— Он вам этого не простит, Виктор, — тихо сказал Шереметьев. — Вы ниже по титулу и уже дважды унизили его, да еще и прилюдно. Княжич очень злопамятен.

— Только весь Род Волконских иметь во врагах мне не хватало. У меня же уже нет места в расписании: то заговорщики пытаются прикончить, то чудовища, то еще кто-нибудь. Ладно, так уж и быть, выделю им пару часов вечером.

— Насчет всего Рода не уверен, — обнадежил меня Шереметьев. — Князь относится к делам своих отпрысков весьма философски. Проще говоря, если он будет влезать в разборки каждого из наследников, дня через два сляжет с нервным срывом. Но княжич и сам может сильно усложнить жизнь, так что я на вашем месте не был бы так беспечен. Уж чего-чего, а свободного времени на то, чтобы пытаться вам отомстить, у него навалом.

«Ну что, выиграл? — раздался вдруг голос над самым ухом. — А я тебе говорил, ставь! Слушать меня не хотел, дубина».

— Каладрий! — От неожиданности я произнес это вслух. — Вспомнил, что птичку сегодня не покормил, — пояснил я удивленным спутникам. — Как приеду, сразу же насыплю ему зерна.

«Где ты был?»

«Смотрел, как скачут эти четвероногие придурки, — фыркнул голубь. — Чем мне еще было заниматься? И, в отличие от тебя, с воздуха, а не забившись на какое-то подобие насеста, откуда ничего не видно. Ну что, где моя благодарность? Я, вообще-то, жду».

«Спасибо. Со ставкой ты оказался прав», — признал я.

«Я всегда прав, — ответил Каладрий, летающее воплощение скромности. — Сколько выиграл?»

«Две тысячи на ставке и еще десять проспорил мне один малолетний грубиян. Всего двенадцать».

«Тысяча пойдет мне на зерно, — тут же постановил голубь. — В качестве платы за хороший совет. А лучше две».

«Ты же столько не склюешь», — изумился я.

«Не склюю, так понадкусываю! — отрезал Каладрий. — Знаешь, как приятно будет видеть твою физиономию, когда ты будешь расставаться со своими любимыми деньгами?»

Вот ведь скотина. Специально хочет лишить меня самого дорогого.

«Откуда ты узнал, что Уголек придет первым?»

«Слышал, как его тренер и жокей обсуждали, что он сейчас в очень хорошей форме. Мол, конкуренты ему только Призрак и Вулкан, но, если они перед заездом будут нервничать, победа в кармане».

«А они нервничали?»

«До того, как я прилетел и рассказал им, какие ужасы ждут их после смерти, нет», — невинно ответил голубь.

«Каладрий, ну ты и…»

Я восхищенно покачал головой, не зная, ругать мне демона или хвалить. Наверное, все же хвалить, ведь благодаря ему я утер нос Волконскому и стал на двенадцать тысяч богаче.

«Я ужас, летящий на крыльях ночи», — возвестил голубь.

«И гроза всех птичников. В общем, спасибо тебе, — еще раз поблагодарил я питомца. — Ты мне очень помог».

Хоть Каладрий и был бесплотен, я практически видел, как он горделиво выпятил грудь.

— Граф, вы как будто о чем-то задумались, — обратилась ко мне Березова. — Раз вы оба забрали свои выигрыши, может быть, пойдемте? Скоро будет еще один заезд.

— Ах да, конечно. Простите, сударыня, — извинился я. — Очень за птичку свою переживаю. Он у меня очень прожорливый.

Все той же компанией мы посмотрели еще три заезда. Каладрий смылся (подозреваю, полетел искать ближайший птичник), так что теперь в советчики я призвал Шереметьева. Дмитрий явно разбирался в скачках, но, увы, после первого заезда фортуна от нас отвернулась. Похоже, решила, что после такой большой удачи рассчитывать на дальнейшие ее милости было слишком нагло. Зато за это время я узнал и тут же забыл кучу новых терминов и тонкостей. О скачках Шереметьев готов был болтать без умолку.

Наконец, лишив меня двухсот рублей и веры в мою бесконечную удачливость, последний заезд закончился. Поскольку наша ложа после первого заезда решила действовать слаженно, проиграли мы все дружно. Шереметьев, как обычно, взял даму под руку, и мы начали спускаться вниз. Комната тотализатора, увы, нам на этот раз не понадобилась.

