– Да-да, конечно, Ваше Величество.

Одна из мыслей Генеона до сих пор жгла душу волшебника. Стареющий политик был убежден, что Агон сошел с ума, что он раб эйморского зелья, что худшего императора Мереан не помнил. Раньше чародей испепелил бы любого, кто посмел так думать, но сейчас приходилось себя сдерживать. Дела шли неважно, двор весьма агрессивно воспринял снятие Фроза Могучего с поста главнокомандующего и взятие огромного воина под стражу. Армия на этот раз не отставала от дворцовых вельмож в ропоте. Слова о заговоре, вестники о предателях – простому люду ничего не говорили. У них был герой войны, который попал в опалу к сходящему с ума Императору, и у них были бродячие проповедники Алеано, напоминающие об истинной вере и нечистой природе силы Агона. Последние встречались на дорогах Мереана все чаще и приносили немало неприятностей.

Барон семенил впереди размышляющего чародея, что-то торопливо проговаривал, манил за собой рукой, и маг видел, как его подчиненный играет привычную роль простака и даже со своим владыкой остается политиком. Захлопнулись двери в помещения, где отдыхал владелец Девятой Крепости, пахнуло теплом, жареным мясом и застоявшимся перегаром. Толстяк просеменил по освещенному факелами коридору, который забирал чуть влево и вниз, возможно в подземелья Крепости, замер у темной ниши и, дождавшись мага, открыл еще одну дверь.

– Сюда, Ваше Величество! – Барон сам вытащил из крепления факел, шумно выдохнул и юркнул в темный проем.

Агон последовал за политиком, хотя мыслями находился далеко за пределами Девятой Крепости. Ему было о чем подумать. За последние пару месяцев он вычислил почти всех ключевых заговорщиков, большая часть которых уже расстались с жизнью, но следов Алеано так и не нашел. Таинственный противник окружил себя фанатиками. Пару раз людям Стилета удавалось выйти на связных загадочного интригана, но те успевали покончить с собой до того, как Агон смог добраться до их одурманенного верой разума.

Религия никогда не играла особой роли в землях Мереана. Как-то сложилось, что усмийцы даже находили здесь приют, в то время как их жгли огнем Горна рыцари-фанатики Небесного. И первым Императором, уровнявшим усмийцев в правах с прочими жителями, был не Агон. Однако именно сейчас по трактирам да деревням, на обочинах раскисших осенних трактов да в пропахших дымом кухнях люди все чаще и чаще задумывались о вере и об ее природе. Алеано нашел слабое место нынешнего правителя.

Под сапогами зазвенели металлические ступени винтовой лестницы.

– Осторожнее, Ваше Величество! – задыхался чуть впереди тучный барон. Чародей про себя улыбнулся такой «заботе». Ему вдруг с ехидцей подумалось, что лучше бы Генеон последил за своим здоровьем. Судя по сиплому дыханию, подъема дипломат мог и не выдержать.

Фарим и Алеано – последние два имени в списке заговорщиков никак не хотели получать поперек себя жирную черту. Старый чародей вместе со Златовлаской просто растворился, а в народе пополз слух о святом старце и деве Истины. Благодарить за новую легенду опять же стоило Алеано!

Генеон привел Агона к небольшой, но очень уютной комнатушке на самом верху башни. Старый лис прекрасно знал предпочтения своего хозяина. Не так важно тепло, не так дорог комфорт, как окно в полстены, да вид на рощу где-то внизу, в долине. Барон заслужил благосклонную улыбку. Пусть живет дальше без страха за то, что в любой момент на него обрушится гнев человека, знающего его самые темные мысли.

– Утром разбужу. Жду суп, – напоследок бросил Император и, едва толстяк вышел за дверь, короткими, выверенными движениями закрыл окно прозрачным магическим куполом, оградившись от северных осенних ветров. В комнате сразу же стало теплее.

Ночью подморозило, чародей проснулся далеко за полночь оттого, что холод проник под одеяло и пробежался по телу ледяным дыханием. Маг спросонья окутал себя коконом теплого воздуха, мельком глянул на темное небо и вновь уснул, не успев даже оценить открывшийся ему вид. Близился декабрь. Со дня на день на земли Мереана должны прийти снега. В этом году зима запаздывала, тревожила своим дыханием по ночам, но власть в свои руки не брала.

