По двум направлениям он вышел на Раммонов. На могучий род, заселивший Ливень в очень сложные времена и превративший планету в райский сад. Одна из легенд гласила, что когда Лоден Халамер собрал людей под единым стягом и вернулся в системы, то первым его помощником был Эрнэл Раммон. И весь план по объединению человечества принадлежал именно ему.

Впрочем, Халамерам эту версию благоразумно не навязывали. Оттого, наверное, Раммоны до сих пор держали власть над богатой планетой, расположенной очень близко к системам псов. Было известно, что этот древний род своего никогда не упускал. И, Рэм был убежден, сейчас они как никогда прежде оказались близки к трону империи. Теперь выгодный брак откроет им множество дорог.

Рэм замер. Адова канитель! А ведь если Раммоны устранят императора, то они могут законно предъявить ордену Калькуляции новую правящую кровь! Они смогут сменить династию!

Ведь когда погибнет последний Халамер — новый род может претендовать на власть в империи. Проклятье, ведь это гораздо проще, чем тонкие игры с наследниками и брачными контрактами. И как он сразу об этом не подумал?

Соберись, Рэм! Соберись! Ты же чувствуешь этот запах? Чувствуешь?

Когда Консворт понял, что Церат Малкон, наместник Раздора, последний год почти не вылезает с Ливня, то на миг испугался. Что, если он прав, и его безумная версия сейчас обрастает плотью и превращается в жестокую реальность?

Южная база находилась посреди каменного плато, окруженного со всех сторон непроходимыми джунглями. Лет двадцать назад здесь был опорный пункт колонизаторов, подготовленный к длительной осаде со стороны жуков. Но после того как тараканов перебили, или, как понимал теперь Элай, просто загнали в недра Раздора, жизнь переместилась чуть севернее. И на горном хребте, разделявшем две огромные долины джунглей, началось строительство Города-на-Скале, который нынче превратился в кладбище, если верить снимкам с орбиты.

А форпост, похожий на крепости средневековья, с тремя линиями обороны и с массивными башнями, на которых расположились турели огромных излучателей — забросили, назвав это хорошим словом «консервация». Три гигантских усеченных пирамиды, взгромоздившиеся друг на друга. Самая верхняя из них, за стенами которой приземлился «Рывок», в длину и ширину была чуть больше полумили. По сотне ярдов на каждый уровень ниже. Стены первого кольца достигали в высоту под два десятка ярдов и могли сами по себе остановить тараканов, если среди них, конечно, не окажется «жукотанков».

Даже сейчас, спустя десятилетия, это место можно удерживать вечность, при должном запасе боеприпасов, разумеется.

Первыми на базу высадились десантные отряды во главе с ловуром Эрзархом. Джулиан сам вызвался командовать авангардом, и, несмотря на то, что Элай хотел поручить командование Рудольфу, пришлось согласиться. Молодой офицер после запрета на спасательные операции был глубоко несчастен, и на советах Ловсон то и дело ловил на себе его обиженные взгляды.

Юноша хочет быть героем? Пусть будет, решил стратег.

«Рывок» вошел в слои атмосферы тогда, когда с базы пришел сигнал от Эрзарха, что первая линия обороны находится под их контролем, и враг пока не обнаружен. Голос Джулиана дрожал от возбуждения и радости.

Но когда корабль тяжело разворачивался над посадочной площадкой, то с поверхности Раздора начали поступать сообщения о движении в лесу.

— Засада? — предположил Рудольф, вместе с Элаем находившийся в командной рубке. Ловур был в полном боевом облачении, готовый после высадки сразу врезаться в гущу врагов и превратиться в истинного карателя.

Ловсон не ответил. Челнок заходил на посадку, и до встречи с землей оставались считанные минуты. «Рывок» трясся, плохо слушаясь пилотов, норовил завалиться набок, отчего Элай переживал весьма неприятные секунды, опасаясь, что махина корабля зацепит стойками какую-нибудь из башен, проломит укрепления и рухнет на камни, превратившись в огненный цветок.

