Вот только было совсем не до смеха.

— Куда вас понесло?! — прошипел егерь. — У ума посходили?

— Нормально. Идем группой! — отозвался я. — Прикрываем друг друга! Что бы там за зверь ни был, ему не поздоровится! У нас три ствола! Пять выстрелов в сумме!

— Угу! — неопределенно хмыкнул Монгол. Голос у него был странный.

Я применял совершенно не охотничий метод. Не сложно догадаться, что это из опыта моей прошлой жизни, тактики ведения боя в городских условиях, для малых групп. Вряд ли это было то, что нужно в этой обстановке, но по-другому я не умел.

— Пошли!

И мы двинулись вперед, держа ружья наготове. Впереди я и охотник, позади нас прихрамывающий Иваныч. Тот что-то недовольно бурчал себе под нос, что так на охоту не ходят.

Десять метров, двадцать. Тридцать.

Впереди стало как-то тихо. Однако все равно слышались подозрительные звуки, ни на что не похожие.

Еще двадцать метров прошли. Чисто. Ни справа, ни слева.

Под ногами начала чавкать мягкая влажная земля. Иногда они путались в траве, проваливались в лужи.

Еще несколько метров. Я сбавил темп, отчего Монгол вырвался немного вперед и остановился.

— Тихо! Мы на месте!

Все трое замерли. Звуки схватки кабана с неизвестным зверем стихли. Повисла мертвая тишина. И, черт возьми, это было жутко.

Накатил страх перед неизвестностью, но я тут же сбросил с себя это липкое и мерзкое чувство. Если тебя сковал страх, то ты уже на семьдесят процентов проиграл — так нас учили в учебном центре. Тебе страшно? Переступи свой страх, иначе он сожрет тебя. А там и копыта отбросить недолго. Человек, который боится, он невольно совершает ошибку за ошибкой, приближая свое поражение. А может и смерть.

Снова полноценно вышла луна.

Я увидел в десяти метрах справа что-то черное, лежащее в траве. Кивком головы указал направление, и наше трио сменило направление.

Почти сразу мы поняли — это и есть мертвый кабан. Вот хрень — самца все-таки угрохали.

— Вот дерьмо! — выдохнул я.

Пожалуй, мой эмоциональный порыв и инициатива лезть сюда — ошибка. Как бы ничего плохого пока не произошло, но кто бы ни завалил этого кабана, он по любому осведомлен о нашем присутствии и затаился. Наблюдает за нами, ждет.

— Плохая была затея! — проворчал Матвей Иванович. Он тоже был вооружен двустволкой и сейчас ее ствол вертелся то вправо, то влево.

Слышно было наше дыхание.

И вдруг…

Откуда-то справа раздался оглушительный треск. На нас ринулось что-то… Небольшое и черное. Я тут же взял это на прицел и выстрелил. Спустя долю секунды, Монгол последовал моему примеру.

Дважды оглушительно грохнуло.

Вырвавшееся из стволов пламя и искры на мгновение осветили пространство впереди. Черт возьми, да на нас выскочил перепуганный кабаненок, до этого прятавшийся в густой траве. Вот дерьмо!

Оба выстрела ушли в молоко. Зверь мелкий, быстрый — резко свернул влево и унесся непонятно куда. Мы стреляли второпях, а потому и не попали. По крайней мере, мне так показалось.

Во время боевых действий есть важное правило, никогда нельзя допускать того, чтобы у всей группы одновременно заканчивались патроны. Вот и сейчас я мысленно отругал себя, что в общей сумме у нас осталось лишь три выстрела из пяти возможных.

— Перезаряжаюсь! — крикнул я, тут же разломил ружье и мокрыми от пота пальцами вытащил пустую гильзу.

Иваныч оказался самым мудрым из нас — он вообще не стал стрелять, не убедившись в том, что оно представляет угрозу. И не прогадал.

Я вытащил патрон, сунул в приемник. Захлопнул. Готово.

Рядом Монгол проводил ту же операцию, но как-то слишком долго. Еще бы, у него ружье древнее, я так и не удосужился его рассмотреть толком.

— Ну и что дальше? — спросил он, когда все-таки закончил процесс.

В двух метрах от нас лежал огромный матерый самец. Он был мертв. Одного взгляда мне хватило понять, чтобы убедится — ноги у него на месте. Повернувшись к егерю, краем глаза увидел движение справа.

— В сторону! — рявкнул я, отталкивая егеря в сторону.

