Я давил всем весом, пытаясь опрокинуть старика через выставленную ногу, но тот каким-то неуловимым движением стряхнул с себя мои руки, схватил меня за плечо, вывернул так, что сухожилия захрустели, и резким толчком опрокинул на траву.

– Да ты больше просто и сильнее, – не удержавшись, выкрикнул я.

– А ты думаешь, что жизнь тебе будет соперников по силам подбирать? – ехидно поинтересовался Игнат. – Вставай и дерись. Или скажи, что не будешь, тогда можешь забыть о княжеском столе и идти к Оксане. За свиньями дерьмо прибирать.

Он и об этом знает? И когда успел?

Внутри меня будто что-то закипело. Нечто похожее я ощущал, когда бежал к холму той злополучной ночью, которой в деревню пришел волкулак. Ценой большого усилия мне удалось подавить в себе гнев и собраться. Я вскочил и двинулся к старику, медленно огибая его по кругу. Он спокойно повернулся за мной, и тогда я атаковал: выбросил по широкой дуге левую руку и тут же без замаха ударил правой, рассчитывая, что вот-вот мой кулак встретится с его носом.

Левая рука наткнулась на жесткий блок, правую Игнат без затей перехватил, хлестнул меня по щеке и тут же долбанул открытыми ладонями по ушам. В голове будто что-то взорвалось, и я без всякого участия с стороны старика опрокинулся на пятую точку.

– Ну и последнее: нельзя брезговать подлыми приемами, – услышал я сквозь звон в ушах. – Жизнь – не соревнование, здесь правил нет, и кто победил, тот и прав. Поднимайся, на сегодня хватит. Ты слабый и мелкий. Но как силы набраться, я тебе покажу.

Брянское княжество. Васильево село. Осень 54-го года от Последней Войны.

На следующий день я, конечно же самостоятельно не проснулся. Во-первых, потому что я никогда особо рано не вставал, ведь смысла в этом не было: скот же не надо на пастбище выгонять. Во-вторых, последние две недели я из постели практически не поднимался, вот и расслабился.

Ну а в-третьих, потому что за день я устал так, что мысль о том, чтобы снова взбираться на холм, вызывала у меня стойкое отвращение. Я был готов упасть и умереть прямо там, на площадке, лишь бы никуда не идти. Игнат, похоже, это заметил и решил меня пощадить, поэтому гнать в гору бегом не стал. Да и поднял он меня ближе к полудню, а тренировку ограничил работой на всех этих странных штуках, которые построил на поляне. Правда, как выяснилось, у каждой из них было свое предназначение вполне обычное и понятное.

Но вот на следующий день я понял, что ждать пощады мне больше не придется. Потому что проснулся я из-за того, что Игнат выволок меня из постели, вытащил во двор и тут же вылил на мое бренное тело целое ведро холодной воды. А пока я утирался и лупал глазами, пытаясь осознать, что именно со мной произошло, старый солдат набрал из бадьи еще ведро, облился сам, и пинками погнал меня на тренировочную площадку.

Мышцы болели, синяки и ссадины, оставшиеся после тренировочного боя тоже никуда за две ночи не пропали. А с учетом того, что бежать на этот раз мне пришлось гораздо быстрее, а вокруг источника мы намотали не пять кругов, а семь… Короче, добравшись до обустроенной стариком площадки, я тут же в изнеможении повалился на траву.

Потом, правда, вспомнил, как вчера Игнат говорил, что после пробежки нельзя стоять на месте и обязательно нужно двигаться. Резко вскочил с земли, осознав, что дед ведь может и решить, что нужно вбить в меня науку пинками, и принялся бродить туда-сюда.

А потом было совсем плохо. Сначала я, как и вчера, делал отжимания и болтался на турнике, пытаясь подтянуться хотя бы пару раз. Потом получил у Игната вчерашние полотнища, перемотал руки и под его руководством колотил мешок с песком до полного изнеможения. Дед учил меня работать ногами, постоянно быть в движении, не забывать о защите, и, самое главное – бить правильно, вкладывая в каждый удар свой вес.

