Румын снова вытащил из кармана блокнотик и прочитал по слогам:

— На концерт симфонической музыка. Мы вместе ходить. Очень любить. Я мочь его тебе представить. Замечательная человек. И хорошая воин. Мы вместе любить Шопен.

Перед моим мысленным взором тут же возникло видение утонченного мужика в мундире, музицирующего перед входом в мою усадьбу. А еще с десяток бравых вояк ему подпевали. Музыка — это, конечно, прекрасно, но, пожалуй, мне нужен кто-нибудь посерьезнее.

— Давай в другой раз, — дипломатично предложил я.

Космин радостно кивнул. Впрочем, можно было не уточнять: радостно в этой жизни он делал вообще все.

Попрощавшись с артефактором, я спустился вниз и вышел из дворца. Перед тем, как отправиться отдыхать, надо еще кое-куда зайти.

Конюх в императорских конюшнях смотрел на меня неодобрительно. Таким взглядом обычно удостаивают тех, кто бьет детей, обижает котиков и вообще ведет себя как последний подонок.

Инцитата разместили отдельно в небольшой пристройке, не удостоив чести поставить в соседнее стойло со скакунами Его Величества. Ну и с прекрасными белыми кобылами, разумеется. Думаю, последним конь был очень расстроен.

— Бросили животное. Не ест, не пьет, — буркнул конюх, ведя меня через ряд стойл. — Нельзя же так.

— Чтоб Инцитат-то не ел и не пил? Да быть не может.

— Ну, что-то ест, — нехотя поправился конюх. — Но так тоскует, сил на него смотреть нет. Зачах без вас совсем. Думал, еще пару дней пройдет и помрет с горя.

— Ты преувеличиваешь, — отмахнулся я, подходя к нужному стойлу. — Ничего бы с ним не случилось.

Конюх снова смерил меня неприязненным взглядом и отошел. Я приблизился к коню и негромко позвал его — тот не отреагировал.

Если кто-то думал, что лошадь не может выглядеть обиженно, ему стоило бы посмотреть на Инцитата. Питомец, и раньше не отличавшийся атлетической комплекцией, похудел еще больше. Уши поникли, хвост и грива потускнели, хотя я был уверен, что их каждый день тщательно расчесывали, длинная морда осунулась. Инцитат бросил косой взгляд на меня и демонстративно отвернулся.

— Инцитат, — снова позвал я. — Хватит дуться, пойдем домой.

— Никуда я с тобой не пойду, — не поворачиваясь, буркнул конь. — Ты меня бросил.

— Мне срочно понадобилось отбыть в усадьбу, — покаялся я. — Тебя брать с собой времени не было.

— Ну да, конечно. Откуда у тебя время на какого-то там коня. Я все понимаю.

Я глубоко вздохнул. Нет, я конечно, был готов к тому, что жены периодически будут выносить мне мозг, но чтобы еще и конь?

— Однажды я останусь одинокий, покинутый, никому не нужный, — продолжал Инцитат жаловаться на судьбу. — Вода в поилке закончится, овес иссякнет, глаза мои закроются и от меня останутся одни воспоминания… Тебе же наплевать, что я здесь голодаю.

Я оглядел кормушку голодающего коня, из которой при желании можно было накормить целый табун.

— Между прочим, я лично просил Его Величество, чтобы приказал о тебе позаботиться.

— Мне кусок в горло не лезет от твоего предательства.

— Любой кусок? И даже морковка?

С этими словами я вытащил из кармана предусмотрительно припасенный аргумент для примирения. Конь покосился на морковку с интересом, но потом все равно гордо отвернулся.

— Думаешь, какая-то морковь сможет залечить мою душевную рану? Какого ты обо мне низкого мнения, Вик!

— А две морковки?

Я вытащил еще одну. Инцитат снова украдкой повернул голову. На его морде отражалась борьба вселенской обиды и здорового желания поесть.

— А дома я тебе и третью дам, а еще яблоко, — продолжал я искушать коня. — Ну все, пошли.

Инцитат все еще колебался. Я сунул ему две морковки под самый нос.

С хрустом угощение исчезло, причем Инцитат чуть было не откусил мне пальцы. Могу поклясться, он сделал это специально.

— Ну хорошо. Но учти, как раньше уже не будет. Отныне я не могу тебе доверять. И дел с тобой иметь не хочу, так и знай!

