— Погоди-ка, Барри, мы вот по этой штуке сюда шли? — вмешался Сорольд.

— Позже, — прервал его Монокль. — Мастер Майстенц, продолжайте.

— Может быть они чувствуют само время, понимаете? Волокуны всегда находят слабые места во льду, не обнюхивая и не ползая по нему. Они чувствуют его. Брошенные останки привлекают их внимание за милю, никакое обоняние с этим не справится. Они просто знают! Если вы не слышали, обитатели тепличных платформ закупают волокунов для защиты от хищных кальмаров.

Сорольд опять щелкнул крышкой, покрутил компас. Академик скосил на него взгляд, запнувшись, и продолжил.

— Зверюшки чувствуют приближение глубинных и начинают беспокоится, тогда на воду выходят кальмаробойцы.

— Вот эта мысль мне и пришла в голову, спасибо, — кивнул Монокль.

— Откуда у вас это, простите? — смущенно спросил Академик и указал на компас. — По-моему, я про это читал…

— Да? — заинтересовался Рубенс, бросил на меня короткий взгляд, — и что же?

— Я встречал упоминание о нем в книгах Добрых Капитанов. Очень похоже на описание. Изобретение Добрых,способное указать на место, где захоронен Царн, что, несомненно, нелепица, однако…

— Так чего, Барри, я говорю — мы по ней шли что ли все это время? — повысил голос Сорольд.

— Да.

Ан Майнстенц умолк, немного оскорбленно.

Инструментарий подбросил компас в руке, вернул его Моноклю.

— Сказал бы раньше. Я-то думал, ты действительно что-то знаешь, — скривился Сорольд. — Он и правда может быть настроен на какую-то дрянь. Типа тех меток, что на Неприкасаемых ставят. И лежит сейчас твой труп на дне моря. Хотя если какой-то болван носился за этой игрушкой, то, может, чего-то ценное. Клад?

— Это мы сейчас и узнаем. Жерар.

— М? — громила отлепился от стены.

— Принимай командование на себя. Я проверю это все сам.

— Что ты задумал, Барри? — прогудел Жерар.

— Надо было малому сразу компас дать. Я не сообразил. Теперь пойду и посмотрю сам.

— Я могу еще раз сходить, — сказал я.

— Как я могу тебе это доверить, мальчик? — ехидно осведомился Монокль. — Нет уж, сейчас мне нужно сделать это самому.

Он не желал мне зла. Он едва сдерживался от нетерпения проверить свою догадку, потому что та дарила надежду. Поэтому я ничего не сказал.

***

За капитаном тоже наблюдала вся команда. Монокль сел в шлюпку один, махнул рукой, чтобы отпустили трос. Положил компас себе не колени и взялся за весла.

— Там смерть, — проскулил Энекен. — Мне страшно! Нам не надо туда идти!

— Там все хорошо, — похлопал его по руке Лав.

— Видишь, я же вернулся, — я послал ему в душу немного покоя, и толстяк притих.

Ледоход мерно покачивался на волнах. Бескрайние просторы катящейся куда-то воды, с рябью на покатых вершинах, завораживали. Шлюпка казалась крошечной посреди морских равнин.

В лодке визжали волокуны. Монокль греб.

— Сложно представить, что где-то тут что-то может нам навредить, правда? — сказал Лав. — А ведь несколько лишних ярдов — и ты покойник.

Я кивнул. Хотя во мне почти не осталось страха перед ядом Южного Круга. Ведь ничего же там, в шлюпке, со мною не случилось.

Надеюсь.

Монокль отошел от корабля на пару сотен ярдов и махнул рукой, чтобы его протащили обратно. Когда шлюпка почти добралась до ледохода, капитан вновь замахал, чтобы трос ослабили, и на веслах двинулся куда-то вбок, по-прежнему глядя на стрелку компаса.

Волокуны верещали так истошно, что мне хотелось пристрелить зверушек и избавить их от страданий. Барри Рубенс налегал на весла, уходя в сторону, и не отрывал взгляда от стрелки компаса.

— Куда он? — сказал Лав встревоженно. — Что он делает?! Далеко, очень далеко отходит!

Монокль резко бросил весла в воду, тормозя шлюпку, и заорал что-то. Сквозь вой зверей приказ его затерялся, но тот, кто управлял лебедкой, все понял и так. Застучал механизм, трос дернул крошечный кораблик, и капитан едва удержался на лавке.

