Евгений. Громов Евгений, я точно помню!

— Это имя дал мне егерь, — я тут же нашел верное решение. — Ведь после того, как очнулся в тайге, я и понятия не имел, кто я на самом деле. Иван Смирнов, значит…

— Разве ты не из Сочи? — вновь нахмурилась женщина.

— Оттуда. Но многих вещей я просто не помню, — отбрехался я. Получилось довольно складно. — Так, мне нельзя терять времени… Нужны вещи, оружие и патроны, чтобы добраться до зимовья. Федор, у тебя что-нибудь найдется?

Завхоз кивнул и потер ладони друг о друга.

— Все есть. Немного, но самое то, для однодневного похода.

Менее чем через двадцать минут на свободной кушетке уже лежал подготовленный вещевой мешок, ружье двустволка, запас патронов, аптечка, немного еды фляга с водой.

Я поправил свой зимний костюм, перетянулся ремнем. На него повесил нож, топорик. Через плечо лег патронташ, накинул вещевой мешок. Сапоги выбросил, так как у завхоза оказались новенькие ботинки, которые тот где-то подрезал. Взял шапку и трехпалые перчатки.

Пока я собирался, фельдшер приглушила все лампадки и следила, за подступами к дому.

— Кажется, пожар потушили! — объявила она, когда я был уже готов.

— Ясно, — процедил я, прокручивая в голове ход событий. — Значит, уже поняли, что тела моего там нет… Кто-то из людей Уткина должен был находиться на тушении, а значит, они уже в курсе, что затея провалилась… Браконьеры могут начать прочесывать поселок?

— Не знаю. Такого раньше не случалось.

— Сейчас ставки высоки. У них что-то серьезное намечается, с этим мясом отравленным. И это… Если кто-то будет интересоваться моим местонахождением, так и говорите, что я ушел на север. К зимовью егеря…

— Тихо! — дрожащим голосом отозвалась Лариса, испуганно задвигая занавеску. — Сюда идут трое! Вооружены!

— Так! Второй выход из дома есть? — спросил я, оглядевшись.

Перепугавшийся Федор согласно кивнул.

— Показывай, скорее! И еще… Зверя моего на время приютите? — я указал на спящего под стулом Арчи.

Женщина согласно кивнула.

Когда я покидал дом, во входную дверь громко и настойчиво постучали…

Когда я выбрался наружу и бросился к виднеющемуся в темноте заборчику, из дома раздался какой-то грохот. Неужели выломали дверь?

Сам того не желая, я доставил проблем фельдшеру и Федору. Кстати, а какого черта он делал у бывшей жены?

А впрочем, какая разница? По-хорошему, мне нужно сваливать из поселка как можно скорее. Предполагаю, что Уткин, по отдельной команде Снегирева, взялся за дело всерьез, восприняв меня как угрозу… Чего ж они так перепугались? Ведь по сути, у меня руки связаны — вокруг сплошная тайга… Некому рассказать о том, что я узнал. И да, моя телеграмма, скорее всего, даже не покинула отделение… Никаких мер со стороны никто принимать не будет. Интересно, а почему письма Федора игнорируют? Поставили следить и что в итоге?

Слишком многого я еще не понимал.

Пока я бежал, прямо на ходу делал выводы. Состоявшийся с завхозом разговор, безусловно, дал ответы на некоторые вопросы. Во-первых, теперь я не сомневался, что председатель сельсовета напрямую связан с браконьерами. Во-вторых, то, что происходило в Соболевке за эти годы — само по себе нонсенс! Куда смотрела советская власть? Как получилось, что эта браконьерская опухоль росла прямо под носом и никто ничего не сделал?

Да, понятно, что глушь этого места сделала свое дело… Да, связи Снегирева тоже стоят далеко не на последнем месте. Но почему никто, абсолютно никто не вмешался? Как и почему информацию не донесли до КГБ? Уж эти ребята, являясь прямыми приемниками легендарного НКВД, свое дело знали, и если что-то просочится, клещами уцепятся… Но этого не случилось!

В итоге все это время шла какая-то вялая игра, последствиями которой стал простой, но глупый результат — все проглатывалось и игнорировалось, тем самым укрепляя веру этой шайки в том, что им любая дичь сойдет с рук. Да как так-то?

И в третьих, я еще раз убедился, что внешность обманчива. Когда я беседовал со Снегиревым с глазу на глаз, он не показался мне опасным человеком. Более того, судя по его внешнему виду, этот якобы влиятельный человек стремительно спивался и опускался на дно. Серьезным авторитетом там и не пахло… И все же, выходит, я ошибся?