— Все, братва. Приехали, — сказал Сабля. Он говорил негромко, но тарахтение нашего ледохода не скрыло слов пирата. — Приехали.

Он натянул капюшон на лицо, поправил сетчатые очки.

О том, что будет дальше, мы заговаривали почти каждый день. Из бесед я давно уже знал, что здесь, в Руддергтоне наши тракты разойдутся. У нас даже появился своеобразный договор. Все мы обещали друг другу остановиться в одной таверне, и если дорога вновь поманит нас за собой — попрощаться с теми, кто остался, предварительно накормив товарищей ужином.

— Неужели приехали, — попытался Сабля еще раз. Никто не поддержал его желания поговорить. Моряки озирались по сторонам, впитывая в себя безопасность и жизнь. Каждый из них был богат. Каждый мог позволить себе немного побыть хозяином льдов.

Я вдруг вспомнил ту служанку из Приюта и почувствовал жар в теле. Жар и смущение. Желание повторить то, чему меня научила девушка с далекого севера, имя которой я уже забыл.

Длинная железная пристань, сияющая десятками направляющих огней, оказалась от нас справа. По ту сторону от нее чуть слышно тарахтели два шаппа, столь непохожие друг на друга, как олень и шаркун. Наш же корабль почти вплотную подошел к массивному пятипалубному экспедиционному гиганту, остановился, отполз чуть назад. Двигатели еще раз взвыли и притихли, тихо постукивая на холостом ходу.

— Приехали… — сказал Сабля, криво улыбнулся. Ему вдруг стало тоскливо. Три Гвоздя хлопнул товарища по плечу.

— В кабак?

— А то!

Так мы покинули «На крыльях ветра» и ступили на очищенный настил. Причалы находились на уровне второй палубы, даже чуть выше, выдаваясь на пару десятков ярдов от длинной пристани. Поэтому гильдейцы сноровисто прокинули дополнительные трапы, чтобы можно было подняться наверх, протянули поручни, закрепив их за специальные столбы на причале. Эти мостки между ледоходом и пристанью шатались на ветру так, что дух захватывало.

Знаете, в Руддергтоне даже на причалах бурлит жизнь. У сходов с кораблей ютятся будки с запотевшими стеклами. В этих тесных укрытиях ждут своего покупателя лоточники, радушно улыбаясь зевакам. Вдоль толстых бортиков высотой в ярд красуются товары — от выделанных шкур до диковинных сувениров. В воздухе витает чудный запах горячих настоек, сгоревшей энгу и конечно же рыбы. После долгих месяцев путешествия, после безлюдного и далекого Приюта, после кошмара «Звездочки» мы попали в мир благоденствия, счастья и радости.

Глупая улыбка не сходила с моего лица все то время, пока мы неспешно шли по пристани к выходу из порта. Светило солнце, мир пестрел разноцветными домами и покрытыми пушистым снегом крышами. Что еще я могу вспомнить о Руддергтоне? Ощущение уютного простора. Не безмолвной хмари без конца и края, когда нельзя различить линию горизонта, и не тесных, занесенных снегом улочек Снежной Шапки.

Здесь ты не чувствуешь себя крупицей в огромном мире. Едва спускаешься с трапа — ты становишься гостем удивительного города, и эти просторы приоткрывают перед тобой какую-то загадку, дарят предвкушение чего-то нового.

В ней нет опасности столкнуться с пиратским кораблем или с ледовыми демонами.

— Оледенеть можно, братцы! — восхищался Сабля. Три Гвоздя уже шел в свежекупленной шапке, с капюшоном в виде головы снежного льва. Половой прикупил кружку горячего пойла и чувствовал себя довольно комфортно.

— Просто оледенеть. Когда мне было так заторченно? Вообще в башке нет ничего! Драная «Звездочка».

Крюкомет покосился на Саблю с неодобрением.

— На «Звездочке» было и хорошее, — поддержал его Грэг. Он мечтательно вздохнул: — И там было много хорошего.

— Ну да, погорячился, — неожиданно смутился Сабля. — Простите, братцы! Какие у нас планы?

— Как договаривались, — произнес Мертвец. Он держался чуть позади нас, при этом внимательно слушая все, что мы говорим. — Ищем кабак, а дальше…

Вдруг пошел снег. Вернее, я заметил, что он начался. Ленивые снежинки неторопливо опускались с небес на землю. Безветрие, покой, медленно падающий снег и радужный город вокруг. Ледовый ад остался позади.

