— Милорд, боюсь, что мой оруженосец не сможет пойти в Храм Клятв раньше чем через седмицу.

— А почему, если не секрет, ваша светлость?

— Ему будет трудно ходить. Особенно сидеть.

— Он ранен?

— Нет, но его сегодня ждет наказание. А без него никак нельзя.

— Наказать его, конечно, не мешало бы, но как он покажется перед моей Эрлитой?

— Покажется, вот поэтому я и говорю о седмице отсрочки.

— Но следы от плетей…

— Я думаю, что их на спине не будет. Доверьтесь мне, милорд.

— Хорошо, как вам будет угодно.

И действительно, спина у Лешки осталась целой, а вот что пониже… Было стыдно и обидно, ему казалось, что все видят, как ему неловко ходить, и посмеиваются за его спиной. И есть теперь приходилось стоя. А ведь впереди свадебный пир. Отец Эрлиты, как назло, собрался его провести с размахом, последние деньги потратить. И у Лешки, как назло, денег нет. Хотя теперь его жалование, как оруженосца, составляло целый золотой в месяц. Бешеные деньги по сравнению с жалкими двумя медянками в неделю, которые он получал раньше. Но раздал долги, погулял неплохо, туда — сюда — деньги как — то незаметно расползались. Даже опять в долги влез. Он ведь теперь оруженосец у графа, а значит, нужна соответствующая одежда, а не эти обноски. А хорошая одежда и денег хороших стоит. Одним словом, на свадебный пир у Лешки денег не было.

Зачем вообще этот пир? Целый день просидеть за столом, слушать заздравные тосты, пить, есть, отвечать. Но главное — целый день сидеть! А он сейчас даже присесть не может — милорд Ксандр постарался. Больно и обидно. Хотя теперь он дворянин! Но все равно, можно было бы пороть и полегче. Можно подумать, что сам милорд не гулял. Вот графиня еще до свадьбы забеременела, в отличие от его Эрлиты.

Это что же, теперь ему ни с кем не встречаться, только с Эрлитой? А если поход? Да еще и затянется? Она же все время будет жить в замке отца, разве что изредка приезжать в Ларск или в Каркел. Приедет, неделю поживет. А где ей жить в Каркеле? У него же нет ничего своего. Сам при покоях графа обретается. Значит, теперь всю жизнь придется ходить и не смотреть по сторонам? Ну и порядочки здесь! Благородные, называется. То ли дело служанки. Прижмешь ее, та похихикает и никаких проблем. Никакой благородный отец возмущаться не будет, и жениться на его дочке требовать не станет. Эх, сглупил он. Как сглупил!

Зато теперь после свадьбы можно, наконец, расслабиться по полной. Надо будет научить Эрлиту тому, что умела Дира. Пусть и благородная этому научится. Пока не ушли в поход, надо хорошо оттянуться. Да и в походе тоже девушки встречаются. Ведь с благородными ему теперь больше нельзя, а со служанками это изменой не считается. Лешка повеселел. А жизнь — то не так и плоха, если правильно к ней относиться!

То, что он стал женатым человеком, Лешка почувствовал быстро. В Ларске и особенно в Каркеле. Теперь на приемах, на которых бывал милорд Ксандр, девушки из благородных семейств только вежливо ему кивали, да ограничивались несколькими ничего не значащими фразами. Ну и плевать на них! Тем более самому нельзя, не ровен час, до папашки Эрлиты дойдет. Лучше не осложнять. Зато смазливых служанок в Каркельском замке милорда Лешка нашел сразу несколько. Он ведь теперь оруженосец самого графа. Кто же устоит? Но в загул пускаться поостерегся, потому что постоянно видел ремень, которым подпоясан милорд Ксандр. Шестнадцать лет, а приходится остерегаться, как маленькому мальчику. И в семнадцать лет будет тоже самое, пока он в оруженосцах. Эх, тяжела доля!

Да и таскать тяжелые секиры радости мало. То ли дело автомат. Тра — та — та — та — та — и все враги вокруг убиты. А они допотопные пушки лишь используют, называя их каноне. К тому же стены каменными ядрами разбить пытаются. Такая примитивность! Почему бы местным умельцам не изобрести пистолеты? Однозарядные, конечно, на большее здесь вряд ли способны. Пять, пусть десять таких пистолетов таскать легче, чем графские секиры. Лешка эту мысль решил милорду Ксандра озвучить. Вот только поймет ли тот суть предложения?

Милорд, к Лешкиному удивлению, его идею понял быстро. Понял и забраковал.

