Игорь поддался на провокацию. Размахнувшись, попытался нанести мне “колхозный” удар – правый боковой. На занятиях у тренера Виталия Михайловича Фольца мы разбирали этот удар по косточкам. Это совершенно непрофессиональный удар, с замахом и приподниманием локтя – его видно за километр. И работает он только с непрофессионалами. Я уклонился и врезал хуком по корпусу, но маскировка смягчила удар.

Игорь шустро отскочил, наклонился, расставив руки. Решил перевести битву в партер. Когда он ринулся на меня, как регбист, я встретил его выставленным коленом. Деревянная маска треснула напополам, Игорь откинулся, – глаза мутные, губы разбиты, – и повалился навзничь.

Я разочарованно уставился на него. У меня кулаки чесались хорошенько подраться, а этот агрессивный выскочка “заснул” в начале первого раунда. Даже не довелось включить боевой режим!

– А ну успокоились! – прорычал гнусавый голос воеводы.

Влад выдвинулся из окружавшей меня толпы. Рука на эфесе шпаги, грудь колесом.

– А я и спокоен, – сказал я. – И Игорь вон тоже успокоился, прилег отдохнуть.

Воевода сделал знак левой рукой, и меня крепко схватили под локти.

Игорь, вращая глазами, привстал, вытер подбородок, посмотрел на окровавленную ладонь. Промычал:

– Ах ты, сука!

Влад оттолкнул его от меня.

– Поостынь, Игорь! Кто первый ударил?

Я выразительно посмотрел на Игоря.

– Ну я! – вызывающе сказал он и скривился от боли в челюсти.

– А кто спровоцировал?

– Он Настю толкнул! – крикнул Витька, указывая пальцем на молчащего подростка, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.

– Толкнул или ударил? Настя!

– Толкнул... – пробурчала та.

– За что?

– Мы с Ромой поспорили. И он меня толкнул.

– Этот пацан влез, куда не просили, – встрял Игорь, имея в виду Витьку. – Я сделал ему замечание, а Олесь принялся меня оскорблять...

“Вот, блин, – подумал я, – школьная разборка в присутствии физрука и завуча!”

“Завуч” Влад думал недолго. Вынес вердикт:

– Понял. В клетку новеньких на ночь. А ты, Игорек, в ночной дозор будешь ходить! Неделю!

Игорь обвел нас с Витькой презрительным взглядом.

– Лучше уж в дозор, чем в клетку!

Поднял с земли расколотую маску и ушел.

Воевода проводил его взглядом, затем повернулся к нам.

– Не обессудьте, но правила есть правила. Без правил будет бардак, как у Отщепенцев. Надеюсь, что эта ночь в клетке заставит обдумать свое поведение. Никакого пира для вас, само собой. Ночью к вам в гости обязательно явится Погань. Сила нашего Отца защитит вас, но страху натерпитесь, это я вам обещаю.

***

Вечерело. Берег опустел, на нем остались двое в клетке – я и Витька.

Клетка была “оборудована” лавкой и кувшином с питьевой водой. Справлять нужду можно прямо сквозь прутья в реку. На этом удобства заканчивались.

Мы были не то чтобы подавлены, но определенная доля ошарашенности и неверия в произошедшее имела место. Вот нас принимают в братство, поздравляют, хлопают по плечам, а через несколько часов ведут под локотки и запирают в клетке, за пределами деревни, как животных! И грозят, что к нам заявятся Поганцы...

Алый закат медленно растворялся в густой синеве неба над западным лесом, подул и затих свежий ветерок. Замолкли крики птиц, зато в камышах загорланили лягушки. Витька, в нарушении правил сняв маску и положив на колени, молча сидел на лавке, я стоял возле двери и бездумно теребил в руках навесной замок. Подступало чувство голода, мы пропустили ужин, и настроение портилось.

Когда берег полностью опустел, я снял маску и почесал голову. Волосы сильно отросли, доставая до плеч. Пора их подстричь или собрать в хвост.

Было ощущение, что все идет не так, как должно; что что-то абсолютно неправильно. Но что именно? Я словно напрочь забыл о чем-то важном. Но ощущение пропало без следа, и я не успел ухватить проскользнувшую мысль.

Раздались шаги, к нам топала плотная широкоплечая фигура. Воевода, приблизившись, снял маску. Сегодня многие нарушили правило ношения маски. Влад был смущен.

