— Кстати, чтобы уж не прерываться на полуслове. Эти ваши племянники сейчас во дворце? — уточнил я.

— Да. — Князь Андрей кивнул. — Приехали погостить в честь давешнего приема. Хотя, если честно, они и так постоянно тут бывают. После смерти брата им не сидится в родном имении.

— Лети и найди трех юных идиотов, — мысленно проинструктировал я Каладрия. И, пресекая неизбежные возмущения, отрезал: — мне все равно, как ты их узнаешь и где будешь искать. Полетаешь, послушаешь разговоры слуг. И проследи за ними, посмотри, чем заняты. А то вдруг кто-то из них сейчас как раз рисует у себя в альбоме план убийства князя и свержения власти. Это бы очень облегчило нам задачу.

Каладрий недовольно курлыкнул, но, видя, что я настроен серьезно, клюнул меня в плечо и нехотя взмахнул крыльями.

— Птичка ваша улетела, — забеспокоилась Антонина, провожая голубя взглядом. — Она у вас не потеряется.

— Что вы, он всегда находит дорогу ко мне, — заверил я. — Просто любит иногда полетать. Знаете, вокруг посмотреть, поклевать что-нибудь.

А также трахнуть все, что движется, и попутно создать маленький религиозный культ, но об этом мы умолчим. А то эта любительница страшных созданий в обличье милой бабушки еще, чего доброго, отберет у меня Каладрия и заберет себе.

В сопровождении Буси мы с княгиней, которую я галантно поддерживал под руку, и слугой двинулись к конюшне. В траве перед нами наметилось некоторое шевеление, словно все живое в панике разбегалось. Буся вдруг остановилась, топнула копытом, и замешкавшаяся мышь превратилась в кровавую лепешку. Единорожица подняла ногу и с интересом осмотрела трупик. Вид у нее был очень довольный.

— Единороги что, питаются мелкими грызунами? — удивился я. — Иначе зачем бы ей их убивать?

— О нет, что вы, они щиплют траву, — отмахнулась Антонина. — Охотится на мышей она просто потому, что ей нравится. Должны же быть у бедного животного какие-то развлечения для души, правда, девочка?

Антонина с нежностью почесала Бусю между ушами. Да уж, душа у нее красивая.

Вокруг конюшни по-прежнему суетились рабочие с молотками и пилами. Увидев нашу процессию, они замерли, при этом попытавшись выполнить акробатический маневр «Поклонись как можно ниже и не грохнись». Кажется, встретить столько благородных за раз для них было почти как для жителей моего мира розового единорога. А, учитывая наличие в нашей компании еще и Буси, мы производили и вовсе убойное впечатление.

Инцитат и правда стоял в стойле и панически ржал. Увидев меня, конь дернулся вперед, словно ища спасения, и посмотрел на меня несчастными глазами.

— Ну что такое? — спросил я вслух, подходя к коню и внимательно его осматривая. Видимых ран на нем не было. — Что ты ржешь, как на пожаре?

— Я отказываюсь далее здесь оставаться! — заявил конь, нервно переступая с ноги на ногу. — Здесь была мышь!

Я с трудом сдержался от того, чтобы рассмеяться.

— Мышь? Всего-то? Ты что, мышей боишься?

— Я не боюсь! — возмутился конь, боязливо осматривая пол. — Просто они мне не нравятся. Мыши — это грязь, болезни и антисанитария. А вдруг она меня укусит?

— Кажется, я понял, в чем проблема. Он у нас мышей боится. Вообще очень пугливое животное, просто до ужаса, — пожаловался я, игнорируя гневное сопение сзади. — Мышей у вас тут случайно нет?

— Бывают иногда, — признался конюх. — Стараемся гонять, да как за ними уследишь, они маленькие.

— С Инцитатом все в порядке, — повернулся я ко входящей в конюшню княгине Антонине. — Конь просто немного испугался.

Следом за княгиней в конюшню, гордо подняв голову, прошествовала Буся. Единорожица обвела коней долгим взглядом, словно прикидывая, кого из них съесть на завтрак, всхрапнула и улеглась у ног княгини. Инцитат, увидев Бусю, попятился и уставился на нее, как завороженный.

— Уверены? Дайте-ка я на него взгляну.

Антонина подошла к Инцитату, погладила его по носу и осмотрела с видом бывалой наездницы. Конь, кажется, смутился.

