***

Мы вышли на улицу. Ни читать, ни разговаривать я не желал и не мог, а Витька не проявил к книжным богатствам особого интереса. Я молчал и почти ничего не воспринимал. Кажется, Кира о чем-то меня спрашивала, но я не отвечал, и она отстала.

На улице нас встретили знойные лучи солнца, которое выглядело как всегда, но, как выяснилось, успело постареть более чем на сто лет с тех пор, как я пообщался с Димоном. В сознании плавали обрывки мыслей, слов, строчек текста из “Истории”, чьи-то лица – то Модератора, то Леонардо да Винчи... Уверенный голос в голове осведомился, каким образом почти без изменений сохранился язык, если минул целый век и что, наверное, тут что-то не так, но я устало отмахнулся. Никаких матриц и экспериментальных зон. Я в будущем. Точка. Больше не буду терзать себя бесполезными сомнениями и тяжкими размышлениями.

Погруженный в размышления, я не заметил, что на улице нас встретили не только солнечные лучи, но и кое-кто еще. Когда Кира и Витька застыли и ощутимо напряглись, я поднял глаза.

На площади недалеко от мусоровоза гарцевали на лошадях два всадника в багровых, как у Киры, накидках с капюшонами. Под накидками безрукавки и джинсы – самые обыкновенные, с дырками на коленях и прочих местах. На мускулистых руках красовались кожаные (вроде бы) наручи и перчатки. Возможно, это были не наручи, а перчатки с длинными крагами – с такого расстояния разглядеть сложно.

– Утонуть мне в пепле! – крикнула Кира. – Борис!

В ее голове звучал не столько гнев, сколько досада и раздражение. Борис не вызывал у нее приятных чувств.

– Это кто такие? – спросил я тихо.

При виде нас всадники неспешным шагом приблизились к подножию лестницы, но остановились в трех десятках метров. Я положил руку на автомат.

У одного всадника, помоложе, было сильно обожжено лицо с одной стороны. Черты сгладились, кожа побурела, рот растянулся в кривой и зловещей ухмылке, ухо превратилось в куцый ошметок, а волосы начинали расти с середины головы. Второй, постарше, мог похвастать лысой, как яйцо, головой и короткой седой бородой. У обоих на седлах сбоку висели колчаны со стрелами, а луки они держали в руках. Возле колчанов болтались какие-то узкие чемоданчики с торчащими из них белыми трубками.

Кира резким движением (у нее все движения были резкими, она только к книгам прикасалась нежно) поправила очки и потянулась к ятагану.

– Молодой – мой брат Борис, – прошипела она, – старый – помощник нашего воеводы, Вячеслав.

Молодой улыбнулся, но красивее не стал – улыбка все еще была асимметричной и жуткой.

– Кира! – крикнул он мощным, но сорванным голосом человека, который много командует на плацу. – Вот ты где!

– Как вы меня нашли?

– Заметили дым. Ты себя выдала! Наконец-то...

Говорил он с тем же специфическим акцентом, что и Кира.

Я не поворачивался к Кире, но ощутил кожей ее испепеляющий взгляд.

– Вы что, не умеете разводить бездымные костры? – зашипела она, как рассерженная кошка, едва шевеля губами. – Я от них целый год пряталась, но приехали вы и мигом напортачили!..

– А мы знали, что ты скрываешься? – огрызнулся я. – Или вообще, что существуешь в природе?

Борис заорал:

– Возвращайся домой! Отец зовет.

– Я ему сказала, что не вернусь! – крикнула та. – Тропа Огня – не моя тропа!

– А какая твоя тропа? Над книжками зрение терять? От них одни проблемы!

В разговор вмешался молчавший доселе старик Вячеслав:

– Огонь защищает нас от ночных тварей, дарит тепло и позволяет готовить еду. А твои книги умеют только гореть!

Он поднял трубку, торчащую из чемоданчика, чем-то щелкнул, и из конца трубки вырвалась струя огня. На ярком солнечном свете это смотрелось не слишком впечатляюще, но ночью фейерверк наверняка поразил бы всех без исключения Уродов. Вероятно, в чемоданчике – вернее, баллоне – хранилась под давлением горючая смесь, а возле сопла торчала зажигалка, дающая искру. Огнепоклонники клятые!

Борис поглядел на нас с Витькой и на наши автоматы.

– Если надо, мы заберем тебя силой.

