Дэвиант снова бросился к пульту управления, лихорадочно наблюдая за тем, как отвратительно медленно ползёт мимо борт титана. Проверил показатели, углы, скорость, направления, и снова метнулся к терминалу. Одиночное управление грузовиком не поощрялось конструкцией корабля. Чтобы на спали на работе, наверное.

Он едва успел набрать команды, глядя на панорамное окно и сетку, как пришлось снова вскакивать и бежать менять координаты.

Мелодичный голос уже не спрашивал. Уже не называл позывной идентификатор. Он угрожал. Дэвиант страшно потел. До шлюза оставалось совсем немного, но оттуда, с титана, уже пытались перехватить управление, и ему приходилось держать оборону, отсекая новые запуски.

Транспортник подлетел к борту титана слишком близко. Если он взорвётся здесь, то всё будет зря…

Шлюз открылся.

Лиам деловито прошёл мимо, плюхнулся в кресло пилота.

— Ты же… — начал было Дэвиант.

— Ой заткнись, — поморщился Стратос. Его взгляд вцепился в сетку.

Нувал увидел, как возросла скорость стыковки. Такую роскошь в одиночку он себе позволить не мог. Лиам не так уж и плох оказался. Он снова улыбнулся, полностью погрузившись в защиту терминала. Система безопасности титана всё пыталась накрыть транспорт буксировочным лучом, но Дэвиант глушил все его попытки подключённой станцией, которую, вместе со взрывчаткой, раздобыл Лиам.

— Пробьем? — спросил Лиам. Спокойно, даже чуточку мечтательно.

Арка шлюза была перед ними. Она наплывала на панорамное окно, и можно было даже прочитать нанесённые на листы обшивки номера.

— Должны, — ответил Нувал.

Корабль тряхнуло.

— По нам открыли огонь, — сказал Дэвиант. Терминал горел красным, выхватывая цели.

— Тогда чего мы ждём?

Стыковочный шлюз приближался. Нувалу хотелось закрыть глаза, но он понимал, что этого делать нельзя. Взрыв надо произвести, когда они окажутся внутри. Иначе совсем всё зря получается.

— Обалдеть. Зачем я в это ввязался? — сдавленно сказал Лиам, когда их корабль врезался в перегородку, и та промялась под весом транспортника, пропуская заминированное судно в недра «Длани Человечества».

Дэвиант молча подал сигнал на взрыватель.

«Это пустое. Пустое. Пустое. Я чудовище. Чудовище»

«Хочу домой. Как я хочу домой»

«Еда. Еда. Еда»

«Отец простит»

«Предательство»

Элай стоял среди прочих стратегов, чувствуя, как по боевому доспеху барабанит дождь. Шлем он держал в руке, и влага охлаждала разгоряченное лицо. Небо бурлило тучами, несло мрачные облака на юг. От всполохов молний по металлу мокрой брони пробегали яркие отсветы. Два жреца в промокших и облепивших тела одеяниях стояли по левую и правую руку их нового командира.

«Больно. Больно. Больно. Как мне больно. Больно»

«Он приведёт нас к победе. Он не Дракон»

«Предатель»

«Служу. Служу. Еда»

По лицу стекали ручейки воды. Элай высунул язык, ловя капли. На Боевого Лорда, поставленного над проштрафившейся эскадрильей, он почти не смотрел. Потому что не мог найти в себе ничего общего с ним. Пустота. И это было совсем не так как с Драконом… Как с Отцом. Голоса звёзд трансформировались, и теперь Ловсон различал в общем гвалте определённые фразы, и иногда даже понимал, откуда слышит те или иные слова. Голова гудела, беспрестанно, будто бы разворошённый улей.

Изменился ли голос звёзд из-за смерти Дракона, или же жрецы ошиблись, обрабатывая уцелевших офицеров — Элаю было не интересно. Он ещё не выбрался из небытия. Шёл по инерции. Улавливал исходящие команды и выполнял их, но не понимал — зачем это делает. Ради чего. Потому что ничего кроме пустоты больше не было.

Боевой Лорд Эйк-Один возвышался над подчинёнными. Четыре механические ноги. Широкие лапы-клешни вместо рук. И крошечное тельце-аквариум, в котором плавало опутанное проводами и трубками тело мальчишки лет шести. Хотя сложно определить возраст в наголо выбритом тельце.

Запертый в мутной жиже паренёк подёргивался, поворачивая голову из стороны в сторону, но глаза его были крепко-накрепко зажмурены. Лицо кривилось от испытываемой боли. Вживлённые в нос трубки пульсировали.