— Предлагаю вечером продолжить веселье, — заявил Шереметьев, как только мы вышли на улицу. — Всего лишь несколько заездов — это возмутительно мало! Было бы неплохо осчастливить своим присутствием какой-нибудь игорный клуб.

— Боюсь, для молодой дамы это не будет прилично, — усомнилась Березова.

— Да бросьте. — Дмитрий беспечно отмахнулся. — Вы в лучшем обществе, которое только можно представить. Насколько я знаю, в Империи пока нет закона, запрещающего женщинам посещать игорные заведения.

— Да, но это считается дурным тоном.

— Предлагаю наплевать, что там и кем считается. Ну же, графиня, соглашайтесь, будет отличное развлечение. — Шереметьев чуть ли не подпрыгивал от возбуждения. — Обещаю подарить вам половину своего выигрыша. А вы что скажете, Виктор?

— Я с вами, если прекрасная графиня не против. — Я галантно кивнул в сторону Березовой, прикидывая, что в игорном доме для меня открываются неплохие финансовые перспективы. — В конце концов, желание дамы — закон.

Графиня задумалась. Приверженность приличиям боролась в ней со здоровым желанием поразвлечься.

— Дмитрий! — воскликнули где-то справа.

Я повернул голову. К нашей компании, широко улыбаясь, приближался хорошо одетый дворянин. На страницах «Атласа» он явно занимал почетное место.

— Юрий! — обрадовался в ответ княжич и крепко обнял аристократа. — И ты здесь? Почему я тебя не видел?

— Ну прости, мое общество сегодня принадлежало одной прекрасной даме, — поделился незнакомец. — Но сейчас строгий отец, увы, увозит ее прочь, так что я абсолютно свободен. Графиня Березова, мое почтение! А кто ваш второй спутник, которого я не имею чести знать?

— Граф Лазарев, это граф Юрий Бобров, — представил незнакомца Шереметьев. — Мой давний друг. Юрий, это граф Лазарев, мой новый приятель. Ужасно способный молодой человек, он уже наделал шуму во всей столице.

— Я про вас слышал, — заверил Бобров, протягивая руку. — Знаете, сколько слухов ходит о вашем знакомстве с Его Величеством и Тайной Канцелярией? Высшее общество только о вас и говорит. Особенно дамы. — Бобров мне подмигнул. — Ну так что, Дмитрий, ты идешь сегодня на бильярд?

— Бильярд? — Шереметьев оживился, хотя, казалось, живее было уже некуда. — Сегодня? А почему я ничего не знаю? Конечно, иду!

— Я посылал тебе вчера письмо, но его, видимо, не передали. Анохин тоже будет. Сегодня в четыре.

Глаза княжича Дмитрия загорелись предвкушением. Он метнул извиняющийся взгляд на графиню, которую только что так рьяно уговаривал составить ему вечером компанию, и развел руками.

— Простите, сударыня. Как вы знаете, бильярд я люблю еще больше, чем скачки, так что не могу противостоять искушению. Да и вы, кажется, все равно были не в восторге от моей идеи.

— Ну что вы, Дмитрий, вы ничуть меня не обидели, — улыбнулась графиня. — Я в любом случае не пошла бы, я сегодня немного устала.

Успокоенный Шереметьев повернулся к Боброву и принялся живо что-то с ним обсуждать. В глазах Березовой мелькнуло и тут же пропало сожаление.

Мда, вот и вся любовь. А мне казалось, он так на нее смотрел… Придётся графине утешать себя тем, что она не первая дама, которую променял на бильярд кавалер, до этого вроде бы проявлявший интерес. Так уж мы, мужчины, устроены, даже самая красивая женщина не способна удержать наше внимание надолго. А уж княжич Шереметьев устроен так в квадрате, если не в кубе.

— Графиня. — Дмитрий поцеловал Березовой руку. — Граф, увы, я вынужден удалиться. Развлечения, сами понимаете, не ждут, бильярд сам в себя не поиграет. Надеюсь, в среду мы увидимся? — Княжич повернулся к Березовой. — Ожидаются интересные заезды.

— Возможно, — лукаво улыбнулась графиня. — По всяком случае, я разрешаю вам меня ждать.

Пожав мне на прощание руку, Шереметьев ушел, болтая с Бобровым. Они настолько оживленно обсуждали планы на сегодняшний вечер, словно собирались не на бильярд, а как минимум в публичный дом. Похоже, страсть к разнообразным играм у княжича в крови.