— Сиди спокойно, молодой человек. Я слишком стар, чтобы удерживать тебя. Но если хочешь, позову сюда Клауса, и он тебя подержит.

Плотно сжав зубы, я судорожно кивнул и даже не сопротивлялся, когда теплая кожа опутала мне лоб и притянула к спинке стула. В носу свербело от запаха лекарств. Точно так же пахло в медицинской лавке кассин-онгского врачевателя Идианы. Это чуть-чуть успокоило.

— Вот и хорошо. Вот и славненько… — пробормотал старик. Потом, кряхтя, он застегнул ремни у моих ног. — Не бойся.

Наконец вторая рука оказалась притянута к подлокотнику, и я оказался обездвиженным. С каждым мигом страх во мне подбирался все ближе и ближе к горлу. Сердце колотилось так часто, что в груди заныло.

Старик же неторопливо закатал мне рукав на левой руке, протер кожу на предплечье пахучей тряпочкой и потом стал возиться у небольшого столика, звеня инструментами.

— Это почти не больно, — сказал он.

— А можно как-то избавиться от татуировки? — вырвался у меня вопрос.

Эккер не отреагировал, перебирая инструменты. Затем довольно крякнул и повернулся ко мне, держа в дрожащих руках шприц.

— В другой раз, молодой человек, я бы выгнал тебя вон за такие слова. Потом сказал бы об этом Найвэлу, и он отправил бы тебя гулять в пустыню дальше. Но раз обстоятельства требуют спасти никчемные жизни маленьких бродяг, то я отвечу: можно. Но это очень больно, малыш. Конечно, если попадется хороший мастер и не оставит тебе шрамов на всю жизнь. Однако если кто-то в гильдии Снежной Шапки узнает о твоих намерениях…

— Спасибо… — Мне было достаточно той информации.

И старик приступил к работе. Та жидкость, которой он смазал мне руку, притупила боль. Честно говоря, это было даже чуточку приятно, и я, как зачарованный, наблюдал за тем, как на моем предплечье появляется изображение широкой рыбки с красивыми плавниками. Доктор прокалывал кожу иголкой, впрыскивал туда свои чернила — и так рисовал одну из тех несчастных, что мы сегодня ловили.

— Это лассарь, — пояснил Эккер, заметив мой интерес. — Хорошая рыба. Но простенькая. У посвященных не бывает других рисунков.

…Когда работа закончилась, старик закашлялся, убрал инструменты в ящик и неторопливо освободил меня от пут. Я все это время смотрел на рыбину у себя на руке и, клянусь, это удивило меня, наслаждался картинкой. В кои-то веки я принадлежал чему-то большему. Я стал, пусть и понарошку, частью могучей гильдии. Гильдии, которая не боится военных кораблей. Это воодушевляло.

— Позови сюда своего друга, — проскрипел старик и прислонился к столику с инструментами.

Я вышел из комнаты с улыбкой на лице, которую тут же сбил ужас Фарри.

— Иди, не бойся. Это совсем не больно. Смотри! — Я показал ему лассаря. — Это лассарь! Правда, красиво?

Рыжеволосый мальчик был бел, как снег. Его обескровленные губы тряслись, как у умирающего старика. Он покосился на выход, у которого стоял Морренгайм с дальнобоем, потом на меня.

— Я не хочу! — просипел он.

— Не бойся! — попытался я успокоить его. — Все будет хорошо! Давай, иди!

Мне пришлось приобнять его за плечи, и он, словно зачарованный, прошел со мной через гостиную и остановился у двери.

— Заходите, молодой человек, — позвал его Эккер.

Фарри отшатнулся, и тут я толкнул приятеля в спину и захлопнул дверь. Иногда кто-то должен дать толчок, чтобы человек принял правильный выбор.

Вот только я не уверен, что в тот раз это не было ошибкой.

Крик Фарри раздался через минуту после того, как дверь закрылась. Вопль ужаса и ярости потряс темное помещение, и в тот же миг Клаус ринулся на помощь доктору. Я хотел последовать за ним, но рыбак отшвырнул меня в сторону, и я упал на пол, больно ушибившись локтем.

— Нет! Не надо! — чуть ли не плакал мальчик, оказавшийся за закрытой дверью в компании злого Клауса и старого доктора. — Не надо!

— Заткнись, сученыш! — ревел ему в ответ рыбак. — Закрой пасть, а не то я тебе ее закрою!

— Пожалуйста!

