На верхней площадке роскошной мраморной лестницы стоял высокий темноволосый мужчина с сединой на висках — хозяин дома князь Долгоруков.

— А, господа Лазаревы. — Князь широко улыбнулся. — Очень рад вас видеть.

— Я тоже. Поздравляю с юбилеем, Ваша Светлость. — Я изобразил такое же искреннее дружелюбие. Если бы где-то рядом находился прибор по измерению лицемерия, думаю, он бы взорвался.

Рядом с князем стояла старшая жена — красивая блондинка в шикарном бирюзовом платье. Мы с кузеном галантно поклонились даме и отдали коробку с подарком, в которой лежали бриллиантовые запонки. Жаль, что не крысиный яд или хотя бы не слабительное, но всему свое время.

Усадьба Долгоруковых поражала роскошью. В последнее время в Империи в моду вошла роскошь не кричащая, а, так сказать, умеренная. Аристократы очень старались показать, что они достаточно богаты для того, чтобы эти богатством не кичиться. На практике это выражалось в том, что дамы в парчовых платьях с огромными бриллиантами в ушах скромно опускали глазки и уверяли, что бриллианты на самом деле не такие уж и крупные и вообще в последнее время они решили жить проще и стать ближе к народу. Не забывая при этом будто бы случайно поворачиваться в разные стороны, вдруг кому-то из гостей бриллианты плохо видно.

Но усадьба Долгоруковых вышла на какой-то новый уровень роскоши. Она и рада была бы не кичиться богатством, но у нее не получалось. Здесь банально было просто слишком много дорогих вещей. Золотым, серебряным или в крайнем случае позолоченным было все, включая дверные ручки. Надо наведаться в уборную. Вдруг тот самый золотой унитаз, купленный прошлым владельцем моего тела и проданный Игорем, в итоге оказался здесь?

Гости собирались в большом зале и неспешно переговариваясь, обходя столы с закусками. Знакомых лиц, по крайней мере, тех, которые бы мне нравились, пока не находилось, так что мы с кузеном встали в стороне. Я подцепил со столика бутерброд с икрой, оглядел картину, стоящую примерно как годовой бюджет небольшой деревни, и повернулся к противоположной стене, где навскидку висело бюджета четыре.

— Игорь!

Кузен повернулся ко мне. На него роскошное убранство особняка не произвело ровно никакого впечатления. Некроманта не интересовали ни висящие по стенам картины, ни лепнина, ни скульптуры, ни, о ужас, еда. Он изо всех сил высматривал Настасью с отцом, которых, кстати, тоже пока не было.

— Правда, красиво?

Кузен безразлично оглядел полотно, на которое я указывал, и вежливо улыбнулся.

— Да, очень.

Я вздохнул.

— Да ну тебя, ничего ты не понимаешь в искусстве. Пойдем побродим вокруг, все равно делать нечего.

Мы неспешно обошли зал. Не сказать, чтобы меня очень интересовала живопись, но дурацкие разговоры, которые вели собравшиеся аристократы, интересовали еще меньше. Надо отдать должное Долгоруковым, полотна здесь были собраны и правда потрясающие. Не такие, конечно, как мой «Черный куб», но все же.

— Смотри! — Кузен вдруг оживился. — Какая красота!

Я повернул голову, радуясь, что некромант наконец-то приобщается к прекрасному.

— Ты имеешь в виду вон тот портрет девочки с абрикосами?

— Нет, туда смотри. — Игорь досадливо махнул рукой.

— Ааа. Вон то изображение звездного неба? Кстати, автор явно питает особое пристрастие к синей краске.

— Да нет же!

Я, наконец-то, понял, о чем говорит кузен.

— А, ну да, гора из черепов. Кто бы сомневался, что тебе понравится.

Вдруг все головы вдруг повернулись к дверям. Причем мужские сделали это с особенным энтузиазмом, что сразу навело меня на мысль о княжне Мирославе. Но я, к сожалению, ошибся.

В зал энергичным шагом зашла Анна Блэйд в струящемся алом платье. Тоже неплохо, конечно, с ней хотя бы поболтать можно. Вид у вервольфа был до крайности сосредоточенный, словно она явилась на светскую вечеринку не ради веселья, а по рабочей необходимости. Выражение лица выдало бы Блэйд с головой, если бы она всегда так не выглядела.