Кира выхватила ятаган. Темный металл сверкнул на солнце.

– Попробуй!

Весь этот диалог попахивал киношным пафосом, но я не сомневался, что Кира и Борис абсолютно искренни и разговаривают так, как привыкли разговаривать, никого не косплея.

Борис шлепнул пятками бока коня, и тот шагом двинулся к нам. Тогда я поднял ствол и выстрелил в небо. Автомат все еще был в режиме одиночных выстрелов.

Звук выстрела разорвал тишину, кони испуганно заржали и отпрянули, люди вздрогнули.

– Тихо-тихо! – просипел Борис, разворачивая коня.

Напоследок он злобно поглядел на меня и вместе с лысым дедом галопом унесся вдаль. Взгляд не обещал ничего хорошего. Пора сматываться.

– Надеюсь, они не обокрали нашу машину, – озабоченно пробормотал хозяйственный Витька.

– Они не оставят меня в покое! – выкрикнула Кира, топнув ногой в мокасине. До этого она держалась очень сдержанно, и внезапно проявившаяся страстность меня удивила.

– Почему ты не поедешь домой? – спросил я.

Вообще-то меня это мало беспокоило. Мысленно я продолжал пережевывать жвачку о своем положении в далеком будущем, где нет звездолетов, бороздящих просторы “большого театра”, нет Алис Селезневых, городов на Луне, зато есть Поганое, блин, поле, деревянные бараки и чокнутые фрики.

– Потому что наше племя – самый показательный образец социальной деградации! – как по книжке ответила Кира, хмурясь. – Они поклоняются огню, не стремятся к развитию и наукам. Учат детей не грамоте, а ритуалам поклонения Неугасимому огню, представляешь?! Строят не школы и больницы, а Храмы Огня! Наше племя обречено... И всех все устраивает. Кроме меня.

– И какие у тебя планы? – снова из вежливости спросил я.

Кира задумалась.

– Я бы отправилась к Отщепенцам, но не хочу покидать библиотеку. У них такой нет, наверное... А с собой ее в седельной сумке не прихватишь.

– Так и будешь сидеть здесь до пенсии?

– До чего? – не поняла она. Мотнула головой: дескать, неважно. – Нет, я понимаю, что надо куда-то двигаться. Рано или поздно... – Она задумалась и неожиданно сменила тему: – Хотите рыбу?

– Конечно! – хором ответили мы с Витькой.

***

Набережная города когда-то была такой же живописной и комфортабельной, как и все остальное. И до сих пор частично сохранились мощеная мостовая, хромированные перила, площадки для любования речными видами, узкий песчаный пляж (песок явно откуда-то привезли), развесистые, экзотического вида деревья, удобные лестницы, ведущие к воде, домики отдыха. Река была широкая и неспешная, до противоположной набережной насчитывалось полкилометра, выше по течению раскинулся мост, обрушенный посередине. Очевидно, он сломался от сейсмического удара после падения метеоритов.

Мы приехали на мусоровозе, Кира сидела между мной и Витькой и с любопытством оглядывала внутреннее убранство кабины.

– Вот тут, – сказала она. Я затормозил.

Витька выскочил из кабины и унесся по лестнице к пляжу. Выпрыгнув из сандалий, зашел в воду по колено. Вероятно, он был не прочь скинуть всю одежду и искупаться, но постеснялся Киру.

Кира спустилась вслед за ним, но пошла по пляжу куда-то в сторону, выдернула из песка палку, потянула из воды привязанную к палке почти невидимую леску. Я встал позади нее, наблюдая за рыболовецкими манипуляциями. Леска вытянула из воды обросшую тиной мордушку, в которой трепыхалась сверкающая чешуей рыба. Витька мгновенно потерял интерес к хождению в воде и прибежал к нам.

Кира отнесла мордушку в тень под бетонной стеной между расположенным выше тротуаром и песком пляжа, где тянулась узкая полоса глины, откопала загодя припрятанный маленький нож с удобной самодельной рукояткой, алюминиевые чашки, овальную кастрюлю и несколько жестяных банок с плотно притертыми крышками. В банках хранились соль и острые приправы. Возле тайничка в плотной глине была вырыта узкая и довольно глубокая яма, расширяющаяся книзу, как груша. На ее дне серел пепел. Возле ямы темнела еще одна нора, которая косо шла вниз и вбок и сливалась с основной ямой.