Агон проснулся очень рано, горизонт только-только начал светлеть, но за окном по-прежнему ничего не было видно. Может быть через час распогодится, и по осенней, промозглой земле поползут лучи скупого на тепло солнца. Картина удручающая, но завораживающая. Маг питал к ней особые чувства, она дарила предвкушение зимы. Ему казалось, что у снежной поры вкус детства. Торжественная пора, белый итог под пестрым годом. Совсем скоро подернутся льдом озера далекого Сейнара, а через месяц скроется под серой броней Долгий Залив.

Но к делу!

Император больше месяца не притрагивался к Улыбке. Каждое утро он просыпался с мыслью, что было бы неплохо сейчас… Сейчас… Агон привычно одернул себя. Он справился, он поборол рабскую зависимость! На прошлой неделе ему приснилось, как он откупоривает пузырек с заветным зельем, опрокидывает искрящийся напиток себе в рот и проглатывает. Маг проснулся в холодном поту, так как таких угрызений совести не испытывал очень давно. Слава Богам, что привиделось. Пусть хранит души светлых людей Небесный Горн – сном оказалась жуткая картина.

Генеон, закутавшись в самые теплые одежды, ждал своего владыку в протопленной каморке, неподалеку от выхода из башни. Он собирался оказаться у двери едва по железной лестнице застучат сапоги Агона. Тучный политик спать не ложился вовсе, угрюмо готовился к «ссылке», собирал вещи потеплее, да сетовал про себя на спонтанность правителя. Когда Император спустился из своих покоев и отворил дверь в окутанный теплыми запахами коридор – дипломат почтительно склонился перед владыкой в низком поклоне. Волшебник усмехнулся. Выглядел Генеон забавно. Теплый кафтан, меховая шапка в правой руке, рукавицы, веревкой привязанные к рукавам шубы с высоким воротником, отороченный мехом зимний плащ, зимние сапоги.

– Не замерзнешь, – буркнул Агон и зашагал к выходу из башни.

– А завтрак, Ваше Величество? – оторопел хозяин замка. Он и сам-то толком не перекусил, рассчитывал перехватить что-нибудь, пока Император будет занят трапезой.

– Нет времени!

Распахнулись двери во внутренний двор, холодный ветер нырнул под полы расстегнутой шубы, и Генеон торопливо запахнулся. Грохнули древками алебард стражники, порыв ветра хлопнул стягом на башне, а у дипломата заныли зубы от свежего воздуха.

– Есть ли информация о Фариме? – Агон даже не оглянулся на семенящего за ним политика.

– Нет, Ваше Величество, откуда? – развел руками тот, забыв, что владыка его не видит.

Правитель вышел на привратную площадь, где прямо по центру, на древних камнях, свернулся калачиком Сын Ветра. Лязгнули цепи, сковывающие чудовище, огромный летающий волк почувствовал приближение хозяина, тяжело поднялся на ноги, встряхнулся и по-собачьи вывалил гигантский, розовый язык.

– Задачу свою помнишь? – Император подошел к рабу Усмия, сделал неуловимый жест руками, и цепи, звякнув о камни, освободили верного «скакуна».

– Ваше Величество… Буду честен – не совсем понимаю зачем нам это нужно? – осмелился от страха Генеон. Он с ужасом разглядывал кожаное седло на спине Сына Ветра и ремни, которые скоро притянут его хоть и тучное, но все же хрупкое тело к летающему монстру.

– Нам нужен мир, – Агон бросил еще какое-то заклинание, отчего вокруг него и дипломата возник прозрачный купол. Ветер сразу стих, равно как и скромные звуки жизни Девятой Крепости. – По-крайней мере та часть, которую мы захватили.

Чародей улыбнулся собственной шутке и неожиданно подмигнул Генеону:

– Не волнуйся, я знаю, что делаю.

Дипломат изобразил на лице покорное понимание, хотя его так и подмывало прокомментировать последнюю фразу одуревшего от зелья наркомана. Нервы говорят. Политикам такая эмоциональность не свойственна. Плох тот обманщик, кто чувствует сердцем.

Чародей лично проверил ремни своего подчиненного. Обмерший от ужаса Генеон с содроганием ждал, когда мохнатые лапы Сына Ветра оторвутся от ставшей такой родной земли и унесут его далеко-далеко. В края отнюдь не столь благостные, как почти курортная Девятая Крепость. В момент взлета тучный политик вцепился в седло и закрыл глаза. Он чувствовал, как под ним ходят от усилия могучие мышцы Императорского чудовища, чувствовал, как болтает из стороны в сторону его собственное тело, чувствовал какое-то новое, странное ощущение в голове, будто при падении.