— Никто не смеет сомневаться в Мессире.

Будто бы к нам обращался. Я даже поёжился.

Вскоре мы остались одни. Почти целиком воссоединившиеся бергхеймцы.

— Ситуация, да? — сказал я, нарушив всеобщее молчание. Ловелас стоял, упершись руками в бока. Мох на его гиппогрифе извивался и иногда клочьями опадал на землю, где съеживался и чернел.

Мне никто не ответил.

— Это как с хулиганьём когда–то на улице, да? Типа дай мобилу позвонить, да чё ты ссышь, верну. Или ты мне не веришь? И тут такой вот тупичок. С одной стороны — ну с хрена ли я буду верить такой образине? У неё на лице написано, что ему даже мама вряд ли верит. А с другой…

— В торец сразу суй, — посоветовал Олег. — Чё рассусоливать?

— Олеженька–олежка, я б реально удивился бы если такой вопрос включил в твоей головушке процессы сомнения. И искренне восхищаюсь. Но вдруг ему реально надо позвонить, вдруг это действительно разговор человека с внутренней честью, которому глубоко оскорбительно такое недоверие. Невоспитанного человека, конечно, с проблемами в коммуникации. Может быть даже социопата и, конечно, с большей вероятностью надо в торец, но…

— К чему это ты, Лолушко? — устало спросил танк.

— К тому, что нам ща реально надо отдать ему мобилу, — посмотрел я на Ловеласа. — Хотя мы знаем, что верить нельзя ни на грош, но и в торец не вариант.

— Я буду сражаться за вас, — сказал Николай. — Вы можете мне не верить. Ваше право. Но я буду сражаться в полную силу.

— Колян, я никак не могу понять, как Выводок тебя отпустил. Наши последние встречи ясно дали понять — ты у него на поводке и с радостью посадишь на него всех нас. И вот ты здесь, хочешь выбраться. Остров Унии нынче полностью изумрудно мохнатый, твой хозяин выпилил там всё живое.

— Сделал единым, — поправил упрямый Ловелас.

— Я тоже мог сделать всех едиными там. Мёртвенькими и едиными. Не уверен, что местные жители были бы рады.

— У тебя не хватило сил, — пожал плечами охотник. Вот ведь зараза… — Хозяин оказался могущественнее. Но хозяин сделал, что хотел и вознаградил за службу. Отпустил.

— Или решил расширить свои владения за морем, — подмигнул ему я.

Ловелас хмыкнул:

— Ты, наверное, считаешь себя умным, шут? Тогда скажи, умник, зачем мне тогда было прилетать сюда? Я мог отправиться в самый дальний уголок континента, спрятаться в одном из лесов и начать оттуда экспансию. Так, как мы сделали это в Бергхейме, после «поражения». Селение за селением. Город за городом. Страну за страной. Пока всё не стало бы единым. Повсюду.

Резонно. Обидно, но резонно.

— Молчишь? Правильно — продолжил Ловелас. — Мне насрать на то, как вы ко мне относитесь. Что вы обо мне думаете. Но если отсюда можно выйти и для этого я должен вам помочь — я готов это сделать. Это общий интерес, ничего более. Вы ведь и сами тут вряд ли большие друзья друг другу.

Опять резонно. В реальной жизни всем гуртом водку пить не сели бы. Ладно…

— У нас же в башне есть правильные казематы? Что–нибудь тёмное, с глухими стенами и прочной дверью? — спросил я, не оборачиваясь, у товарищей.

— Есть, — сказал Кренделёк. — А что, хочешь его туда?

— Больше некуда. Посидишь взаперти, пока не выдвинемся в Твердыню, а? Докажешь свою готовность?

Ловелас медленно, будто неохотно качнул головой.

— Мы принимаем его? — недовольно спросила Света.

— Если хотим выйти — нам нужно его принять, — повернулся к ней я. Переглянулся со скривившимся Женей. — Но наедине с ним оставаться я б никому не советовал. А то бац, как в фильмах ужасов, потом будем пестицидами друг друга брызгать, чтобы выяснить, а не пожрал ли кого из товарищей мох.

Удивительно, но Стас промолчал от такого предложения. Даже не возмутился. И смотрел на Ловеласа без привычной беззлобности. С презрением, столь несвойственным ему, глядел.

— Юра, покажи дорогу, где там у нас темница для героя. Олежа, поможешь проводить нашего дражайшего товарища?

