К тому же в отличие от зайца или глухаря, кабан будет отбиваться. И мне уже приходилось видеть, что случается с людьми, попавшими под удар его длинных клыков. Да и о копытах забывать не стоило. Вспомнить дядьку Захара того же, у которого рогатина напора не выдержала: живот распорот, грудь промята, ребра все переломаны…

– Я проверю кое-что, место поищу для засидки, так что без меня идите, – продолжил тем временем Игнат. – Если часа через три не приду, спать ложитесь, сам разбужу.

Он снова развернулся и отправился обратно в лес. Мы же принялись собирать железо. Я посмотрел на парней, пытаясь оценить их реакцию. По Ромке, как обычно, нельзя было ничего понять, а вот Пашка выглядел, как человек, который изо всех сил старается скрыть радость.

– Ну, что думаете, парни? – спросил я у них, когда мы стали крепить края навеса к помосту, чтобы дождь не попадал, да и дикие звери не лезли.

– На кабана пойдем! – прорвало, наконец, Пашку, который радостно заулыбался во все зубы. – Настоящего зверя добудем, а не этих зайцев! Это же здорово!

– И опасно, – заметил Ромка. – Секач весит как мы все втроем вместе взятые, а клыки у него… Да и матки тоже не беззащитные. Любого из нас свинья снесет, если замешкаемся.

– А за меч браться не опасно? – усмехнулся Пашка. – Сражаться не опасно? Игнат ведь поэтому нас на кабанов и тащит, чтобы мы к опасности привыкли. Чтобы не боялись. А какая разница, кто тебя убивать идет – дикий кабан или враг?

– С врагом даже опаснее, – пожал я плечами. – Враги умные и хитрые. А кабан – это свинья и есть, что у нее в голове вообще может быть. А в целом я с Пашкой согласен, старик зря ничего не делает. Раз решил идти охотиться на кабанов, то, значит, что-то задумал.

– С людьми опаснее, – согласился со мной Роман. – Но это когда еще будет? А на кабанов нам уже сегодняшней ночью идти.

И чего он так осторожничает? Неужели трусит просто?

По лицу Пашки я понял, что ему в голову пришла такая же мысль, и он уже раскрыл рот, чтобы высказать ее вслух. И дабы не дать ему ляпнуть что-нибудь обидное, пришлось отвлекать внимание на себя.

– А с чего ты решил, что это нескоро будет? – буквально прокричал я, чтобы завладеть вниманием своих приятелей.

Сработало. Обидные слова застряли у Пашки в горле, да и Ромка явно удивился. Оба посмотрели на меня такими взглядами, будто подозревали, что я знаю то, о чем они не в курсе.

– А что, Игнат тебе что-то говорил? – спросил у меня Павел.

– Да почему говорил-то сразу, догадаться несложно, чего мы тут ждем. Осень заканчивается, дороги все размыло, и никуда мы сейчас уехать не сможем. Если только по Навле в Десну, но по Десне придется против течения плыть, да я и не уверен, что он нас собирается в Брянск вести.

– А куда же еще? – не понял Пашка.

– А мне-то откуда знать? – посмотрел я на него таким взглядом, чтобы все сразу было понятно. – Старик передо мной не отчитывается. Но недели через три уже конкретно похолодает, распутица закончится и можно будет ехать. А на кабанов он нас повел, потому что нам в дорогу мясо нужно.

– Охотиться и по дороге можно, – заметил Павел и тут же поправился. – Но, время это, конечно, займет. Да и на морозе по лесам бегать…

– Солонина недели три готовится, – задумчиво протянул Роман. – Хранить ее в холоде полгода можно, а то и год. Похоже, что прав ты, Олег. Значит, собираемся куда-то скоро?

– Видимо, так.

– Ну, наконец-то, – заявил Пашка. – Сколько можно здесь сидеть. А так – мир повидаем. Себя покажем, – он резко выхватил топор, махнул пару раз, имитируя отвлекающие замахи и всадил лезвие глубоко в столб, туда, где из-за кучи зазубрин уже не было видно угольную метку. Глубоко вдохнул и улыбнулся. – Хорошо-то как.

– Вот тебе и дрова рубить, раз ты так топором махать любишь, – заявил я. – А мы с Ромкой воды натаскаем пока для бани. Пошли уже, сколько можно тут торчать?

Возражений ни у кого не имелось. Проверив, не оставили ли на площадке ничего нужного, мы направились обратно в гору, готовиться к первой в нашей жизни охоте на крупного зверя.