— Да, похоже, с ним все хорошо, — вынесла вердикт княгиня. Буся в ответ на это скорчила недовольную морду, словно понимала человеческий язык и тот факт, что у кого-то что-то может быть хорошо, ей не нравился.

— Вернемся в беседку? — предложил я.

— В принципе, граф, мы уже все обсудили, — ответила Антонина. — Завтра мы хотим пригласить вас на скромный обед в кругу семьи. Принести свои извинения за случившееся. И графиню Сокольскую, разумеется, тоже. Все интересующие нас лица там будут. К тому же, говорят, в вас неожиданно открылся художественный талант, а Род Шереметьевых всегда был большим ценителем искусства. Будете нашим почетным гостем.

Воспевая оды искусству, Антонина ненароком поглядывала на наручные часы. Похоже, княгиня куда-то торопится, так что не буду отнимать у бабушки время понапрасну. Я попрощался и, ведя Инцитата в поводу, двинулся к воротам.

— Все-таки, Инцитат, ты трус, — сообщил я, когда мы выехали из усадьбы. — Испугался мыши, опозорил меня перед благородным Родом. Мне ж теперь перед бабушкой неудобно. Буся вот мышей не боится, это они боятся ее.

— Ну да, Буся, — задумчиво протянул Инцитат. — Буся наверняка никого не боится.

— Да, Буся — страшное создание, — согласился я. — На твоем месте я бы ей лишний раз на пути не попадался.

— Да, — мечтательно вздохнул конь, — Буся явно не из пугливых. Мне всегда нравились сильные женщины. А какая у нее шерсть…

Я чуть не свалился с коня.

— Ты что, влюбился в единорога⁈

Инцитат уставился на дорогу, по который мы ехали, сделав вид, что поглощен исключительно ей.

— Я просто раньше никогда их не видел.

— Прости, друг, но, думаю, Буся тебе не светит. Она благородных кровей, да и вообще вы с ней разные биологические виды. Да и смотрела она на тебя как-то не романтично. Ну, если не считать романтикой желание проткнуть рогом насквозь. Я куплю тебе кобылу, — пообещал я Инцитату, видя, что тот совсем пригорюнился. — Даже двух! Или Груню у дядюшки выпрошу. Вот только с делами разберусь.

Разбираться с делами, сидя на коне посреди дороги, было затруднительно, но кое-что полезное сделать я все-таки мог. Проверить, как там наш пернатый разведчик.

— Каладрий! — мысленно позвал я. — Ты где?

— Во дворце, где ж мне еще быть? — недовольно ответил голубь.

— Нашел тех, кого я тебе приказал?

— Нашел. Хотя, знаешь ли, пришлось постараться. Если б слуги на кухне не болтали, мол, княжеские племянники сожрали всю икру, так бы и летал здесь кругами.

— Прекрасно. И что ты видишь?

— Ну в данный момент я вижу задницу. Но, когда они поменяют позу, будет еще что-нибудь интересное.

— Каладрий! — возмутился я. — Я тебя послал следить за подозреваемыми, а не подглядывать, как кто-то кого-то трахает!

— Так я и слежу. В том, что подозреваемый кого-то трахает, я не виноват, — возразил голубь.

— Можно было догадаться, что тут ты ничего полезного не увидишь, и лететь к другому. Он там случайно не с какой-то замужней дамой?

— Нет, со служанкой.

— Тогда это тем более не интересно, даже на компромат не потянет. Давай, лети ко второму.

— У второго задница некрасивая, — возразил голубь. — О, она перевернулась!

— Пернатый ты извращенец, — с чувством выругался я. — Я б еще понял, если б ты за птицами подглядывал, за людьми-то зачем?

— А ты думаешь, я не подглядываю за птицами? — удивился Каладрий. — Ты меня недооцениваешь.

Я отогнал ясно представшее перед мысленным взором видение голубя-вуайериста и вздохнул. Каладрий неисправим.

Между тем за обсуждением с питомцами их интимных переживаний мы подъехали к дому. Я оставил грустного Инцитата, мечтательно глядящего куда-то вдаль, в конюшне и подошел к дверям. Там меня, как ни странно, встретил сторож.

— Ваше Сиятельство! Хорошо, что вы вернулись. Тут у вас гости.

— Гости? — удивился я. Какие у меня могут быть гости?

Пытаясь понять, кто мог неожиданно ко мне нагрянуть, я шагнул на порог и тут же радостно воскликнул: