– У меня природное чутье! А может, я тоже волшебник!

Он рассмеялся.

Глухо хлопнуло, и Витька покачнулся, озадаченно посмотрел на длинное древко стрелы с оперенным концом, торчащее из его груди. На светлой футболке стремительно набухало красное и влажное пятно. Витька перевел взгляд на меня и спросил:

– Олесь, а че это?

И повалился наземь, я еле успел подхватить его. С запозданием прислушался к ментальному фону – он кипел от ощущений угрозы и опасности. Наши лошади, пасущиеся на пригорке, подняли головы и запрядали ушами, где-то вдали заржала чужая лошадь.

– Кира! – заорал я. – Кира!

Зачем я ее звал? Чем она бы нам помогла?

Кира выскочила из шатра и крикнула:

– Ложись!

Я пригнулся, и надо мной засвистели стрелы, вонзающиеся в грунт совсем близко. Лучники были на возвышении, человек пять конных в багровых плащах, и я бы легко снял их автоматной очередью, но автоматы мы оба – я и Витька – оставили в палатке. Расслабились.

Я растянулся на земле возле Витьки, который дышал быстро и мелко, закатив глаза и открыв рот, а кровь пропитала уже всю футболку и испачкала меня. Ее было страшно много. Как такое небольшое тело вмещает в себя столько крови?

– Держись, я сейчас... – бормотал я.

И сам не знал, что “сейчас”. Я ничего не мог поделать. Стрела засела глубоко, не выдернешь, а операционной, которая сейчас так нужна, поблизости нет.

Несмотря на летящие стрелы, я вскочил и согнувшись помчался к палатке, врубив боевой режим. Схватил автомат, резким движением переключил режим стрельбы на очереди и выскочил из палатки.

– Борис! – завопила Кира.

И я узнал одного из всадников, хотя поднимающееся солнце светило мне в глаза. Половина головы у Бориса, обожженная и безволосая, лоснилась в желтоватых солнечных лучах.

– Предателям смерть! – сорванным голосом проревел он и снова натянул тетиву лука, целя, как я понял, в сестру.

Я нажал на спусковой крючок, автомат затрещал, задрожал в руках, выплевывая пули...

Кажется, промазал я по полной программе. Снайпер из меня говенный – или я был слишком напряжен и не прицелился как следует.

Всадники развернулись и пропали за пригорком. Гнаться следом было бессмысленно.

***

Я будто выпал из реальности, ничего не соображал, не улавливал ход времени. На исходе безумного дня вместе с Кирой я похоронил Витьку, моего друга и спутника, человека, ближе которого у меня не было во всем незнакомом и чужом мире. Больше часа я пытался реанимировать пацана, хотя уже было понятно, что он мертв – чудес не бывает, даже когда ты волшебник. Я весь измазался в его крови, пока вынимал стрелу, делал искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, все, что угодно, лишь бы что-то делать, не останавливаться, потому что тогда прояснится ужасная и окончательная правда.

Кира мне не мешала, стояла рядом молча. Ей-то, обитательнице этого дикого мира, с самого начала было ясно, что Витьку не спасти.

Наконец я отвалился от тела, скорчился на земле в тени палатки и застыл. Это были вторые похороны за короткое время. Первые – похороны Марины. Но на злобную старуху мне было наплевать.

Сколько я так пролежал – не знаю. Вспоминал, как Витька мечтал убежать из Вечной Сиберии, где каждый день одно и то же и предки целыми днями лаются. Вспоминал наш первый и единственный совместный трудовой день.

“Умение рыть ямы – один из самых полезных навыков! Так мой деда покойный говорил. Удобным инструментом легко и мусор убрать, и подвал сделать, и печь, и землянку”.

Хозяйственный и запасливый Витька умер, и когда наконец эта правда дошла до меня полностью, я встал и приступил к похоронам. Я взял лопато-мотыгу Витьки и вырыл глубокую могилу посреди Ведьминого круга. Витьке нравились ведьмы и волшба. Место это необычное, загадочное, Витька заслужил покоиться именно здесь. Перед тем, как завернуть тело в саван из тех тряпок, что мы насобирали в магазинах Князьграда-1, я надел на его палец кольцо – подарок Насти. Если потусторонний мир существует, пусть Витьке не будет стыдно перед белокурой девочкой при их встрече, что он потерял ее дар.