Анна подошла, коротко поздоровалась с нами и удалилась куда-то в противоположный конец зала. Очевидно, по очень важным делам.

Прошло еще минут пять, и лицо Игоря вдруг осветилось, как лампочка. В зал входили Настасья с папашей.

Девушка в черном (кто бы сомневался) платье с серебряной нитью выглядела прелестно. Заметив Игоря, она скромно потупила глаза. Папаша Сокольский вышагивал рядом с ней настолько важно, словно именно ему принадлежала усадьба Долгоруковых и еще пара гектаров леса неподалеку. Завидев кузена, он засиял точно так же, как и Игорь. Этими двумя можно было спокойно осветить полгорода.

— Здравствуйте, граф, здравствуйте, сударыня. — Я обменялся рукопожатиями с Сокольским и поцеловал ручку Настасье.

После короткого приветствия Игорь, Настасья и папаша плавно двинулись в противоположный конец зала. Причем папашу парочка очень старалась потерять по дороге, но он следовал за ними, как приклеенный. Я решил не становиться четвертым лишним и не идти за ними, отговорившись тем, что хочу еще поизучать роспись на стенах.

Гости все прибывали. Торжественно вошла княгиня Шереметьева с сыном и, как ни странно, без Буси. Явился папаша-Волконский, бросивший на меня хмурый взгляд через зал. Я по-прежнему бесцельно болтался у стены, но тут вдруг понял, что надо срочно искать пути к отступлению. Ко мне через весь зал пробирался Дмитрий Шереметьев.

— Виктор! — радостно завопил княжич, не дойдя до меня метров пять и на корню убив идею притвориться, что я его не заметил. — И ты здесь!

Похоже, Дмитрий был ничуть не расстроен тем, что из-за меня его брат отправился к праотцам. Хотя, учитывая их семейные отношения, скорее, после этого он стал любить меня только больше.

— Я тоже рад тебя видеть, — ответил я с искренностью человека, которому только что сообщили, что в канун Рождества ему придется задержаться на службе. Ненадолго, часов на восемь. Не то чтобы я не любил княжича, просто от его пустой болтовни уши могли свернуться в трубочку у кого угодно.

— Как твои дела? Что интересного в Лазаревом? Говорят, ты спас княжну? — начал безостановочно болтать Шереметьев, пытаясь подцепить с подноса с закусками одновременно все и сразу. К счастью, отвечать на эти вопросы не требовалось, Дмитрий задавал их просто от неспособности сидеть молча.

— Ты в курсе, что графиню Березову собираются отправить на каторгу? — продолжал Дмитрий, запихивая в рот одновременно соленый огурец, кусок селедки, эклер и запивая все это молоком. Я мысленно пожелал ему в случае чего добежать до золотого унитаза.

— Разумеется, — честно соврал я. На самом деле я банально забыл о красавице, натравившей на меня банду головорезов.

— Очень жалко, хорошая была женщина, хоть и наделала глупостей, — протараторил Шереметьев тоном человека, которому вообще не жалко. — Кстати, ты завтра случайно в бильярд не идешь? И на вечерний покер. И скачки тоже будут. Бильярд в шесть, покер в семь, скачки в восемь.

— Нет, я очень занят, — отговорился я. — А ты идешь на что-нибудь? Ты же любитель и того, и другого, и третьего, мне даже интересно, что ты выбрал.

Дмитрий посмотрел на меня, как на идиота.

— На все, само собой. Зачем выбирать?

— Но если бильярд в шесть, покер в се…

Я принялся загибать пальцы, потом махнул рукой. Способность княжича посещать все светские развлечения одновременно давно стала притчей во языцех, бессмысленно спрашивать, когда он все успеет.

Наконец, в дверях появился сам князь Долгоруков с братом. Значит, все гости наконец-то прибыли. Неспешно переговариваясь, мы прошли в банкетный зал, где уже был накрыт стол.

Меня усадили между седой респектабельной дамой и какой-то пухленькой графской дочкой. Я испугался было, что она, как и большинство, сочтет меня завидным женихом и попытается строить глазки. Но у юной девицы нашлось гораздо более интересное занятие, чем заигрывание с симпатичным кавалером — еда. Я даже умилился, глядя, с каким аппетитом девушка поглощает четвертый по счету пирожок. Интересно, дядюшке молодая невеста не нужна? Они могли бы сойтись на почве общих интересов.