Почти…

Когда мы выходили из порта, я вдруг почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Пристально, с изумлением и непонятной радостью охотника, отлежавшего в засаде все бока.

Вокруг бурлил вокзальный город. Ушлые торговцы, наглые носильщики, беззаботные зеваки, работники порта с красивыми медными бирками на груди, угрюмые стражники в белых масках и много другого люда. Я огляделся, заметив, что Буран тоже косится по сторонам, обшаривая людей подозрительным прищуром. Неужели и он почуял опасность?

Странный взгляд исчез, встревоженный нашим вниманием соглядатай растворился в толпе, ничем себя не выдав. Но триумф незнакомца еще долго висел в руддергтонском воздухе.

Мне захотелось вернуться обратно на корабль и уехать отсюда как можно скорее. Рука машинально нащупала спрятанный под бывалой паркой компас.

Я не знаю, кто именно придумал ритуал прощания. Может быть, он зародился сам, спонтанно. Говорят, так иногда бывает.

Каждый вечер Сабля обходил наши комнаты (а мы поселились на одном этаже крупного припортового трактира «Радуга») перед завтраком, обедом и ужином. После мы всей компанией спускались вниз, чтобы пообщаться и поделиться планами на день и на будущее. А после расходились, отправляясь по своим делам. Утром и днем Мертвец уходил в порт, чтобы разузнать о кораблях, идущих в сторону Содружества и готовых взять с собой пассажиров. Мы с Фарри сбегали в город, чтобы пошататься по убранным улочкам, подышать удивительным воздухом Черных провалов и перекусить жареной рыбой в какой-нибудь из забегаловок.

Мы почти не разговаривали, наслаждаясь тем, какие же мы взрослые. Фарри торжествовал, что его приключение продолжается, а я надеялся, что по возвращении в трактир мы встретим Мертвеца и тот обрадует нас вестями о каком-нибудь идущем в Содружество ледоходе.

Я хотел отправиться в путь. Меня манило будущее и терзало прошлое. Казалось, что чем быстрее я забуду про Руддергтон и «На крыльях ветра», тем быстрее прощу сам себя за все совершенные мною ошибки.

«И позволишь себе совершить новые».

В первый же вечер Мертвец нанял нам мастера новостей, подрабатывающего в «Радуге». Работой невысокого обаятельного мужчины лет пятидесяти были рассказы о том, что происходит в мире. Мне кажется, идеальное занятие для фантазеров. Можно придумывать что душе угодно, если не найдется кого-то, знающего истину. После таких встреч, конечно, мастерам новостей приходится делать ноги как из трактира, так и порою из города. Никто не любит, когда им лгут. Можно рассказывать сказки, чтобы душа человека отдыхала от будничной суеты, но обманывать — нельзя.

Но тот, кто выкладывал нам краткие рассказики о происходящем в мире, — не врал. Мертвец несколько раз бросал на меня вопросительный взгляд, пока мастер новостей перечислял события, и я лишь пожимал плечами. Даже если нам бросали снег за шиворот — мужчина искренне верил в свои рассказики.

Голос у мастера новостей был очень мягкий, низкий, обволакивающий и добрый. Без жесткости или внутренней силы. Такой голос можно слушать часами, не вникая в суть, а наслаждаясь самим звучанием. Будто кто-то из бардеров играет на необычном инструменте. Вслушаешься — узнаешь текст, а так просто приятная мелодия.

Именно он рассказал нам о Кассин-Онге. О странных судах, окруживших город. О том, что среди кораблей было несколько боевых ледоходов с самого Берега, и именно солдаты далекой земли несколько месяцев продержали жителей деревушки под неусыпным надзором. Что к котловану, образовавшемуся от появления Темного бога, все то время никого не подпускали, словно «береговские» искали что-то, и когда отчаялись или же нашли искомое, на ледоходах доставили выживших жителей Кассин-Онга в Снежную Шапку.

Можете себе представить, как возликовал я после этой новости? Меня разрывало на части желание орать во все горло от радости. Мне хотелось смеяться. Пираты косились на мою светящуюся от счастья физиономию, а я лишь отмахивался — мол, просто хорошее настроение. Только Фарри понимал мой восторг.