— Это сколько же маленьких каноне надо с собой таскать? А при внезапном нападении врага будет ли время засыпать порошок, зажечь фитиль, поджечь? Да еще нужно будет немного подождать, пока огонь дойдет до порошка. За это время тебя всего нашпигуют железом.

— Так на расстоянии можно стрелять. Враги не успеют добежать, а их уже — раз! — и готово!

— На расстоянии, говоришь? На каком? Пять, десять шагов? Или пятнадцать? Не будет прицельного выстрела, стрелять с гарантией попадания можно только в упор или почти в упор. Из того же арбалета дальность прицельного выстрела больше, не говоря уже о луке. Для меткости на дальние расстояния длинный ствол требуется. И не только ствол. Порошок равномерно засыпать, ядро должно быть идеально круглым, по размеру ствола каноне. Думаешь, так просто из них прицельно стрелять? Сколько выстрелов сделаешь, прежде чем правильный прицел подберешь. А ведь стены замков большие, не то что фигура человека. Посмотрел бы я, как в открытом поле попали бы из каноне в человека!.. Постой — ка. Постой!

— Да стою я, милорд.

— Подожди. Ну, точно! Как же я не подумал! Ведь так можно с вражеским войском и в поле воевать. Несколько залпов — и войско рассеяно.

— О чем это вы, милорд?

— Вам всем это трудно понять… Ах, я же забыл, кто ты…

— Милорд?

Ксандр как — то странно посмотрел на Лешку, задумался и продолжил.

— Видишь ли. Я вот что подумал. Что, если вместо каменного или чугунного ядра в каноне положить груду мелких и острых камней? Или острых железных обрезков. И стрелять не по стенам, а по вражеским колоннам. Они здесь выстраиваются долго. Можно не по одному разу выстрелить. А?

— Картечь.

— Что это за слово такое?

Лешка понял, что сказал лишнее, он по — прежнему не собирался рассказывать милорду правду о себе. Не поймет, а то и сумасшедшим объявит. Зачем ему это надо?

— Это я так, про себя. Хорошо придумали, милорд!

— Ну, раз Лешка продолжает играть в молчанку, скрывая правду о себе, то почему ему раскрываться? — подумал Сашка. — Хотя сам чуть себя не выдал, сказав, «вам всем это трудно понять», забыв, кто такой Лешка. А с картечью хорошо придумал! Не придумал, а вспомнил, да и то поздновато что — то. Хорошо, что еще не было больших сражений в поле. А почему Себастьян сам до этого не додумался? А если додумался, то почему не предложил?

Мастер Себастьян, конечно, про использование картечи в своих пушках знал. Даже испытание проводил. Но дальше пробы не пошел. Возможно, потому, что все ресурсы его мастерской, да и дварфов тоже, съедали срочные запросы графа Ксандра. Да и дварфы совсем не воодушевились новой возможностью применения его пушек, называемых каноне. Дварфы в поле не сражаются. Их удел — горы. А текущее применение каноне как раз соответствовало горам. Стрельнуть вверх, разбив укрепленное гнездо врага. Или взорвать нависшую над горным проходом скалу, засыпав ее осколками вражеский отряд — вот за это дварфы и ценили его каноне. А в поле дварфы не воюют. Впрочем, про применение картечи Себастьян не забывал, собираясь предложить ее использование каркельскому графу в одну из следующих их встреч. Этому способствовало некоторое затишье в боевых действиях, позволившее Себастьяну и дварфам создать достаточный запас каноне и припасов к ним.

Новой встречи ждать пришлось недолго. Прискакавший в Каркел гонец сообщил, что в нескольких верстах от города его ждут старые знакомые: мастер Себастьян и дварф Крор. Деньги привезли! Взяв охрану, Сашка поскакал на долгожданную встречу. Опять пришлось выслушивать ворчание дварфа. Хотя ради трех тысяч золотых монет можно пойти и на большее. А вот и Себастьян, стоящий молча и с насмешливыми искорками в глазах наблюдавший происходящее.

— Деньги как никогда кстати, — сказал Сашка. — Без хорошего и большого войска сейчас никак. С мятежом мы покончим. Малыми потерями. Но меня больше волнует будущее. Ситуация очень зыбкая. Лоэрн, Эймуд, Пирен. Все они могут выбрать главным врагом не друг друга, а меня. Особенно Пирен. Там хорошее войско. Черный Герцог как будто специально его не разменивает, держит, хранит и тренирует. В поле будет очень опасен. Кто кого одолеет неизвестно. Если победим мы, то это будет плохая победа.