Витька пару раз чуть не опрокинул стакан, но стоявшая позади девушка перехватила сосуд, не дав пролиться соку. Я намеренно уронил вилку и растерянно сидел, пока мне не подали другую, чистую. Надо не забывать делать вид, будто ты ничего не видишь в темноте.

– У вас есть какие-нибудь догадки, отчего исчезли ваши вещи? – мягко осведомилась Марья, когда мы немного утолили голод.

Остальные “собранцы”, включая курящего деда, хранили упорное молчание – по крайней мере, в пределах слышимого диапазона. Они умели разговаривать в трех режимах: обычном, шелестящем и на уровне чип-эгрегора. Скорее всего, они постоянно болтали друг с другом за столом, однако мы с Витькой не слышали.

Если у человека есть возможность общаться без участия голоса и он редко задействует голосовые связки, то со временем они атрофируются. Не знаю, атрофировались ли связки у молчащих собранцев или они просто не хотели, чтобы мы их слышали, но Марья сохранила отличный голос – наверное, потому что поет.

– В Поганом поле есть Ведьмины круги, – принялся я объяснять, тщательно подбирая слова, чтобы случайно не соврать. – Это такие каменные круги, а в центре два больших валуна, и на них поперек – третий, вроде шапки... Так что посередине как бы дверка...

– Что-то такое слышали, – сказал дед. – Но не щупали... Говорят, к северу отсюда в лесу есть один такой.

“Это тот самый, через который мы и прибыли в этот мир”, – подумал я, а вслух произнес:

– В Поганом поле они часто встречаются. Это некое аномальное место, с магией...

Я замолчал. Сиберийцы не верят ни в какую магию – они верят в государство и Председателя. Но передо мной нуары, они другие. Как отреагируют?

Нуары-собранцы обменялись шелестом голосов – словно стая призраков пролетела над их головами под низким каменным потолком и унеслась в черные проходы, ведущие в лабиринт подземных коммуникаций. Те, кто жевал, перестал двигать челюстями; те, кто работал ложками и вилками, застыли на несколько секунд. Они совещались. И не посчитали нужным посвящать нас в суть разговора.

– Никогда не встречала магов, – сказала Марья. – Но в Поганом поле есть Уроды, Лего и Големы – почему бы не быть и магическим местам?

– Но мы никогда не слыхали, чтобы вещи испарялись просто так, – вставил дед.

– Мы тоже не слыхали, – отозвался я. – Это у нас в первый раз.

Я не соврал, и нуары это почуяли. Лишний плюсик в карму, так сказать.

Впрочем, на их месте я бы не стал доверять непонятным парням, у которых исчезает одежда.

– К сожалению, нам не суждено выйти из наших подземелий и прогуляться в Поганое поле, – сказала Марья, причем в ее тоне не слышалось никакого сожаления. – Если в нем не построят больших городов, в которых есть подземная часть.

– Почему вы ослепли от вакцинации? – с подростковой непосредственностью поинтересовался Витька, подняв интересующую его тему. – Потому что вакцина была плохая?

Дед, который уже поел и снова закурил трубку (запахло сладковатым дымком), тихо и дребезжаще рассмеялся.

– Скорее, наоборот, хорошая! Загнала народ в такой карантин, что до сих пор, спустя несколько поколений, из него выбраться не можем! Сидим тут под землей. Правда, мы привыкли к такому укладу, и нас все устраивает.

– Во времена психодемий разрабатывалось много вакцин, – сказала Марья, – а потом это, как часто бывает, стало инструментом власти и торговли. Одни вакцины подавляли волю, другие вызывали неуемное желание работать без остановки во славу Вечной Сиберии за хлеб и воду, третьи отбивали желание есть разнообразную пищу, довольствуясь одной кашей. Ни от каких вымышленных инфекций они, конечно, не защищали. То есть, когда началась первая волна психодемий, вакцины еще служили своим целям, а потом цели поменялись. Наши предки вот потеряли зрение и заразились агорафобией.

Это слово когда-то мне встречалось. Но я не помнил точно, что оно означает. Не успел я раскрыть рта, чтобы спросить, как Витька сказал:

– Это когда боишься открытых пространств?

– Да.

– Но это же... полная херня! Ужас!

– Такова жизнь. Наша жизнь. Но человек ко всему приспосабливается. В конечном итоге мы обзавелись другими возможностями и способностями.

– Вы о чиповом эгрегоре и радаре? – спросил Витька.

В темноте зазвучал мелодичный смех Марьи. Я увидел с помощью своего чутья, как струятся потоки легкой энергии по кокону, обозначающему эту влиятельную подземную бабку. Ей и вправду было смешно.

– И о них тоже... Хотя у нас еще много чего есть.

– Но на поверхность-то вы все равно выходить не можете?

– Можем. Но не любим. И далеко от своих дорогих тоннелей не отходим. На поверхность у нас разведчики выходят – следят, чтобы все в порядке было. Вот Гуж с Маем – разведчики.

– Но выходят они только темной ночью? – допытывался Витька. – И ходят среди руин и подворотен, где нет открытого пространства?

– Да, – признала Марья. Опять-таки без намека на сожаление.

Наступила недолгая пауза. “Официантки”, беззвучно плывя над полом, как танцовщицы в ансамбле “Березка”, принесли подносы со стопочками. Деды и бабки разобрали стопки, поставили перед собой на столе. Я, само собой, придуривался, что ничего не вижу и не слышу, а Витьке и придуриваться резона не было – он и так ни фига не видел.

– Олесь и Виктор, протяните ваши руки. Выпейте за наше общее дело.

– Что это? – спросил я, послушно протягивая руку. Пальцы ощутили прохладу стеклянных (или хрустальных) рюмок.

– Витамины.

При других условиях я бы воззрился на бабку.

– Это прикол?

– Нет, не прикол. Это настоящий витаминный напиток, произведен в нижнем Князьграде. Мы ж тут без света сидим, витамина Д нет. И много еще каких витаминов. Но мы от этого не страдаем, производство вот таких полезных напитков наладили. И пьем за здоровье и успех. Причем от этого напитка действительно здоровье улучшается, а не похмелье наступает. И солнца нам не надо с загаром.

Я понюхал витаминный напиток. Никакого запаха. Отпил немного – чуток кисленько и чуток сладенько. В целом, приемлемо. Витька тоже попробовал кончиком языка, затем залихватски опрокинул стопку. Я понадеялся, что это не отрава. Мы не видели, как разливали это пойло: из одного бутыля, или для нас с Витькой приготовили отдельные стопки?

Паранойя, подумал я. С чего им нас травить? Хотели бы завалить, завалили бы давно, не приглашая за стол и не ведя длинных бесед. Почему я всех подозреваю и вечно жду ловушки?

А потому, ответил я сам себе, что жизнь у меня такая. Что ни день или ночь, то приключения и прочие страсти. Надо бы и Витьку к этому приучить, если сам не вспомнит, как его убили во время утренней зарядки.

Я насытился, и меня потянуло в сон. Все же мы полночи не спали, а бродили где ни попадя. Я сдержанно зевнул – нуары, бесспорно, услыхали, хоть и привычно не подали вида.

– И все же, – сказала Марья, – кое в чем мы ограничены. Сильный свет, обширное пространство для нас большая проблема. А квест-башня всегда залита огнями...

– ...и передающая антенна на самой верхотуре, – подхватил безымянный дед, продолжающий портить воздух своим куревом. Что он курит, кстати? По запаху не совсем табак. Запах скорее сладковатый, не слишком сильный. Не отбивает ли он столь необходимый для нуаров нюх? – Тот, кто страшится обширности, и высоты никак не стерпит. Мы люди подземные, нам и на поверхности боязно, а о такой высоте и разговору никакого нет...

– Это специально сделано? – спросил я. – Я про то, что башня залита светом? Чтобы защититься от нуаров?

– Ну не своих же зомбированных жителей Детинцу страшиться? – сказала Марья. – Ты ведь, Олесь, верхотуры не боишься?

– Не слишком.

– Добро, – сказал дед. – Один пойдешь?

Я задумался.

– Мне нужна вся информация об охране и помещениях. А пойдем мы вдвоем.

Витька повернул ко мне голову в темноте. Не ожидал, видно, что я захочу взять его на опасное задание. Сам он, конечно же, хотел на него пойти, иначе какой из него четырнадцатилетний пацан?