Глаза одного из них были желтые, а другого – оранжевые. Причем у всех четверых в радужках не было признаков зрачка.

У “мужчин” уши были заткнуты теми же наушниками, а у желтоглазого еще и ноздри закрывала причудливая скоба. Как он дышит? И как они видят мир сквозь свои дурацкие линзы?

У желтоглазого балахон показывал то, что находится позади него, и создавалось впечатление, будто у него вовсе нет тела – только туманное нечто.

Лысая женщина оглядела нас, потом чуть повернула голову к спутнице и произнесла, манерно растягивая слова:

– Вэйчим задавать ли гарбу, Мони́к?

Та отозвалась с аналогичной манерностью:

– Интрестин симпли. Лешь то́каться круглые таймы сприваешься, Лиин? Для яких смыслов мы триггернулись и из загона аут-двинулись? Не для интрестина ли?

На нас они больше не обращали внимания. Чудилось, они вообще нас не видят, потому что слепые. Такое впечатление создавалось из-за отсутствия зрачков.

Оранжевоглазый глядел на нас (или сквозь нас) без интереса. Желтоглазый, напротив, переводил взгляд с одного на другого, словно пытаясь узнать кого-то.

Вспомнив о нас, Лиин улыбнулась нам всем сразу. Улыбка получилась снисходительная и рассеянная. Так улыбаются суперзвезды на красной дорожке своим почитателям, изнемогающим от восторга за линией охраны.

Лиин обратилась к застывшей от напряжения Мальве:

– Вы, кажется, говорите на северном наречии? – спросила она на правильном тру-ру, но с заметным акцентом.

– Нет, – пробормотала Мальва. – То есть да, на северном... Хотя и на южном разумеем...

– Кто вы такие? – осведомилась росска. – Чего вам надо? Почему вы остановили поезд, а потом спровоцировали симбота?

“Симбот – это робот? – соображал я, стоя с поднятыми руками. – Симплый, простой робот? У них, выходит, есть и непростые роботы?! Это какие?”

– Мы не провоцировали, панньё! – Мальва, забывшись, опустила руки и прижала к груди. – Это случайно вышло, простите нас! Мы – переселенцы, земли и деревни свои потеряли, враг все пожег, пришлось уходить с родины-то...

В голосе ее прорезалась плаксивость с подвыванием профессиональных попрошаек.

– Возьмите нас к себе, ради Прекрас... Ради всего для вас святого! Мы – люди здоровые да работящие. Польза от нас вашему государству будет!

Вот вруша, подумал я. Мне они отрекомендовались как слабые и больные. Артисты погорелого театра, блин!

Лиин искренне удивилась. Уточнила:

– Какому именно государству?

Вмешалась пестрая Моник:

– Они думают, что Республика Росс – это одно государство. В Прикордонье они пригодятся, как считаешь?

– Содомиты будут против, – буркнул на тру-ру оранжевоглазый. – Прикордонье – это их радость и забава.

“Какие еще содомиты?” – подумал я. Отчего-то россы вызывали подспудные отвращение и страх. Не были они похожи на людей – в Отщепенцах и то больше знакомого, человеческого. Казалось, что мы для россов абсолютно пустое место, хуже животных и в любой момент они могут приказать симботам стереть нас в порошок. Они еще и переговариваться друг с другом начали на тру-ру, словно бы для того, чтобы мы понимали, что сейчас решается наша судьба.

Моник сказала:

– Тогда к Гринам? Они к природе ближе, костры разводят да на экологии помешались. А эти бедняги и вовсе из лона природы никогда не выбирались.

Пока происходил этот в высшей степени занятный разговор, желтоглазый молча пялился на меня. Остальных он уже осмотрел и теперь буравил меня немигающим желтым взглядом.

Оранжевоокий лениво протянул:

– В прошлом году брали небольшую группу в Грин. Они там все вокруг загадили. Обычно мигрантов нужно держать в Буфере столько, сколько нужно для изменения ментальности. Но Буфер переполнен. Некоторые мигранты не желают отказываться от пси-маркеров даже под страхом изгнания и смерти. Зачем, спрашивается, было бежать из своих тухлых деревень и плестись в Республику, если тухлая деревня остается в твоей башке навсегда?

– Ну и гнали бы их обратно в ПоПо, – скривила проколотые пирсингом губы лысая Лиин.