Жрецы молчали, пристально изучая лица стратегов. Придирчиво. Точно такой же взгляд был у служителя Ксеноруса, который обрабатывал Элая после смерти Дракона. От пробуждения до пробуждения. Он лежал в пульсирующей жиже, почти утопая в липкой ванной, и над ним дрожала плоть корабля-матки. Старая повелительница Улья из Глубины, подчинённая воле Воннерута. Ловсон открывал глаза, пытался вынырнуть, подняться, но натыкался на протянутую руку жреца и этот грёбанный взгляд. Изучающий. Пауза. Долгая, натянутая, с хлюпаньем в горле от попавшей слизи, а затем ладонь надсмотрщика давит на лоб, опуская голову стратега обратно, и наступает тьма. Во время первого пробуждения слева от Элая был бородатый мужчина, челюсть которого разломилась напополам рваными жвалами, щелкающими так быстро, что в стороны летели капли. А после второго — уже знакомый Тирран, которого так же не миновала дополнительная обработка.

На Ловсона у жрецов ушло четыре пробуждения, прежде чем его отпустили. Но Элай так и не осознал — чего Серая Длань хотела добиться и получилось ли у неё. Вряд ли они искали убийц своих братьев на Мон-Го-Риане. Вряд ли они вообще знали про то, что тех убили. Выстрел с орбитальной платформы, санкционированный Драконом, обрубил все возможные концы к Элаю. Тогда зачем? Поиск предателей? Обработка их?

Предатели.

Элай отвлёкся. Какое нелепое слово. Оно совсем потеряло ту негативную окраску, привычную каждому. Весь мир строится на этом самом предательстве. Его император мёртв, а он, Элай, служит уже другому. Другому же нужны рабы, а не слуги, и он, Элай, игрушка пришедшего из Глубины Халамера, а не часть Улья. Жрецы стараются обеспечить себя личными рабами, тайно перехватив их у Воннерута. Да и сам он таракан, подчиняющийся Улью. Сложно не запутаться в таком хитросплетении предательств.

Одна из звёзд попросила его преклонить колено, и он тут же повиновался, вместе с остальными стратегами. Мальчишка в брюхе меха вдруг замер. Открыл глаза. Желтоватая муть в них поглотила всё, что связывало ребёнка с человечеством. Из глубины жижи, в которой жил ребёнок, проступило мёртвое лицо Дракона. Отсечённая голова предыдущего командира плавала с новым командующим в одном чане. Выпученные глаза побелели, как у сваренной рыбы.

Элай сжал и разжал кулак. Без злобы. С интересом.

Один из жрецов смотрел на Боевого Лорда, второй на стратегов.

— Ещё, — тихо сказал первый.

— Прыжок, — промолвил второй.

Элай подпрыгнул, синхронно с другими офицерами.

— Хорошо.

Мальчик в брюхе меха смотрел в пустоту, но Ловсон слышал его и понимал. Нет страха. Почти нет жизненного опыта, понимания хорошего и плохого, правильного или нет. Зато есть чистота и сила молодого мозга, в котором уже есть знания старого. Того, что плавал с Эйком-Один внутри чёрной брони. Есть верность. Есть сила.

Есть послушность.

Элай мог заглушить голос несчастного. Мог перестать его слушать. Но пока ещё нужное время не наступило. Пока стоило быть такими как все.

Чёрная броня сдвинулась, охватывая прозрачное нутро, захлопываясь. Боевой Лорд Эйк-Один распрямился, развернулся. Элай нахлобучил шлем, отцепил палаш. Отец простил их. Но… Нужно ли было Ловсону его прощение? Он не знал. Должен ли искупить?

Внизу, ярдах в трёхстах, по лесу ползло несколько бронированных автомобилей. Они ещё не знали, что назад не поедут. Не знали, что за поворотом их ждёт «Защитник».

И точно не могли предугадать, что свалится им на головы.

Элай, повинуясь немой команде, разбежался и прыгнул, уже в полёте активировав палаш. Военная техника «Бессмертных» приближалась. Обгоняя капли дождя, Ловсон летел к технике. Тренькнул палаш, мигом окутавшись паром. Там, внизу, уже начался бой. Наткнувшись на засаду «Защитников», техника перешла в боевой порядок, вклиниваясь в чащу слева и справа от дороги. Пехота «Бессмертных» профессионально рассыпалась вокруг, готовясь к обороне. Но в них никто не стрелял. Лишь головная машина, сожженная выстрелом, чадила густым дымом.