— Что ж, не имей, — разрешил я. — Правда, я как раз собирался познакомить тебя с кобылой, но, раз мы теперь не разговариваем… Я все понимаю, Инцитат. Нет мне прощения.

— С кобылой? — уточнил конь. — А она красивая?

— Прекраснее всех, — заверил я. — Но, раз уж ты так сильно на меня обижен…

— Ладно, я подумаю, — нехотя ответил Инцитат. — Может, когда-нибудь я тебя и прощу.

Проходя мимо конюха, Инцитат состроил настолько жалостливую мину, словно его ведут не домой, а на бойню. Тот покачал головой и в очередной раз воззрился на меня, как на врага народа. Вот ведь актер четвероногий. Не хватало еще, чтобы ко мне Общество Защиты Лошадей в окна лазило.

Я оседлал все еще обиженного Инцитата, и его копыта бодро зацокали по мостовой. Пора, наконец, отдохнуть. И выяснить, что за землю такую даровал мне Император.

К моим небольшим владениям и правда примыкал участок. Более того, на нем стоял дом. И, о чудо, он даже не выглядел так, будто его забросили пятьдесят лет назад. Вполне себе симпатичный двухэтажный домик с высокими окнами и черепичной крышей, словно бы сошедший с открытки.

— Смотри, Инцитат, это тоже теперь наше. — Я указал коню на мою новую собственность.

— И там есть кобыла? — заинтересовался конь.

— Будет, — пообещал я, проезжая мимо и спешиваясь. Определив Инцитата в конюшню и закинув вещи, я отправился инспектировать свое новое приобретение. Как и в первом моем доме, тут у входа скучал сторож.

Я сунул ему под нос бумагу, подписанную Императором. Тот мельком просмотрел ее и низко поклонился.

— Проходите, проходите, Ваше Сиятельство. — Сторож кинулся отпирать дверь. — Вы теперь наш хозяин новый, нам уже доложено. Вот, пожалуйста, пиджачок можете сюда повесить.

Я шагнул в услужливо распахнутую дверь и огляделся. Дом был и правда хорош. Даже слишком хорош.

Широкий коридор вел в уютную гостиную, обставленную добротной мебелью красного дерева. Мягкие ковры, огромные зеркала, пледы на диванах и картины на стенах — все в этом доме навевало желание поселиться здесь и жить. Мало того, создавалось впечатление, что в нем как раз-таки и живут. Гостиная совсем не выглядела покинутой.

— Прошлые хозяева что, и вещи не забрали? — удивился я, поднимая с кресла легкий женский шарфик. — И часы на столе, они, кажется, позолоченные. И вон тот бюст.

Сторож отчего-то потупился.

— Торопились они. В Европу уехали, дела у них там, так спешили, так спешили. Может, и позабывали чего.

— Такое ощущение, что их отсюда чума выгнала. — Я еще раз осмотрел гостиную. На столе стояла ваза с начинающими вянуть цветами, а на кресле валялось незаконченное вязание. Совсем недавно в доме еще кипела жизнь. — А ну отвечай, куда делись прежние хозяева? Их что, в тюрьму посадили?

Сторож снова отвел глаза.

— Да я-то и не знаю ничего. Я человек маленький, вход охраняю. Куда мне лезть в господские дела-то.

У меня засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия. Действительно, быть того не может, чтобы в собственность мне в кои-то веки досталось что-нибудь без подвоха. Сейчас окажется, что этот милый домик прежде принадлежал семье маньяков, которые прямо посреди этой гостиной занимались ритуальными расчленениями.

Вдруг из подвала раздался вой. Он был настолько душераздирающим, что хотелось заткнуть уши и засунуть голову под одеяло, предварительно отбежав от его источника километров на десять. На мгновение вой стих, а потом возобновился на еще более высокой ноте. Затем к нему добавился грохот и звон цепей.

Сторож выматерился и перекрестился, но без особого энтузиазма. Кажется, что для него эта какофония была не в новинку.

— Это что? — обалдело спросил я, когда дикие звуки затихли. — Отвечай немедленно.

— Призрак у нас тут живет, — нехотя признался сторож. — Привидение, значится. Оттого господа и съехали, извел их совсем.

Я со свистом втянул воздух, подавляя грозившее сорваться с языка ругательство. Ну Романов, ну скотина! Он ведь наверняка знал. Небось, подписывал указ и посмеивался, представляя, как я буду разбираться с очередной проблемой. То-то я радовался его неожиданной щедрости.