– Погнали бы, если б не Секуляры со своей пост-этикой. Шум ведь поднимут, в интерактив-суды подадут! И не на уровне Спайдера, а Сеньора!

– Или Сюзерена... – кивнула Лиин. – Да, знаем мы эти Секуляров – те еще скандалисты... Короче, что будем делать?

– А пусть они сами нам расскажут, зачем их брать в Республику Росс! – предложила Моник. Повернулась к нам: – Ну? Говорите! Только не надо втирать о трудолюбии, нам Слэвины не нужны... то есть слуги и рабы. Своих хватает с избытком.

Я посмотрел на “мигрантов”. Они растерянно переглядывались. Никто и не задавался вопросом, нафига они сдались технологически развитой и мощной державе. Все думали только о том, как бы туда поскорей попасть. Ну, и чтобы обратить россов в свою единственно верную религию.

Дед Бажен неожиданно выпалил:

– Мы развлекать можем! – и запел глубоким грустным баритоном:

Поганое поле, Поганое поле!

Сколько несчастий ты шлешь нам и боли!

Как долго терпеть и страдать нам доколе?

Поганое поле, Поганое поле!

Лиин, Моник и оранжевый закисли от смеха. Желтый продолжал смотреть прямо на меня, и это начинало не по-детски подбешивать.

– Как они про ПоПо, а? – выдавила наконец Моник, смахивая пальцем слезу с щеки. – Сколько экспрессии! Может, взять этого старого Слэвина? Будет песенки напевать не хуже домашнего умбота!

Лиин помотала головой.

– Нет, – твердо сказала она, видимо, придя к какому-то определенному мнению. – Это бесполезный мусор. Вы должны понимать, дорогие мои мигранты, что для удачной миграции нужно в первую очередь представлять, кто кому нужнее. Вы – стране или страна – вам. И исходить в мотивациях и активности с этой точки зрения. Вы думаете только о себе: как приедете к нам, как устроитесь жить, как будете получать преференции и всяческие льготы... А потом еще и начнете навязывать свое понимание мира, этики и сотериологии, верно? Мигранты и потребительское мировоззрение – понятия неразделимые! Я могу дать вам бесценный совет, Слэвины. Если хотите мигрировать куда-либо, задайтесь вопросом: а зачем вы нужны? И если не найдете ответа, научитесь чему-то, что будет востребовано. Тогда наш поезд приедет лично за вами, и симботы понесут вас на руках прямиком в Секцию Тэк!

Она повернулась к остальным.

– Пойдемте, друзья, здесь нечего больше делать. Я сразу вам сказала, что не надо останавливаться. Вот, остальные даже не потрудились выйти и правильно сделали. Мы выехали в ПоПо как туристы, а не переговорщики.

– Подождите! – выкрикнул я и опустил руки. Подумалось, что упускать шанс нельзя. Сейчас они уедут, и поминай, как звали. Скажу им, что у меня нейрочип в голове, позволяющий собирать и использовать допарты – вдруг заинтересуются? Если они сейчас ретируются, придется ехать невесть сколько на запад. Чтобы в итоге получить от ворот поворот.

Лиин обернулась через плечо:

– Нам не интересны твои магические способности, колдун. Да-да! Мы видим, на что ты способен! Все это очень примитивно. В Республику ты не попадешь.

– Да не очень-то и хотелось! – выпалил я. Жар бросился в лицо, и раны на щеке ожгло огнем злости. – То есть хотелось, но сейчас расхотелось – после того, как я увидел, кто вы такие! Вы – высокомерные твари! Чем вы по сути лучше Уродов Поганого поля? Своими крашеными патлами и цветными линзами на глазах? Своими понтами, роботами и киберпротезами?

У Лиин и Моник брови полезли на лоб. Нет, они не разгневались – просто сильно удивились. Оранжевоглазый начал как-то неуверенно улыбаться. Показалось, что еще мгновение – и он зааплодирует.

– Откуда ты такой боевой, колдун? – мягко полюбопытствовала Лиин.

– С Вечной Сиберии, – честно сказал я.

– Знаем-знаем, – кивнула женщина-росс. – Вы, сиберийцы, живете в рабстве и восхваляете своего Председателя. Вы целуете кандалы, что вас сковывают. Вы полны глупого самомнения. Чем же вы лучше Уродов ПоПо?