Когда с меня сошло семь потов, старик пригласил меня на площадку и показал несколько способов, как можно быстро подняться с земли, если тебя все-таки повалили. Мы тут же принялись осваивать эту хитрую науку: он бросал меня на траву разными способами, а я должен был подниматься, уклоняясь от добивающего удара и резко рвать дистанцию.

За этот день мне пришлось поваляться на земле, наверное, раз сто. Пожухшее сено было разметано по всей площадке, и после тренировки я граблями и вилами снова равномерно распределял траву и добавил соломы из тюков, хранившихся под навесом.

А когда мы вернулись домой, Игнат приказал мне колоть дрова и в очередной раз убраться в избе. Потом поругался, что я орудую колуном неправильно, показал, как нужно это делать, и ушел по своим заботам. Вернулся уже только вечером с очередной парой пойманных зайцев, которых мы ободрали и приготовили.

На третий день я проснулся уже самостоятельно. Имелся соблазн облить деда водой прямо в постели, но я понимал, что он после этого мне голову отвернет. Да и не вышло бы: не успел я подойти к нему, как он уже открыл глаза, будто и не спал совсем. Вот, что значит – старый солдат.

И все пошло по наработанной схеме: пробежка, но уже с десятью кругами вокруг источника, упражнения на тренажерах, а потом учеба. Отрабатывали падения, кувырки, захваты и броски. На пятый день старик притащил откуда-то два стеганых поддоспешника и пару подшлемников, и мы принялись разучивать удары и блоки. Мне все еще было очень далеко до своего наставника в плане умений, но теперь я валялся на земле гораздо реже, а если и падал, то мгновенно вставал через перекат или кувырок и снова бросался в бой.

Так прошла целая неделя. От тренировок однозначно был толк, хотя бы потому что мысли о смерти матери и своем неясном будущем как-то отошли даже не на второй план, а на третий. Тем более, что с соседями я почти не виделся и больше не натыкался на их сочувственные взгляды.

Даже друзья и Маша перестали заходить, но я понимал, в чем дело и не обижался: они сейчас целый день от зари до заката проводят в поле, убирая посадки. Зерно-то сжали еще раньше, а вот до овощей дело дошло только сейчас. А так, как от домашних обязанностей их никто не освобождал, времени, чтобы навестить меня, у них не находилось.

Это означало, что скоро приедут люди наместника за налогом. В целом меня это не касалось, потому что мать уже давно передала нашу долю старосте. Платили мы мазями, настоями и сырьем для лекарств, которые потом передавали в городской госпиталь. А на следующий год меня все равно в Васькином селе уже не будет, так что задумываться об этом смысла нет.

В общем, без напоминаний память о последних событиях стала притупляться и как-то меркнуть что ли. И теперь единственным, что меня волновало, была боль в мышцах, но постепенно я перестал ее чувствовать, она стала восприниматься как должное.

На седьмой день, когда мы вернулись с тренировки, Игнат выдал мне небольшой прямой нож, показал, как прятать его за голенищем сапога, и приказал выстругать несколько таких же, но из дерева. Со столярной работой я был всегда не в ладах и первые две заготовки попросту сломал. Да и из пяти готовых ножей дед признал годными лишь два, остальные, по его словам, подходили только для растопки. Но и это было лучше, чем ничего.

Он сделал несколько таких же для себя и на следующий день стал показывать, как ими пользоваться. Нож в руках старого солдата буквально порхал, он двигался так быстро, что я частенько даже не успевал заметить момент удара, а реагировал, только на болезненный тычок деревяшкой через поддоспешник. Но работа с засапожником стала логичным продолжением моей учебы. Постепенно я стал осознавать, что Игнат следует какому-то плану, и что ему явно можно доверять.

В трудах время летело очень быстро, но они стали приносить свои плоды. Старому солдату больше не нужно было меня подгонять по утрам, я без проблем выдерживал заданный Игнатом темп. В драке в сравнении с ним я по-прежнему ничего не стоил, но у меня уже кое-что получалось. Да и подтягивания я освоил и мог даже, подтянувшись, вытянуть себя наверх и, опершись о перекладину, выпрямить руки.