— Там проход, — сказал он, когда забрался наверх. — Проход, я в этом уверен.

Монокль улыбался, но как-то напряженно. В душе его боролись горечь и радость.

— Там проход через Южный Круг! — громко объявил он. — Собираемся! Отправляемся! Мы дошли!

Команда молчала, взгляды устремились в море. Наверно, мы должны были ликовать, но…

Все боялись.

— А вдруг это проход в никуда? — спросил кто-то неподалеку.

— Отправляемся, джентльмены! По местам! Поднять шлюпку! — проревел Жерар. Я смотрел на Монокля с верхней палубы. Он почувствовал мой взгляд, поднял голову и подмигнул. Но я все понял.

Барри Рубенс заплыл в Южный Круг.

По телу пробежали колючие холодные лапки. Волна жара ударила в голову. Только что капитан «ИзоЛьды» случайно убил сам себя.

— Биами, возьми себе пару неудачников и вали на камбуз. Шэйн, с тебя сегодня вкуснятина! — орал воодушевленный Жерар.

Многие остались наверху. Здесь было тепло и просторно, свежий воздух переполнял грудь, а страх в душе требовал следить за морем, будто так можно уклониться от возможной опасности, даже если глаз человека никогда не различит ее среди безмятежных волн.

Монокль… Проклятье, я вдруг отнесся к нему с сочувствием. Черная лихорадка Южного Круга неизлечима. Сгнить заживо — судьба не из приятных. Каково это —знать, что теперь ты умираешь и срок твой ограничен?Не так, как у каждого из нас — неопределенностью, а совершенно чудовищно известен. Сколько проживает попавший в Южный Круг? Месяц? Два? Полгода?

Но он ведь пробыл там совсем чуть-чуть, его должно было зацепить только краем. Может, все-таки у капитана «ИзоЛьды» есть шанс?

«Ты не слишком-то увлекайся, Эд. Не драматизируй!»

Внизу корабля что-то лязгнуло, затем застучала поднимаемая якорная цепь, и «ИзоЛьда» взревела двигателями, разворачиваясь.

Губы Лава побледнели. Он прищурился:

— Не по себе мне тут. Не по себе.

— Мне страшно. Эди, я не хочу туда, — проскулил Энекен.

— Там будут зеленые леса, Энекен, — сказал я, сам не веря в свои слова. — Видишь, как тепло? Дальше будет только теплее!

— Не хочу тепло. Хочу назад, — хныкнул толстяк.

Ледоход развернулся, покачиваясь на волнах, ненадолго застыл на месте, а затем двинулся вперед, в проход.

В клетках, выставленных на крыльях «ИзоЛьды» заскулили, а затем и заверещали волокуны.

— Ой, да хватит уже! — гаркнул откуда-то справа Буран. Бахнул выстрел. Неприкасаемый надломил дальнобой, перезаряжая его.

Я обернулся. Клинки Солнца во главе с Тасом Буром встали на колени. Обычно угрюмые, мужчины улыбались. Губы их шевелились в такт тихой молитве. Один из наемников Ока стоял с другого борта с дальнобоем наизготовку и всматривался в воду.

К нему подошла одноглазая Вия, что-то спросила и затем тоже уставилась вниз.

Бахнул еще один выстрел, и страдания второго волокуна прекратились. Буран пошел на противоположную сторону палубы.

Ему никто не мешал, все смотрели на воду, силясь разглядеть хоть какие-то признаки таящейся здесь опасности. Интересно, как далеко от нас была смерть? Если бы я протянул руку — то зацепил бы Южный Круг?

Эта мысль оттолкнула меня от фальшборта. Я резко отпрянул, но тут же сделал вид, что вспомнил о каком-то невероятно важном деле и зашагал к выходу с палубы.

Наемник опустил дальнобой, но все еще смотрел вниз и хмурился. Что он там увидел?

Я узнал об этом позже.

Путь сквозь Южный Круг — это как прогулка по талому льду. Ты ступаешь на твердую поверхность, и она вроде бы выдерживает твой вес. Но никто не знает, разбегаются под тобой тонкие трещины или нет. Просто следующий шаг легко окажется последним, потому что лед уже разрушен и готов поглотить забредшую душу. Лед ждет твоего движения, чтобы сцапать колючими зубами и заглотить.