Но отсюда Темный Бог не казался таким страшным, как тогда в Кассин-Онге. Не казался таким огромным. И сейчас, на палубе «ИзоЛьды» я видел больше. Видел поток зеленого света из смерча, который заталкивал тварь назад, на глубину,видел, как тщетно та рвалась наружу. Противостояние неба и воды, света и тьмы.

— Почему молчали шаманы? — спросил кто-то рядом с нами. Я вцепился в поручни, пряча горло от холода. После теплого завтрака от мороза заломило зубы.

— Почему они молчали?!

Баржа и «Изумительный» отходили от нашей стоянки. Гусеницу шаппу починили еще утром, но капитан Малакрай решил дать денек отдыха своим ребятам, прежде чем двигаться дальше на север. Сейчас же он пошел за нами. Почему? Даже если удар Темного проложил расщелину, то ее легко можно было бы обойти. Ну, день-другой на крюк, а потом путь открыт.

Да и лед вздыбился на так сильно: мне казалось, должен был вздыбиться больше.

— Мне кажется я чаще встречал шаманов, что не чуют Темного Бога, чем шаманов, которые его слышат, — буркнул я себе под нос.

— Если бы он не топил энгу, я бы сбросил его под гусеницы, — сказал кто-то.

— Спящий — свидетель, я готов прыгнуть сам, — громогласно заявил Тас Бур. Он тяжело прошелся по обледеневшей палубе, замерзшая корка, выдержавшая вес зевак, затрещала под сапогами шамана.

— Трижды я чувствовал приход зверя. Трижды знал, что он проходит рядом. Чувствовал его приближение. Знал, куда он плывет, богопротивная гадина. Но сегодня тварь эта, враждебная воле Спящего, появилась слишком быстро. Будто кто-то пригнал сюда это животное. Тушу ему жег.

Он стоял на палубе, широко расставив ноги, и вокруг него уже сплотились Клинки. Никто за оружие не брался, но лица у них были сосредоточенные, решительные.

— Мы все могли погибнуть! Вынырни он чуть ближе к нам!

— Спящий бережет своих детей. Мы все могли погибнуть, — передразнил Тас Бур, — может сказать только тот, кто выжил. А раз выжил, значит у Спящего есть на тебя виды, и эта тварь лишь испытание твоей веры. Так прими испытание с достоинством. Спящий ничего не делает просто так.

— Ох ты льдинки-ботинки… — вдруг ахнул Фарри. Встрепенулся, глядя на шамана. — Ой-ой-ой…

Предводитель Клинков Восходящего Солнца нахмурился.

— Припасы… Это же пролом! — захлебнулся догадкой Фарри. — Провиант! Надо остановить корабли!

Он побежал к выходу с палубы.

Лицо Таса Бура посветлело:

— Спящий принес свои дары, — кивнул шаман.

Внизу бурлила вода. Огромный котлован, оставшийся послебезумия Темного Бога, растянулся, наверное, почти на милю. Льдины прежде несокрушимой брони топорщились как края рваной раны, в глубине которой сейчас толкались могучие спины морских обитателей. Окно между нашим миром и вселенной Темного Бога распахнулось.

Внизу звенело от эха голосов, всплесков, животных взвизгов. Наверху гудели лебедки, выволакивая на цепях мокрые, лоснящиеся туши забитых можей. Огромных, каждый под несколько сотен килограммов животных, с короткими лапами ластами и жуткого вида клыками. Их поток не прекращался: привлеченные Темным Богом, они хлынули в пролом, голодные до открытого воздуха — и здесь их ждали мы.

План промысла быстро разработал один из приключенцев «ИзоЛьды», в прошлом опытный рыбак. Почти вся команда сейчас занималась заготовкой провианта.

Кроме меня и людей Ока.

На той стороне пролома, метрах в ста от падения в неизвестность, Темный Бог оставил два изуродованных корабля. Вся его ярость пришлась на оказавшиеся не в то время и не в том месте ледоходы. Я даже не мог так сразу сравнить, на что стали похожи машины после встречи с подледным хозяином. Долго размышлял, пока не решил, что больше всего это похоже на игрушечный домик из мягкого металла, который несколько раз стукнул настоящим молотом психованный кузнец. Если там были люди, теперь они стали частью переборок, палуб, двигателей и дорожного скарба. Спресованным месивом.

