С той стороны корабля что-то пару раз ухнуло, небо вспыхнуло желтым. Третье орудие уже начало кручение ствола. Позади него по широкой платформе носились люди, стучали стопора лебедок, и неуклюжая громада разворачивалась в нашу сторону.

В ушах смешался треск зубчатых колес и стук двигателя «ИзоЛьды». Фрет надсадно взвыл, его корма утонула в черном дыму, а мы даже покачнулись от того, как лихо корабль рванулся к последнему противнику.

Все решали секунды.

— Не успеем! Не успеем! — закричал Шайн. — Ребята, все! Все!

Пушка неумолимо разворачивалась в нашу сторону, и мне показалось, что я уже вижу в жерле бурлящее пламя.

Рубенс принял чуть левее, уходя с обстрела. Двигатель выл и ревел так, что закладывало уши и казалось, что из них вот-вот пойдет кровь. Однако я, вцепившись в фальшборт, просто смотрел на крутящийся ствол, отсчитывая про себя последние секунды жизни.

Нервы пушкарей сдали раньше. Орудие содрогнулось, выплевывая огненный шар, завоняло чем-то едким, отчего заслезились глаза, но смертельный снаряд прошел выше и правее нас, взорвавшись во льдах в полумиле за «ИзоЛьдой». А потом фрет обошел пушку, и мы перестреляли пытающихся скрыться воинов Братства. Без единой капли жалости, с горящими местью сердцами. Если бы эти люди, вращающие прицельные механизмы, успели...

Впрочем, это было уже не важно. Спустя несколько минут все было кончено, а потом на платформе появилось несколько наших солдат, они какое-то время возились у самого орудия, и когда вернулись на корабль — раздался взрыв, расколовший ствол надвое.

Напоследок фрет опять наехал на орудие своими убийственными гусеницами, раскрошив движительную платформу пушки, и после этого на полной скорости уехал в Пустыню.

Барри Рубенс сделал для погибающего города все, что смог.

Я думал о прожекторах, думал о той силе, что приводит в действие запечатанную в них шаманскую мощь по повелению какого-нибудь рычага под броней «ИзоЛьды». От чего зависит яркость волшебных огней? Есть ли хоть какое-то мерило для них? И почему в крошечной каморке, пропахшей старой тканью, крошечный фонарик почти не давал света? Почему не использовать в нем те же чары, что и в огромных корабельных огнях?

Чем-то ведь это ограничивается. Неужели только силой заклинателя? Но тогда как можно включать и выключать эту силу? Что они делают с фонарями?

Прикованный к трубе мужчина закашлялся, харкнул на пол кровью. Дышал он громко и сипло, и в горле у пленника что-то страшно хлюпало.

Он был бледен. Почти бел. Когда с него содрали шлем, то рослый Жерар выдрал из тела фанатика несколько странных жгутов, вросших в кожу и связывающих его с металлом. Брат Цитадели орал как резанный, извивался, выл и постоянно взывал к Технобогу, но потом от ударов поутих. Квартирмейстер же приступил к острым предметам, и я, глохнущий от криков, отвернулся.

Нас тут было трое. Я, Фарри и Барри Рубенс. Капитан «ИзоЛьды» хотел, чтобы присутствовал еще и шериф, но мы не смогли его найти. Признаюсь честно, после того что случилось несколькими часами раньше, я был уверен: Снэйл нашел свою смерть во время штурма. Потому что жизнь сегодня преподнесла всем нам хороший урок. Ты можешь планировать все что угодно. Быть сколь угодно мудрым, опытным и сильным. А потом всего один случайный выстрел, и ты становишься куском мяса. Как Язва. Как Грай.

Об этом я тоже думал, стараясь не слушать вопли брата Цитадели.

Фарри наблюдал за допросом с видом сурового воина, хотя в душе мечтал о моменте, когда все это закончится. Барри Рубенс все время поглядывал в его сторону, то задумчиво поглаживая бородку, то просто следяза тем, как молодой парень ведет себя в не самом привычном для себя месте. Да, мой друг оказался талантливым актером. Если бы не мой дар, если бы не то, что я видел все его смятение, весь его ужас — я сам легко поверил бы в то, что судьба свела меня с человеком, не ведающим сомнений.

