Начало уже смеркаться, хотя до вечера было далеко, но затянувшие небо темные тучи заметно ослабили видимость. Возможно, поэтому Хитрец не заметил жерди, перегородившей дорогу на уровне груди человека. Лошадь наткнулась на нее и остановилась. Он огляделся вокруг и придвинул к себе меч. Больше всего он опасался стрелы или арбалетного болта — от них уже не спасешься. Но все оставалось по–прежнему, и был слышен только шум дождя.

Хитрец подождав немного, стал периодически покрикивать, стараясь привлечь к себе внимание. Где–то через полчаса, когда стало еще темней, появилось несколько теней. Два человека осталось стоять на том же месте, а двое других пошли в обход.

— Проверяют, нет ли засады, — решил Хитрец. Через некоторое время один из двух людей, ушедших в обход, появился у Хитреца за спиной.

— Ты кто? — услышал он хриплый голос.

— Путник. Весь продрог. Обсушиться бы.

Подошел и один из двух остававшихся на месте. Судя по уверенным движениям, старший среди них.

— Зачем приехал?

— Ищу место, где могли бы приютить.

— И зачем ты нам?

— Пригожусь.

— И какая от тебя будет людям польза? Что умеешь?

— Меч могу держать. И еще чего–нибудь вспомню.

— Из беглых?

— Нет, рабом не был. Клейма нет.

— Ладно, погрейся немного.

Убивать сразу не стали — уже хорошо. Золото он спрятал под дном телеги — просто так его не найти. А что еще с него взять? Лошадь? Это они всегда могут отобрать. Меч? Вроде, у них и свои есть. Был еще серебряный череп, но тот лежал на дне мешка с тряпьем.

К нему на телегу сели двое, один правил лошадью. Ехали совсем недолго, остановившись у подножья большой возвышенности. Даже в наступившей вечерней темноте было видно, насколько она крутая. Слезли, показали место, куда поставить лошадь — навес не очень большой, но со стороны дороги незаметный. После повели Хитреца, нагруженного своими тюками вверх по тропинке.

— А зачем им меня там убивать, когда вот он, сам все несет? — Хитрец напрягся, опасаясь нападения, но ничего не происходило. Зашли в какой–то ход, широкий, в рост человека. Ход повернул в сторону, еще поворот и вот они в пещере, озаряемой пламенем костра. Двое возле костра, еще несколько человек спали в разных концах пещеры.

Появившийся следом за ним старший кивнул Хитрецу головой в сторону костра. Тот понял, сбросил тюки в сторону, расстегнул вымокшую насквозь накидку, снял сырую рубашку. Затем полез в один из мешков, в тот, в котором лежали старые его вещи. Демонстративно перебрал их, как бы показывая, что поживиться у него особенно нечем. Выбрал рубашку покрепче, надел ее. То же самое проделал со штанами. После присел с краю костра рядом с живительным теплом.

Потом снова встал и взял уже другой мешок. И снова прилюдно копался в нем, показывая незамысловатый скарб. Хитрец не зря получил такое прозвище. Другой на его месте набил бы в мешки вещи подороже, и лежал бы с пробитым горлом где–нибудь у подножья горы. А так все обитатели пещеры видели, что брать у него особенно нечего. Разве что лошадь, да меч.

Хитрец, перестав копаться в мешке, достал из него кусок сырого хлеба, почти расползавшегося в его руках, и кусок вяленого мяса.

— Не желаете, люди добрые, присоединиться? Только с хлебом у меня незадача вышла — отсырел. А мясо? Что с ним сделается? Разве что стухнет, но вроде еще ничего, — Хитрец понюхал кусок и вопросительно посмотрел на людей.

— И куда ты путь держишь?

— А туда, где меня еще не было. Хочу где–нибудь остановиться. Найти добрых людей, глядишь, и сам им сгожусь.

— У нас хочешь остаться?

— Можно и у вас, если не прогоните.

— Мы старатели и у нас закон для всех. Первые три года работать на одного из нас. Будем платить. Плата будет с того, что соберешь. Через три года можешь сам работать на себя.

— Что собираете–то?

— Травку, милый, травку.

