Светлый Бог, как бы я был рад, если кто-нибудь из моих спутников сейчас вошел внутрь и протянул мне чашку… Уверен, утоленная жажда помогла бы мне вспомнить.

Я еще несколько раз пытался дотянуться до кружки, пока в одну из попыток не уронил ее на пол. Та крякнула, расколовшись, и мне стало смертельно обидно как за это, так и за свое состояние. Мне так хотелось чувствовать себя хорошо. Так хотелось не быть больным.

Ведь только когда тебе становится плохо — начинаешь ценить моменты, когда ничто не болит и когда ты живешь так, как жил раньше. Пусть даже и несчастны были те дни из прошлого.

Так что, обессиленный, прикованный болезнью к топчану, я мог лишь ожидать появления моих спутников и молиться обоим богам, чтобы первым оказался не Эльм.

Мои молитвы были услышаны: когда скрипнула дверь, впустив не самые лучшие ароматы в комнату, на пороге возник Фарри. Первым делом он прошел к моему топчану и радостно улыбнулся:

— Ты очнулся! Как ты себя чувствуешь?

Потом он увидел черепки на полу.

— Ой, ты, наверное, пить хочешь?

Я смог лишь моргнуть. Голова опять кружилась.

— Сейчас!

Спустя несколько мучительно долгих минут он вновь появился в комнате с парящим напитком. Горькая жидкость полилась мне в рот, и я попытался вырваться, но мальчик проявил недюжинную силу, удерживая меня.

— Это лекарство! Пей!

И я пил, с каждым глотком чувствуя, как огонь, жгущий меня изнутри, утихает. Фарри проследил, чтобы я выпил все до капли, а затем присел на табурет рядом с моей кроватью.

— Ну, ты как? Я рад, что ты очнулся!

— Где… компас… — выдавил я из себя.

Лицо мальчика стало серьезным, и он покачал головой.

— Эльм?.. — понял я.

— Я никогда не видел его в таком бешенстве, когда он нашел его у тебя, — пробормотал Фарри. — Теперь он хранится у него, вон в том сундучке.

Он указал мне на кованый сундук, стоящий у кровати Эльма.

— Ключ он носит с собой, — предупредил мой вопрос мальчик. — Знаешь, что случилось тогда, во льдах? Эльм рассказал мне… Тот черный человек постоянно твердил про этот компас и требовал его. Даже когда умирал — он говорил только про компас. Безумец.

— Ледовая… гончая…

Глаза Фарри вспыхнули от затаенного восторга, и он напустил на себя важный вид, внутренне гордясь нашим с ним секретом.

— Да-да… Эльм винит тебя в том, что он лишился руки. Так что ты с ним лучше вообще больше не спорь и делай все, как он скажет.

— Но… мне надо… Барроухельм… Лунар… — Слова с трудом вырывались из моей болящей груди. Зелье, что я выпил, стало клонить меня в сон, но я боролся с действием лекарства. — Мне… надо… Фарри… Пожалуйста.

— Эд, — он мотнул головой, — даже не заикайся. Мы с трудом нашли место в этом городе. Все таверны и постоялые дворы забиты напрочь, команды ледоходов готовятся к зиме и потому возвращаются в города. Это комната охранника, которого покалечил Эльм. Представь, когда мы отчаялись найти хоть что-то, он вошел в эту таверну, она, кстати, называется «Теплый Стан»…

Он ненадолго замолчал, задумавшись, а затем встрепенулся:

— Он на глазах хозяина избил и выбросил вон одного из его вышибал. Тот громила вернулся, и тогда Эльм сломал ему обе руки, представь! Над Эльмом так потешались вначале — мол, кому нужен глупый калека. Шутили — мол, однорукий вышибала в городе. Но он всем им показал. И теперь целыми днями сидит в общем зале. Ест за счет хозяина и договорился, чтобы и нас кормили.

Фарри светился гордостью за силача.

— Так что пока мы живем тут. Надеюсь, что спокойно перезимуем. Трактирщикам сейчас раздолье — дерут втридорога, и все равно к каждому из них очередь. Гонцы с новостями о Проломе уже разъехались по ближайшим городам. Скоро еще больше моряков прибудет. Многие хотят отправиться к Пролому уже сейчас, пока он не затянулся, но никто не хочет оказаться там во время штормов. Так что все ждут весны.