— Угу.

Ловелас безропотно проследовал за нами. Он шагал медленно, осторожно. Не проронил ни звука. Когда вступил в пропахший плесенью каменный мешок, то обернулся, скрестил руки на груди. Только спросил:

— Оружие заберёте?

Олег взялся за ручку железной двери. Я мотнул головой пленнику, кивнул танку. Преграда со скрипом тронулась с места. Лязгнула о проём. Громыхнул засов.

— Думаешь не выберется? — сказал Юра, когда мы зашагали по ступеням наверх. По каменным стенам сочилась вода. Эхо отражалось от них и убегало куда–то в тёмные недра катакомб.

— Думаю, что придётся сторожить, — ответил я. — И, как я уже говорил, не по одиночке.

Дверь в казематы захлопнулась. Воздух сразу стал суше, теплее.

— Почему не по одиночке?

— Я ведь говорил, — поморщился я. — Отсылку к ужастику оставлял. Неужели не смотрели? Зима, страшные собаки, иголку в анализ крови?

— И чё?

— Ничё. Понимаешь, Юрчамба, ситуация какая… Ему надо выйти, я хрен знает зачем. Но куда проще ему будет выбраться, если мы все будем «едины». По одному затянуть в Выводок и проблемы нет. Олежа сразу меня полюбит, мне понравится Миша, а это уже ни в какие ворота не лезет.

— Не будет такого, не ссы, — буркнул танк. Вышел из башни, бросив на прощание. — Даже, блядь, в мохе.

— Во мху, — машинально поправил я.

— Вот именно поэтому — не будет, — поморщился Олег.

Он остановился у саркофага. Коснулся тёплого пластика пальцами. Глянул на мониторы. Роттенштайн ждал. В огромном скалистом зале, в виде полусферы, они казались крошечными. Сбившись в кучку, игроки расселись вокруг своего лидера. Один из них явно спал. Давно ждут… Боятся пропустить.

Андрей улыбнулся. Да, босс приходит лишь на час в сутки и неизвестно, в какой момент это наступит. Упустили — до встречи завтра. Человеческая натура разрывается от сомнений. Особенно коллективная. Можно просидеть десять минут и дождаться, а можно и двадцать три часа прикованным пробыть, ожидая каждую секунду того самого момента.

Он промотал логи бесед. Двое сомневались. Колдунчик и Бмвхеров. Оба предлагали сбросить вход в рейд и пробежать первых боссов, поднабрать снаряжения. Но жесткая и спокойная риторика ЯкорнойШесть держала игроков в узде. Маг, предводитель Роттенштайна, был терпелив.

Сценарист нажал кнопку и зев капсулы с тихим шипением раскрылся. Приятная подсветка, плавные черты. Но всё равно — гроб. Он посмотрел в сторону занавешенного окна. Никогда не закрывал его, вдохновлялся открывающимися просторами. Видом позолоченного солнцем леса, или же легких снежных шапок поверх крон.

Теперь же задёрнул шторы. Крепость дала брешь. Если раньше можно было положиться на датчики движения, на камеры — теперь всё в прошлом. Теперь как в древние времена — перед сном следует проверить запоры.

Он зло поморщился.

Сталкер ответил. Днём, когда Андрей проснулся и вспомнил о ночном сигнале, то бросился к телефону, по дороге запутавшись в одеяле и чуть не разбив себе нос.

На экране горело сообщение:

«А уже всё–всё–всё–всё, а надо было раньше говорить о том о сём». В конце цитаты стоял подмигивающий смайлик. Дурацкая песенка, о которой вспомнил сталкер, с того момента крутилась в голове и наполняла обидой.

Из–за одного ублюдка столько проблем.

Он вновь посмотрел на саркофаг. Конечно, неразумно в такой ситуации играть в капсуле. Шлем — лучший вариант. Чтобы не выпадать из реальности, чтобы быть готовым к любому повороту событий. Успеть среагировать, если случится непредвиденное.

Но как долго он ждал этого момента. Как готовился к нему. Отступить сейчас — предать самого себя. Там, в капсуле, он сможет почувствовать всё полноценно. Власть, мощь, запахи, вкусы. Стать сильным, среди сильных.

Сталкер не вломится в дом. Это невозможно. Он будет отравлять жизнь, но не полезет внутрь. Потому что давно уже мог это сделать.