Нашелся Кузьма в небольшом сарае, чуть в стороне от терема, а занят он был тем, что склонился над лужей собственной рвоты, засунув два пальца себе в рот. Ну да, надежный прием, если хочет избавиться от содержимого собственного желудка. От отравления Кузьма не умрет, вот только ему это не особо поможет.

Я подскочил к нему, схватил за ворот рубахи и потянул назад, в стороны выхода из сарайчика. На улице уже собралась толпа: здесь были и бояре с чиновниками, и дружинники, и несколько человек из прислуги. Когда я вытянул из помещения полузадохнувшегося Кузьму, люди расступились, встав небольшим полукругом.

- Отравить меня вздумал, сученыш? - закричал я. - Меня, князя отравить. Ты, смерд! Понял, что при мне, как при Артеме воровать не получится, да? Мошну набивать, да деньги копить. Так?

Он ничего не ответил, только схватился за горло, которое ему передавило воротом рубахи и вращал глазами. Понял, что попал, как кур во щи. Ну да, ничего тут уже не сделаешь, придется его кончать. Причем так, чтобы остальным понятно было, что я настроен серьезно, и что суд вершить - тоже мое дело.

- Пощади, - вдруг прохрипел чиновник.

- Пощады тебе? - спросил я. - После того, как ты меня отравить пытался? Да ты вообще в своем уме? Я тебе покажу пощады.

Боевой нож с пояса будто бы сам прыгнул в руку. Я вогнал его в живот чиновника и провел вниз, рассекая мышцы и жировую прослойку. Из распоротого брюха наружу полезли кишки, я отошел в сторону, чтобы лужа крови не испачкала моих сапог. Остро запахло кровью и дерьмом.

Кузьма упал на колени, схватился руками за лезущие наружу внутренности, попытался зажать рану. Впрочем, надолго его не хватило, скоро он упал на бок, дернулся еще пару раз, после чего затих. Я наклонился, чтобы вытереть нож о его рубаху, убрал его обратно за пояс, повернулся к стоявшим вокруг людям.

Ну и что теперь делать? Они ведь в любом случае не простят мне того, что я сейчас сделал, пусть меня и пытались отравить. Может быть, ну его к черту? Я князь, а они всего лишь смерды. Выгнать их ко всем чертям из города, да и все. Не только выгнать, но и все имущество отобрать, чтобы возможности мне навредить не было. Когда денег нет, амбиции сами собой становятся гораздо скромнее.

- Как раньше уже не будет, забудьте, - проговорил я. - Если считаете, что у вас получится жить, как при Артеме, не будет этого. И даже если не станет меня, не будет, так что отравить меня больше не пытайтесь. А вообще… Ты, ты, ты и ты, - я ткнул пальцами поочередно в каждого из чиновников. - Чтобы завтра вас в городе не было. И да, пойдете пешком, и ничего сверху того, что с собой унести можете, не возьмете.

- Но как так, - проговорил один из них. - Все, что нажито непосильным трудом…

- Хочешь, как этот? - спросил я, кивнув на лежавший на земле труп Кузьмы. - Я устрою, если жить насрать. Не верю, что вы не знали, что этот ублюдок собирается меня отравить, один бы он на такое не пошел. Но никто из вас меня не предупредил. Молчание - знак согласия, значит, и вы с ним были согласны.

- Но… - проговорил второй.

- Никаких но! - заткнул его я. - Если завтра утром кто-нибудь из вас останется в Белгороде, лично кишки выпущу. А теперь пошли отсюда, мне больше сказать вам нечего!

Чиновники постояли, потоптались, а потом один за другим стали разворачиваться и уходить. Похоже, что безнадежность их положения все-таки дошла до них. Ну и хорошо.

- Теперь вы, - проговорил я, обращаясь уже к боярам. - Через два дня я ухожу воевать Курск. Городовым боярином Белгорода остается боярин Ефим Сыч. У кого из вас есть дружины в городе?

Руки подняли четверо, как раз те, что были в броне. Если прикинуть, что средняя численность боярской дружины - двадцать человек, то это еще около восьми десятков в придачу к самой белгородской дружине. Получается, что увезу я отсюда никак не меньше трех-трех с половиной сотен воинов. Да, неплохо сходил, ничего не скажешь.

- Значит, вы едете со мной, - сказал я. - А теперь, господа бояре, извольте к столу. Будем совет держать.