Капитан отправил на разведку наёмников, а я увязался следом за ними, не в силах удержаться от желания посмотреть на эти груды поближе. Они притягивали мой взгляд с того самого момента, как «ИзоЛьда» подошла ближе к пролому и нам открылась картина разрушения на той стороне. Наверное, мне стоило остаться со всеми остальными, помогать налаживать лебедки, крепить к ледяным стенам лестницы, вбивать клинья в голубую броню Пустыни, чтобы по ним могли спускаться забойщики. Но я не смог побороть любопытство.

Тем более что не так уж часто оно меня навещало. Мы почти два часа огибали пролом, обходя многометровые глыбы, перепрыгивая через трещины. Холод опутывал нас, кусался. Шарфы обратились в ледяные маски с клыками-сосульками. Ноги ныли от усталости, но когда мы добрались до останков ледоходов, слабость раскрошилась и опала морозной крошкой.

Здесь смердело смертью. Мороз и соленый от крови воздух с промысла не справлялись с воцарившимся у пролома едким смрадом. Наемники Ока бродили вокруг места гибели ледоходов молча, изредка обмениваясь жестами. Двое их товарищей отправились куда-то дальше в Пустыню. На той стороне пролома виднелись черные фигурки моряков, а внизу от морской живности бурлила вода.

Металл размозженных ледоходов дымился. Когда я хотел подойти поближе, Юрре отдернул меня. Грозно махнул рукой, указал на черные разводы. Оттуда валил пар еще более вонючий, чем все остальное. Что-то шипело, булькало. Я почему-то подумал про чаны на корабле Братства. Про то, что цитадельцы пытались добыть из тел пленников.

Меня бросило в жар, мороз жадно вцепился в выступивший на лбу пот. Сердце забухало. Жертвой Темного Бога стал еще один корабль с пленниками?

Наемник указал назад, на вереницу животных туш, ползущих на цепи из пролома к грузовой палубе «ИзоЛьды».

— Нет, — отрезал я.

И почувствовал желание уйти. Настойчивое. Не свое. Юрре смотрел на меня с понимающей ухмылкой.

— Ты… Это ты? — вдруг понял я. Он вкладывал в меня желание уйти! Наемник был эмпатом! Захотелось бежать, побыстрее вернуться на корабль. Ноги сами отступили.

— Стой! — возмутился я, лихорадочно попытался найти в нем брешь и ударить в нее так, как бил чувствами раньше. Холодная пустота. Черное, затягивающее ничто. Сердце кольнуло. Я хлопнул по груди кулаком. Откашлялся. Из глубин на меня катилось нечто горячее, страшное.

— Стой…

В ушах зазвенело. Передо мною стоял человек без слабостей, без эмоций. Неуязвимый.

Но я помнил его сомнения, которые уловил на корабле. Задыхаясь от надвигающегося душного безумия, я толкнул душу наемника наугад. Юрре хмыкнул. Ужас захватил меня, перекрутил горло, ударил ледяной глыбой в грудь.

— Стой! — просипел я, и сердце сжалось, заболело, в ушах зашумело. Перед глазами все поплыло. — Я умираю… Помоги…

В груди распирало так, что она могла лопнуть в любой момент. Забрызгать всех кровью, оцарапать распахнувшимися ребрами. Горло сдавило, глаза будто прыгнули далеко-далеко в небо, а лед подо мною провалился. Я упал.

— Еще ничего не умеешь, — сказал Юрре. Присел рядом со мною. Ужас схлынул, и я сел, мокрый от пота. — Не пытайся. Не показывай темную силу эмпатии. Это искусство не для всех.

Холод быстро привел меня в чувство.

— Это был ты? Там... Когда убили Тройку.

— Нет. Иди на корабль.

— Кто это был? Кто-то из ваших. Вы все эмпаты?

— Да. Иди на корабль.

Ноги дрожали. Я распрямился, глядя на предводителя наемников Ока. Конечно, вот в чем был их секрет. Они общались чувствами! Эмоциями! Зачем им слова? Жесты эти лишь для отвода глаз? Не слишком ли сложно…

— Научи меня.

— Нет, — сказал он. — Иди.

И я пошел.

До сих пор не знаю, моим ли было то желание.

— Не лезь к нам, парень, — крикнул он вдогонку. — Мы сами тебя найдем.