Э, да они собирают траву забвений! Ее еще называют странным словом… хачху! Редкая травка. Даже он, главный в воровском мире Гендована, не держал ее в руках, только слышал. На этой травке можно озолотиться, если знать, где она растет. Эти, выходит, знали. И денежки у них водятся, раз такую дорогую травку собирают. Это не оборванцы, готовые перерезать горло из–за позеленелой медянки. И его убивать им незачем. Наоборот, он им еще сгодится. Лишний меч в таких делах, что у них, не помешает. И словно прочитав его мысли, старший ватаги старателей спросил:

— Мечом хорошо владеешь?

— Не воин. Но махать могу. Вроде как получалось, но с воином один на один не сладить.

— И то хорошо.

За несколько дней, пока шли дожди, Хитрец перезнакомился со всеми членами ватаги, узнал где и как добывают хачху. Оказывается это листья кустарника, выше роста человека. В начале лета на кустарниках уже появляются красные ягоды с семенами. Вот эти семена и высаживают в тенистом месте не позднее конца июля. Если позже, то в сезон дождей семена или только–только появившиеся ростки вымоют потоки воды. Когда побеги хачху вырастут по человеческое колено, то их пересаживают в мягкую почву под яркое солнце. Обычно бывает три сезона сбора листьев. Самый обильный — по окончании сезона дождей, а дожди должны уже скоро закончиться. Еще собирают листья в середине зимы и в конце весны. Зима в этих местах теплая, даже на склонах гор снега не бывает. Постоянно дуют с моря теплые южные ветра, одним словом, раздолье для растений.

Там, в долине, куда уходила правая развилка дороги, живут крестьяне, постоянно бегущие в поисках лучшей доли с севера и востока. Селятся на плодородных землях, успевают собрать пару урожаев, кому–то удается и больше. Но места здесь опасные. И хотя кровожадных орков, как на севере нет, и эльфы не покидают Дикий Лес, зато водится много разбойного люда. Есть охотники за рабами, есть просто дикие лесные жители.

— Как дикие орки?

— Нет, просто дикие. Живут в южных лесах, где нет эльфов, ходят нагишом, и нападают на селения земледельцев. Разоряют, забирают всю живность, зерно, овощи, а людей убивают, срезают кожу головы вместе с волосами. Зато тех, у кого волосы хорошо выбриты, не трогают, брезгуют. Говорят, что обычай брить головы у свободных людей пошел именно отсюда. Вон как ты зарос. Не ленись чаще брить голову, целее будешь. И про меч не забывай. У этих диких только топорики, да ножи. Но учти, они мастерски кидают веревочные петли. Смотри в оба, не зевай. Но сюда они редко забираются, больше по долине рыскают. Здесь другая опасность. Отряды аристократов.

— А этим чего надо?

— Того же, чего и нам. Хачху. Сами не сажают, а только забирают. Да еще и вытоптать норовят. Не нарочно, конечно. Но им–то что? Собрать побольше листьев и обратно ехать. Вроде как из самого Лоэрна приезжают.

— А местные, которые из Лакаска, тоже бывают?

— Эти, вроде, нет. Правда, появлялись тут как–то, но ни с чем и уехали. Не знают, где растет, всё по низине рыскали, думали там.

— И когда можно ждать этих, из Лоэрна?

— А вот считай: через седьмицу дожди закончатся, еще за седьмицу пообсохнет всё, листья соком нальются, можно и собирать. А эти в дождь не поедут, пока доберутся, с седьмицу, чаще две, времени у нас есть.

— Так вы всё оберете, что этим достанется?

— Достанется, не переживай. Мы же не всё обираем. Часть им оставляем.

— А зачем?

— А затем, что если всё оберем, то сюда через несколько месяцев не десяток приедет, а пару сотен солдат нагонят. Каждый камешек проверят, в каждую норку заглянут. Понял, зачем оставляем и почему седьмицу ждем после дождей, чтобы следов не было?

— Теперь понял.

Через седьмицу, действительно, дожди кончились. Старший ватаги приказал Хитрецу запрягать его лошадь и ехать с двумя старателями в долину за провизией. До развилки добрались они нормально, земля был каменистой, только в двух местах пришлось вытягивать провалившуюся в грязевую яму телегу, но как въехали на равнину, то лошадь сразу встала. Пришлось оставить телегу, привязав лошадь к дереву, и идти по болоту, в которое превратилась дорога. Шли долго, вконец измучившись, но еще засветло дошли до селения, состоящего из нескольких хлипких хибарок. Местные жители встретили их спокойно, сразу же начав торг.