– Такое иногда бывает... – невразумительно начал он. – Споры, разборки... Ночь в клетке – наше наказание за мелкое хулиганство... С кем не бывает? Жаль, что так вышло...

– Ну так выпусти нас, – не без насмешливости предложил я.

Влад переложил маску из одной руки в другую, при этом звякнула связка ключей. Он сунул ее под маскировку.

– Не могу. Правила есть правила. Они для всех писаны.

– Ты тоже здесь ночевал?

– Ночевал несколько раз. Очень давно.

Помолчали. Я смягчился.

– Что значит: Погань к вам придет, но сила Отца защитит?

Воевода показал на частокол вокруг деревни в десяти шагах от нас. На бревнах темнели Знаки.

– Деревню защищает Знак Морока. Но чем дальше от ограды, тем слабее его защитная сила. Погань здесь хаживает, но настоящей опасности от нее нет.

– А в лесу есть?

– Нет, если мы в масках.

Он постучал по коре, из которой изготовлена маска. Я знал, что с внутренней стороны вырезаны Знаки.

Я задумчиво проговорил:

– Если потерять ночью маску в лесу, то Погань убьет такого растяпу?

– Не обязательно убьет. Может чего похуже натворить.

– Например?

Воевода закряхтел, помялся. Прикидывал, откровенничать ли дальше. Медленно заговорил:

– Лет пятьдесят тому... старики рассказывают... одна девушка из деревни в лесу заблудилась и до сумерек вернуться не успела... Масок тогда не носили. Через несколько дней ее нашли – грязную, голодную, еле живую. Не в себе была девка. А спустя некоторое время обнаружилось, что понесла она...

– Кого понесла? – спросил Витька.

– Забеременела, – пояснил я. – И что дальше?

– Мы так и не дознались, кто ее обрюхатил ночью в лесу... Старики решили, что Уроды. Народ от нее шарахался, и в конце концов рассудили люди из деревни ее изгнать. Мой отец был среди тех, кто увел ее в катакомбы в горах.

Катакомбы?.. Совсем недавно я видел вход в каменоломни. Рядом с избушкой...

– Эй, а это не баба Марина? – сказал Витька.

И я вспомнил бабу Марину. Как-то совсем она забылась... не говоря уже о том, что случилось до встречи с ней.

– Она говорила, что у нее был ребенок и муж, – сказал я, – но судьба отобрала и то, и другое.

Влад рассмеялся.

– Баб Марина обретается на подступах к Великому лесу давно, но она пришла с севера. У нее был муж, но погиб. Про дите не слышал.

– Почему она живет одна? Не в деревне?

– Не приняла наш образ жизни. И Отщепенцы ей не по душе. Вот и живет одна, так ей больше по душе. В Поганом поле одиночек немало.

Он огляделся. Становилось совсем темно, за частоколом слышались веселые голоса и звон сковородок, вспыхивало пламя. Все же пир состоится, пусть и без виновников торжества... В почерневшем небе загорались звезды.

– Ладно, пойду...

И, не оборачиваясь, поспешно удалился к воротам в частоколе.

Я нервно хихикнул и, невольно понизив голос, сказал Витьке:

– Надеюсь, нас с тобой Уроды не обрюхатят... я не готов стать мамой!

Витька никак не отреагировал, смотрел в сторону леса. Оттуда к нам приближалась фигура в маскировке. В паре шагах от нас человек снял маску. Настя. Похоже, она пряталась в лесу, пока мы беседовали с воеводой.

Внезапно я понял, что узнал ее еще до того, как она показала лицо. И не по фигуре, а каким-то шестым чувством.

– Спасибо, что заступились... – пробормотала она. Посмотрела прямо на Витьку: – Больше так не делай.

– Как не делать? – удивился Витька.

– Не заступайся.

– Почему?

– Хочешь каждую ночь сидеть в клетке?

– Да не проблема! – с залихватским видом выкрикнул Витька. Сейчас, рядом с благодарной и восхищенной Настей, он и впрямь был готов каждую ночь проводить в клетке над рекой.

Настя что-то протянула Витьке сквозь прутья, Витька взял. Я наклонился – перстень-печатка.

– Что это? – спросил Витька. – Откуда взяла? Зачем мне?