Вопросы Фарри задавал ровным голосом. Спокойно, взвешенно. Будто бы на каждое его слово не лились проклятья и фанатичный лепет безумца. Пленник призывал на голову моего приятеля немыслимые кары, оскорблял его. Лицо воина Цитадели превратилось в кровавую кашу, но он все еще боролся с талантами Жерара. Квартирмейстер же после каждого приема тщательно вытирал использованные крючья и лезвия. Отдыхал перед следующим заходом.

Наконец брат Цитадели ушел от выпадов и попытался нас обмануть. Придумать что-то, способное заменить правду. Муки толкнули его в омут слабости. Он не знал, что на допросе сидит эмпат. Он надеялся обхитрить Жерара, но ошибся. А когда первый раз переступаешь через себя — второй раз это сделать уже проще. Я отметал все его отчаянные попытки запутать Фарри и не понимал, к чему такое упорство. За что он сражается? И, честно говоря, этот жалкий измученный человек был, получается, сильнее меня. Правильнее меня. Лучше. Потому как я, наверное, давно бы уже ответил на все вопросы, лишь бы остановить экзекуцию.

Меня мутило от запаха натекшей на пол крови.

Поняв, что боль не уйдет, а его вранье раскалывает на лету сидящий в темном углу ублюдок — воин Братства сдался и заплетающимся языком, пропадая в сером тумане бессознательного состояния, заговорил.

— Содружество обмануло... Обмануло... — забормотал он. — Но мы знали... Рупор Технобога сказал каждому, что... время... время ждать. Неверные сокрыли знание. Дикари предали... Братство, и мы... мы ответили. Вы сами избрали путь... невежества.

Фарри посмотрел на меня, и я кивнул — все правда.

— Это вы предали нас. Вы ударили Добрым Капитанам в спину, — сказал он.

— Одна власть. Одна в... воля. Вы идете по пути прошлого. Уроки... Вы не знаете... Не ищете. Как волокуны. Рупор сказал — хватит. Рупор... Он говорил, Добрые... Они могут... Но Содружество предало. Оно спрятало путь к знанию. Тайны... Украло тайны.

— Это? — Фарри вытащил из-за пазухи компас, щелкнул крышкой. Глаза друга спокойно смотрели за тем, как взволнованно задышал пленник.

— Глупцы... Цитадель могла открыть вам... Путь.

— Она открыла его пушкам. Откуда здесь орудия? Они не могли нагнать корабль. Они ведь были здесь всегда, верно? — Фарри захлопнул компас, убрал его обратно. Фанатик жадно потянулся за артефактом взглядом, но обмяк. — Они ждали, когда «можно открыть нам путь»? Знали маршрут города?

— Мы знали... Что он здесь. Знали. Мы ждали. Лед прячет... Если уметь прятаться. Кто-то нас находил... Весной. Зимой. Тоже дикари. Пустыня забрала их.

Он закашлялся, попытался выпрямиться, но застонал от боли. Окровавленный рот тронула злая улыбка.

— Этого бы... не было. Если бы вы отдали его. Мы бы подарили вам... Свет знания.

— Если бы вы спросили у нас! — не выдержал я. — Если бы вы просто спросили у нас! Почему вы не могли просто поговорить с нами?! Когда вы узнали о нем, когда?

Пленный перевел на меня безумный взгляд. Губы его дрожали.

— В Приюте? — ахнул я. — В Приюте? Вы ведь знали все уже в Приюте?!

— Вокатус девяносто седьмого сектора обнаружил сигнал в Приюте. И отправил запрос в магистрат. Рупор безмолвствовал. Мы ничего не знали о его находке, а он не решился действовать. Потом сигнал исчез, но мы запомнили вас. Запомнили тебя.

Он указал на меня дрожащим изуродованным пальцем.

— Рупор Технобога описал тебя, и мы ждали. Во всех портах. Во всех городах ждали. Но вы предали нас в Барроухельме, и магистрат определил парадигму.

Барри Рубенс шумно выдохнул, раздраженно давая понять, что ничего не понимает в нашем разговоре и крайне недоволен моим вмешательством. Жерар поигрывал ножом, очищенным от крови брата цитадели, и хотел пустить оружие в ход.

— Откуда ты все это знаешь? Ты был там? — подал голос Фарри.

— Рупор объединяет нас. Знания должны быть сохранны. Технобог следит за тем, чтобы они не пропадали. В каждом из нас частичка Его.

Он опять залопотал какую-то тарабарщину.