Я забарабанил в дверь, желая помочь приятелю. Не знаю, что бы мне удалось для него сделать, но сидеть и слушать его криков я просто не мог.

— Прошу-у-у ва-а-а-ас!

Грохнула дверь слева от меня, и из комнаты, откуда пахнуло нездоровым духом, появился осунувшийся Эльм. Его покачивало от слабости, но ярость наполняла тело праведной мощью.

— Эй, назад! — увидел его Морренгайм и с угрозой шагнул к здоровяку. Тот неожиданно ловко двинулся навстречу и в два счета вырвал дальнобой из рук опешившего рыбака, перехватил оружие одной рукой и с размаху съездил коренастому сторожу по лицу. Морренгайм без звука свалился на пол.

Эльм, глянув на меня взбешенным взглядом, подошел к двери, откуда просил о помощи Фарри, и грохнул в нее ногой. Выглядел силач не очень хорошо. Под глазами запали темные круги, неровная щетина облепила щеки.

— Открывайте дверь, собачьи ублюдки! — сорвавшимся голосом рявкнул он.

— Эльм! Помоги, Эльм! Пожалуйста! — с еще большим чувством завопил Фарри.

— Ах ты, гаденыш! — взвыл из-за дверей Клаус, и из комнаты послышался стук падения. — Ах ты, тварь какая! Поганый воришка!

Эльм зарычал, отбросил в сторону дальнобой и одним могучим ударом выбил дверь в пыточную. При этом он едва не упал, но ухватился за стену и в следующий миг ринулся внутрь.

Пыточная… Вот какое слово пришло мне в голову от того, что там происходило.

— Что вы тут делаете? — Эккер наконец испугался. До этого мне казалось, будто он не способен на эмоции. — Почему вы не в постели?

— Да он его подельник, док! — противно взвизгнул Клаус. — Правильно Бурген говорит — душегубы они, и след за ними кровавый идет. А Найвэл, старый идиот, поверил двум соплякам!

С этими словами рыбак, набычившись, бросился на Эльма и ударил его головой в грудь. Тот охнул, пошатнулся и, не выдержав напора, повалился на пол. Быстрый Клаус находчиво вцепился в раненую культю силача, и здоровяк взвыл от боли.

Фарри с порванным рукавом забился в угол пыточной, за креслом, и с ужасом смотрел на драку. А я не знал, что мне делать. Я не понимал, что произошло в комнате, пока меня там не было. Это не реакция на шприц, это не страх перед болью. Здесь было нечто другое. Рука, которую прикрывал Фарри, пестрела черными узорами.

Он уже кому-то принадлежал.

Мужчины, зло рыча, боролись на полу, и ослабшему от раны Эльму хорошо доставалось. С каждым мигом его кулак поднимался все медленнее, а натиск Клауса не утихал. Под ударами рыбака лысая голова силача моталась из стороны в сторону, и с каждым мигом взгляд Эльма блуждал все больше.

Эккер, прислонившись к столику, мрачно смотрел на происходящее, переводя взгляд то на Фарри, то на меня.

— Собачий выродок! — шипел Эльм, стараясь выбраться из-под навалившегося на него рыбака. — Собачий…

Он взвыл, так как очередной удар Клауса опять пришелся в раненую культю. На полу появились первые пятна крови.

Я обернулся к столу, и мой взгляд зацепился за тяжелую книгу. Наитие толкнуло меня вперед, и, схватив увесистый том, я бросился к дерущимся и со всего маху опустил фолиант на голову Клауса. Рыбак охнул, растерялся, но после следующего удара потерял сознание.

Эльму этого хватило. Сбросив с себя обмякшее тело, он, шатаясь, встал на ноги и страшным ударом сломал лежащему Клаусу шею.

Наступила тишина. Я, не веря, смотрел на убитого. Пару минут назад он был сильным и страшным противником, а теперь… Теперь он превратился в безжизненную куклу.

— Собачья жизнь! — процедил силач.

— Большая ошибка, — тихо произнес молчавший доселе Эккер. — За вами слишком много крови. А ты, молодой человек, — он посмотрел на меня, — не слишком разборчив в выборе друзей. Мне казалось, ты хороший мальчик…

— Заткнись, — хрипло дыша, оборвал его Эльм. — Ради собачьего счастья твоих близких — закрой свой собачий рот!

— У мальчика на руке знак гильдии воров. Я не знаю, какого города, — продолжал доктор, будто не слыша его. Смотрел он только на меня.