Кира молча помогала, а я молчал – не мог разговаривать. Тем более с ней. Если б не она и ее полудурошный брат, мы бы с Витькой путешествовали себе дальше! С Кирой я не могу разговаривать, а ее братца я убью. Зарывая могилу, я поклялся себе в этом.

– Надо было сжечь тело, – вдруг сказала Кира.

Я окрысился:

– Зачем?

– Иначе его заберет Поганое поле. Так наши старики говорят.

Я, не стесняясь в выражениях, сообщил, куда надо пойти ее старикам и чем там заняться друг с другом, чтобы больше никогда не давать идиотских советов. Кира промолчала.

Мы выпили почти всю воду, что была у нас, в ближайшее время нужно обязательно найти реку или ручей. Поэтому мы тронулись в путь на ночь глядя, чего никогда не делали прежде. Пока ехал, я смотрел в зеркало заднего обзора, в котором убегала вдаль холмистая равнина с одной маленькой могилой. Через пять километров езды вдоль “шестиугольной дороги” нам повстречалась пересыхающая речушка, извивающаяся среди зарослей сухого рогоза и нагромождений гравия.

Разбили лагерь в низине. Я не расставался с автоматом и то и дело сканировал местность. Кира ловко разожгла небольшой костерок в ямке без поддувала, и мы разогрели еду.

– Ты, наверное, меня ненавидишь? – спросила Кира.

– С чего ты взяла? – заворчал я. Злость на нее улеглась, здравый смысл расставил все по своим местам. Она виновата в смерти Витьки не больше меня.

– Потому что это сделал Борис. А он мой брат. Не появись я, не появился бы он.

Да, эта начитанная амазонка умна. Словно мои мысли прочитала, как если б они были написаны у меня на лбу.

– То что он твой брат, ни о чем не говорит. Это нелогично – винить тебя.

– Люди не мыслят логически. Люди мыслят ассоциативно. Я вызываю нежелательные ассоциации.

– Вызываешь. И что? Что с этим делать?

– Не обязательно всегда что-то делать. Иногда важно просто понять. Если хочешь, я уйду.

У меня перехватило дыхание.

– Не уходи, – сказал я после короткой заминки. – Я останусь совсем один в этом мире. Без Витьки он стал чужим...

Вывалил ей все как на исповеди. Не в моих это правилах, но я сегодня размяк...

Кира приподняла бровь:

– Почему? У тебя нет знакомых и родных в Вечной Сиберии?

– Нет. Я чужак в чужой стране.

Она не поняла. Все это время она считала меня обычным обитателем Вечной Сиберии. Я коротко рассказал ей о том, кто я такой на самом деле и как попал сюда. Не старался быть убедительным, а рассказ и без того звучал как бред.

– Короче, я попал из прошлого. Или с помощью машины времени, или меня погрузили в анабиоз.

Как ни странно, Кира поверила, это было видно по выражению ее лица, по которому скользили отблески огня.

– Ты попал из прошлого через квест-камеру? – уточнила она. – Я читала в самой современной книге по достижениям науки про квест-камеры и многое другое. Незадолго до возникновения Поганого поля было окончательно доказано, что путешествия во времени невозможны, а анабиоз сопровождается необратимыми последствиями в психике и памяти... А ты здоров.

– Что это значит?

– Я думаю, ты не попадал в будущее. Ты из этого времени, из нашего, ты – Олесь Панов из Вечной Сиберии. Ты проходил квест к “буржуям”, то есть примерно в начало двадцать первого века по старому летоисчислению, и воспоминания этого квеста расцениваешь как свою прежнюю жизнь, хотя это все ненастоящее. Потом случился глюк. Тебя узнавали, как Олеся, потому что ты и есть тот самый Олесь. Другого нет. Это не им внушили, что ты – тот человек; это ты внушил себе, что ты – человек из другого времени.

Битых три минуты я пытался переварить сказанное и так и не переварил.

– Не может быть! – выкрикнул я.

Внезапно без всякого апгрейда и архивной памяти припомнился в деталях разговор с Витькой.

“А вдруг вся твоя предыдущая жизнь и есть глюк?”