Курское городище и окрестности. Начало осени 2225-го года от Рождества Христова.

На совете мы почти ничего и не обсудили, так, познакомились, да я ответил на вопросы, которыми бояре засыпали меня. В основном их интересовали торговые льготы, которых, как оказалось, боярин Артем сумел добиться от Союза Торговых Городов. Ну и про то, не остановится ли поток рабов на меловые карьеры. Все-таки мел и мрамор - основа благосостояния Белгорода.

Я ответил, что с Союзом Торговых Городов я вполне в пристойных отношениях, и если война закончится так, что мы победим, то смогу добиться у них подтверждения прежних торговых льгот. По поводу же меловых карьеров сказал, что поток рабов только увеличится, потому что в ближайшее время, если уже не сейчас, наружу полезут разбойники всех мастей. И отправлять их мы будем именно сюда.

Тем же вечером белгородская дружина принесла мне клятву верности. Почти в полном составе, отказались присягать мне около двух десятков человек, в основном молодые. Я отпустил их на все четыре стороны, на помощь курскому князю они вряд ли придут, так что никакой особой угрозы для меня не представляют. Все получилось так, как я и рассчитывал, если считать вместе с боярскими дружинами, то пришел я сюда с двумя сотнями, а ушел почти с пятью.

Пять десятков дружинников из Брянска и Орла пришлось оставить под начало Ефима Сыча. Этого должно было хватить, чтобы оборонить крепость в случае чего, особенно, если учесть, что в городе была и сотня стражи. Да, это были ленивые парни, а старшие их, так вообще на воинов похожи не были, потому что заплыли жиром, к тому же я был уверен, что часть из них пошла в стражу только для того, чтобы бесплатно харчеваться в заведениях и брать взятки, но что-то они все равно смогут.

Белгород оказался странным городом для Пяти Княжеств. Если в других местах почитали воинов, и большинство бояр тоже были воинами, то здесь почему-то во главу стола становилась толщина кошелька. Хотя, если наместник оказался таким дерьмом, то нечего было и удивляться. Ничего, я был уверен, что Ефим Сыч сделает все, как надо, и постепенно мы очистим город, превратив его во что-нибудь достойное.

Чиновники, кстати говоря, покинули город. Собирались они под присмотром моих воинов, которых это, похоже, повеселило. Дружинники следили, чтобы они не взяли ничего лишнего, потому что на все имущество изгнанников я собирался наложить лапу. Так же, как бесцеремонно вломился на подворье убитого мной Кузьмы, выгнал оттуда его молодую жену с дочерью, всю прислугу, да перевернул все, тщательно обыскав.

Результаты обыска меня, если честно, озадачили. Я, конечно, предполагал, что местные чинуши набили себе мошну, но, когда обнаружил в несгораемом ящике городского головы аж три тысячи рублей… Это, между прочим, было больше, чем имелось у того же Дмитрия, который был брянским наместником. Да, понятное дело, что Дмитрий-то только-только расплатился с дружиной, но ведь и Кузьмы наверняка большая часть денег была в деле.

А ведь это далеко не все, что мы забрали из дома Кузьмы. Там и посуда была дорогая, и ковры, и одежда, и другие предметы роскоши. А еще было и то, что мы забрали из домов других чиновников, после того, как они покинули их с семьями. Да, все деньги они вывезли, как ни крути, деньги для того и существуют, чтобы людям не приходилось расплачиваться весовым серебром. Весят они немного, и места почти не занимают, так что вывезти их проблем не составляет.

Но если у каждого из чиновников была хотя бы половина от того, что я нашел у городского головы… Стоит удивиться, почему в Пяти Княжествах вообще есть деньги в обращении, а не все они тут. Хотя, может, это и к лучшему, что они хранили их у себя, так рубли князя Кирилла не обесценивались, новые ведь никто не чеканил.

Но теперь я понимал, почему чиновники так ратовали за то, чтобы я не брал город силой. Если б я действительно взял Белгород на щит и разграбил бы его, то получил бы сумму, сравнимую с доходом остальных четырех княжеств за целый год. А уж я нашел бы, как распорядиться этими деньгами. Чиновники, которых я изгнал из города, сейчас наверняка проклинают меня. Правда, проклинают они и Кузьму, который попытался меня отравить, чем спровоцировал на такие действия.