— За месяц можно… сто раз туда-сюда… съездить…

— Их не пускают военные. Там два боевых корабля из Шапки уже торчат. Всех заворачивают по приказу местного совета. А еще был слух, что в пустыне видели Волчьего Пастыря.

Я вспомнил о капитане Бургене.

— Сколько я тут… уже…

— Три дня мы тут. Эльм нашел лекаря гильдейского, который взялся за работу под честное слово. Теперь надо найти, чем ему отплатить. Я вот пытаюсь отыскать хоть что-нибудь… Вот ты поправишься — вдвоем будем.

— Дорого?

— Дорого, — вздохнул Фарри. — Как я рад, что ты очнулся. Вот только Эльм… Он вряд ли когда-нибудь тебя простит. Я думал, он тебя убьет, мне с трудом удалось ему напомнить, как ты несколько раз спас ему жизнь.

— Я поправлюсь и уйду…

— А компас? — скептически заметил мальчик. — Компас у Эльма. Он вряд ли тебе его отдаст, пока не отработаешь все… И комнату и лекаря. Эльм следит за долгами.

— Но это мой компас…

— Даже не заикайся на эту тему, Эд. — Фарри внимательно посмотрел мне в глаза. — Эльм — страшный человек. Он по-своему хороший, но ты должен был уже понять, что злить его нельзя. Никогда.

— А капитан… Бурген?

— Сейчас тут столько пришлых, Эд, что ему придется перевернуть весь город, а этого не позволит ни одна из гильдий. Да и стража местная к капитанам относится без почтения и уважения, всех за бандитов держат. Так что Бурген нас не найдет, даже если он добрался до Шапки. Эту таверну-то и так без помощи отыскать невозможно. Ой, знаешь, тут такая сказительница у них. Светлый и Темный Боги — я готов слушать ее не переставая… Мне кажется, Эльм в нее втюрился.

Воспоминание о силаче вдруг подстегнуло Фарри, и он поднялся с табурета.

— Ладно, я побегу, попробую в районе Гильдий работу поискать. Как же сложно найти честную работу, Эд. Везде требуют руки показать, а ты знаешь, чем это для меня опасно… А там, может, помощник какой нужен… Может, найдется мастер без пунктиков…

Мне хотелось спросить, как он в таком юном возрасте оказался членом гильдии воров, но сон атаковал меня пуще прежнего, и в итоге я закрыл глаза и провалился в темноту.

Так прошло несколько дней. Я то метался в болезненном сне, то выныривал из дремы и пил лекарство из рук заботливого Фарри. Мальчик крутился возле меня постоянно, если не пропадал в поисках работы. Он менял простыни, словно не замечая моего стыда, позже помогал добраться до горшка и выносил его прочь. Эльма я видел нечасто — он действительно проводил почти весь день в общем зале, а затем возвращался за полночь. От силача постоянно несло выпитым за день. Меня он будто не видел, иногда скупо интересуясь у Фарри моим здоровьем.

И всегда добавлял, с пьяной внимательностью выслушав мальчика:

— Значит, скоро сможет отработать…

Порой он отчитывал своего приятеля в том, что тот так и не нашел никакой работы. Пару раз я слышал, как он предлагал ему какие-то сделки. Тихо, полушепотом. Он говорил о людях, которым нужны «определенные услуги», как выражался поддатый Эльм. Фарри темнел лицом, мрачнел, но постоянно отказывался, а один раз накричал на товарища:

— Никогда! Я же говорил тебе: никогда!

После этого всплеска он испуганно посмотрел на меня и больше не произнес ни слова.

Мальчик каждый день уходил в город. Такой близкий, будящий меня глухим треском двигателей небольших ледоходиков и людскими криками на улице за стеной, и такой далекий. Сутки напролет Фарри бродил по району, куда можно было пройти без опаски вызвать гнев стражников, но ему не везло. Однако один раз он все-таки нашел местечко. Не самое приятное, в крытом коровнике на окраине Трущоб. Те поставляли навоз на западную окраину города, где раскинулось несколько ферм-теплиц. Но к концу первого же дня Фарри чудесным образом умудрился перевернуть телегу, и все его богатство разлилось по улице и тут же замерзло.

Ему еле удалось сбежать от патруля стражников, но он набрался смелости вернуться назад, к хозяину коровника, и рассказать о случившемся. Так закончилась его первая работа в Снежной Шапке. Без денег, без перспектив и с черным синяком во всю левую половину лица.