И как раз вовремя. Из травы на нас поперло что-то крупное, лохматое. Ни черта не понял, что это было. Я услышал рев.

БАХ! БА-БАХ!

Разрядил оба ствола точно в цель. Мой второй выстрел и выстрел Монгола слились в один. Что на нас выскочило, я не увидел. Иваныч, не удержав равновесие, плюхнулся на бок. Чавкнула грязь.

БАХ! — егерь выстрелил из положения лежа, но только один раз.

Я отскочил в сторону, разломил ружье и вытряхнул дымящиеся гильзы. Схватился за патронташ, дрожащими пальцами схватился за патрон, но тот выскользнул из рук и упал куда-то под ноги.

Выругался, схватился за второй. Кое-как сунул его в патронник, вытащил второй.

БАХ! — снова выстрелил Иваныч. Вот и все, теперь мы беззащитны!

Теперь чистая импровизация, огонь по готовности.

Но в следующее мгновение я осознал — зверь, в которого мы стреляли, неподвижно лежал перед нами, уткнувшись мордой в грязь. Кажется, готов!

— Черт возьми! Неужели завалили? — послышался удивленный голос охотника.

Егерь шумно выдохнув, ничего н ответил, лишь поднялся и разломив свое ружье, принялся перезаряжаться.

Я же, пытаясь разглядеть противника, неуверенно шагнул к темной туше. Она не двигалась.

— Монгол, прикрой! — решительно закинув ружье за спину, я вытащил спички из кармана.

Чиркнул, вспыхнуло пламя.

— Твою мать! — разочарованно выдохнул я.

— Это ж медведь!

— Но медведи так себя не должны вести… — отметил Матвей Иванович.

Разумеется, спичкой особо не посветишь. Поэтому Иваныч, из попавшейся под руку палки и носового платка, по-быстрому соорудил что-то вроде факела.

Стало куда светлее.

Мы обступили поверженного медведя. Осмотр сбил меня с толку — этот зверь был странный, очень худой. Даже истощенный. Шкура мало того что казалась словно выщипанной, она висела на нем как пиджак на швабре.

— Это что же получается, на кабанов, лосиху и Кузьмича напало вот это недоразумение? — спросил я.

— Это медведь. Но, судя по всему, больной, — выдохнул Монгол, почесав подбородок. — Посмотрите, шерсть клочками торчит. Худющий. Выглядит нездоровым.

— Конечно, нездоровый. Он же мертвый! — пошутил я, но вышло не смешно. — В нем пять попаданий с близкого расстояния! Жаканом!

— Женька, не ерничай. Не в выстрелах дело, — нахмурился егерь. — Думаю, он был болен, или паразитами заражен.

— Разве такое бывает?

— Бывает. Из управления по охотничьему хозяйству присылали статью. Советские ученые выяснили, что помимо бешенства, замечены случаи, когда зверь после спячки просыпается больным. Это тот же шатун, только он зимой просыпался, потом находил добычу и снова впадал в спячку.

— Я тоже об этом слышал. И что же, получается, что проблема решена? — поднял бровь Монгол. — Это он на кабанов нападал?

— Выходит так, — кивнул егерь. Только сказал он это как-то не очень уверенно.

— И он же напал на зимовье Кузьмича? — задумчиво протянул я, продолжая смотреть на поверженного зверя. — Нет, ну теоретически возможно. Дури в нем достаточно, чтобы подрать когтями ставни и покрошить дверь. Вот только не верю я, что он не испугался выстрелов — ведь Кузьмич палил как заведенный. Так! Чтобы убедиться в том, что медведь был у зимовья, нужно проверить, быть может, на лапе есть следы от капкана?

Проверить это было непросто. Для того чтобы просто перевернуть тушу нам пришлось попотеть. Воткнув во влажную землю факел, мы совместными усилиями кое-как спихнули его на бок.

— Ага! Есть! — воскликнул Монгол. — Правая передняя лапа в крови.

— Ерунда. Да он, считай, весь в крови, — скептически хмыкнул я. — Мы же в него пять раз стреляли! Вот, в лапу тоже попали, теперь уже и не узнаешь, была ли там рана от капкана. Тьфу ты…

— Ну а вдруг дело вовсе не в медведе? — засомневался Иваныч. Наверняка опять про каких-нибудь чертей подумал. — Глядите, лапы у кабана на месте! А все звери, что мы находили, были без лап…