Но Лоден сегодня следил за своими воинами. «Рывок», поднимая клубы пыли, приземлился в центре площадки и сразу же открыл люки, из которых хлынули готовые к бою солдаты.

— Рудольф, займи вторую линию. Пошли людей на первую! Первым делом бери под контроль турели.

— Есть, — ловур бросился к выходу из рубки.

Перед тем как покинуть корабль, Элай зашел к Наре. В последнюю их встречу она выглядела неважно, а после того, как Ловсон выбрался из больничного отсека и отдал приказ на десантирование — прошло порядочно времени. Стоило заглянуть к ней, проведать, все ли в порядке.

«А ты уверен, что только ради этого идешь, Элай? Вспомни о Санни, похотливый ублюдок!»

У дверей в ее каюту по-прежнему торчала охрана. Солдаты ощутимо нервничали и рвались на поверхность. После нескольких дней в тесных коридорах «Рывка» каждому хотелось увидеть над головою небо. Да и работы на корабле в ближайшее время не предвиделось.

— Свободны, — отпустил их Элай. — Дальнейшие инструкции получите у непосредственных командиров.

Он уверенно постучал в дверь каюты и проводил взглядом уходящих бойцов. Свой пост они покидали с непонятной радостью. С подозрительной радостью.

— Стоять! — окликнул он их и постучал еще раз.

Нара не ответила. Солдаты остановились, повернулись к стратегу.

— Ничего странного не происходило? — осторожно спросил он у них.

Охранники переглянулись, колеблясь, и, наконец, один из них сделал шаг вперед:

— Дор стратег… Я не уверен, но, по-моему, она с кем-то разговаривала.

— Кто у нее?

— Никого, дор стратег. Но мы слышали, как она с кем-то ругалась. Мы стучали, но она сказала, чтобы мы ее не беспокоили.

— Почему меня не оповестили? — прищурился Элай, нервно огладил бородку и громыхнул кулаком по обшивке двери.

— Простите, дор… — замялся солдат.

— Я сказала — все в порядке! — глухо крикнула Нара.

Ловсон коротким жестом отпустил бойцов и повернулся к двери.

— Нара, это я, Элай!

В каюте послышался шум, а затем лепесток двери скользнул в сторону.

— Заходи, — коротко сказала жрица.

В ее прежде мертвом взгляде появилось нечто новое. Нечто чуждое. Какой-то странный огонек затаился в глубине.

— Ты плохо выглядишь, — заметил Ловсон. Жрица была бледна как смерть. — И у тебя чудовищно душно.

Дверь закрылась, и Нара очень медленно, почти крадучись, вернулась на расстеленную кровать, забралась на нее с ногами и обхватила себя руками за плечи.

— Нара? — встревожился Элай.

— Много крови… Так много крови… — прошептала она. — Элай, почему так много крови?

Сердце екнуло, и стратег осторожно подошел к жрице. Присел рядом.

— О чем ты?

— Он больше не уходит. Он все время рядом. Я думала, он перестанет. Думала, что он уйдет… — забормотала она.

— Нара…

Та встрепенулась, посмотрела сквозь него пустым взглядом:

— Я схожу с ума, — неожиданно спокойно сказала она. — Я схожу с ума… Мне нужна помощь, Элай. Он начал говорить со мною…

— Святой Лоден, Нара, ты меня пугаешь. О чем ты говоришь вообще?

— Тот солдатик, которого я убила. Ты видишь его? Он стоит у двери, — Нара резко отвернулась от стратега и уставилась в дальний от входа угол. — Он стоит и проклинает меня. Весь пол в его крови, Элай. Его кровь повсюду!

Элай посмотрел на дверь, но, конечно, никого не увидел, однако в душе стратега поселился червь нехорошего предчувствия.

— С каждым днем становится все хуже. Я знаю, что его нет, но он становится таким реальным. Я чувствую его запах, я слышу его хрипы. Зачем я убила его, Элай? Зачем?! Прости меня! ПРОСТИ! — она повернулась к двери, глядя безумным взглядом на что-то чуть выше терминала. — Прости!

Тело жрицы стала бить крупная дрожь, и Элай обнял Нару за плечи, ласково погладил по голове.