Брянское княжество. Васильево село. Поздняя осень 54-го года от Последней Войны.

Пару часов мы потратили на то, чтобы заточить рогатины, метательные копья и подправить топоры. Потом приготовили еду, пообедали, и пошли мыться в бане, а когда старик разбудил нас, долго натирали чистую одежду полынью, чтобы начисто отбить человеческий запах. Только после этого отправились к месту, где Игнат видел семейку кабанов, укрылись в редких и уже пожухлых зарослях и принялись ждать.

Ждать оказалось скучно: нельзя было не то, что поговорить, но даже шевелиться. Но тут пригодились уроки старика, который учил нас сидеть в засаде. Нужно было периодически напрягать и расслаблять разные группы мышц: так они и затекать не будут, и не замерзнешь от долгой неподвижности.

Это, кстати, тоже было к месту, потому что к вечеру на улице сильно похолодало. Зато уже не было комаров и прочей летающей мошкары. Померзли все.

Ладно хоть к темноте мы уже успели привыкнуть. Да и не полная она была, сквозь разрывы в плотной пелене облаков кое-где виднелись звезды, периодически проглядывала и Луна, заливая поля мертвенно-бледным светом. Лужи в нем выглядели как серебряное зеркало, а лес, наоборот, становился еще боле темным и пугающим. Хоть я и знал, что ничего особенно страшного там нет. Мы эту рощу прошли вдоль и поперек и знали наизусть почти каждое дерево.

– Идут, родимые… – едва слышно прошевелил губами Игнат, отвлекая меня от размышлений, и кивком указал на край бывшей посадки. – Пришли все-таки. Видишь?

– Не увидят? – спросил я. С моей точки зрения, прятались мы на очень открытом месте. Вгляделся, и действительно увидел в темноте шевеление.

– Они видят плохо, – ответил старик. – Могли бы почувствовать, да ветер запах наш в сторону сносит. Да и полынью мы натерлись… Сейчас, поближе подпустим, и ударим.

Скоро кабаны действительно подошли ближе, и я расслышал их нетерпеливое хрюканье, а потом и увидел самих зверей. Здоровенный, ростом мне выше чем по пояс, секач, две свиньи, чуть поменьше, и поросята. Те, конечно, явно успели подрасти, но все еще не напоминали своих свирепых родителей.

Семейка разбрелась по полю и принялась ковыряться в земле в поисках чего-нибудь пригодного в пищу. Игнат показал нам три пальца.

Сердце бешено заколотилось в ожидании того, что сейчас произойдет. Я досчитал в уме до трех, резко поднялся c места и метнул копье, целясь в мирно копающуюся в грязи свинью. По сторонам от меня поднялись старик с парнями и в кабанов полетело еще три сулицы.

Чем закончились наши броски, я не видел, зато услышал доносившийся с поляны визг на несколько кабаньих глоток. Одна или две свиньи визжали жалостливо, но их уверенно перекрывал голос секача. Я осознал, что сейчас случится, подхватил с земли валяющуюся там рогатину, выставил перед собой, и только после этого смог разглядеть, что происходит.

Одна из свиней, неистово вереща, лежала, пробитая сразу двумя копьями. Рядом, оказался пришпилен к земле подсвинок: его мелкую тушу тяжелое копье пробило насквозь. Остальные кабаны улепетывали куда-то вглубь леса, и я был уверен, что они уже не вернутся. Но хуже всего было то, что секач бежал в нашу сторону, а по земле за ним волочилась чья-то сулица.

Вепрь раздувал ноздри и валил прямо на меня. Из его пасти торчали клыки, которые длиной превосходили мой засапожник. И зверь этот был гораздо больше, чем те туши, которые приносили охотники. Видимо, успел разожраться за лето.

Не знаю, как я разглядел это в темноте, но умудрился. А еще я сумел понять, что копье в руках было только у меня, потому что я метал первым. Игнат только наклонился за своим, парни же вообще, будто забыли об этом, наблюдая за результатами наших бросков.

И тогда я сделал единственное, что мог: шагнул вперед, прикрывая собой не успевших приготовиться парней. Выставил копье на уровне своего бедра, древком уперев его в землю, широко расставил ноги, наклонился, и принялся молиться Красному Тельцу, чтобы выдержать, не дрогнуть, и тем более не упасть на землю. Потому что тогда мне конец. Затопчет.