— Ничего мы не поймаем сегодня, — сказал Скальд, и мгла всосала его слова. — И гарпун этот надо продать!
— Кто не пробует, то и не ловит, — рассудительно отметил Пятый. — Развеет.
Солнце превратилось в едва уловимое светлое пятно в белом супе из пара.
— Никуда не денется, — добавил Бобби.
— А если нет?
— На все воля моря, — философски сказал Пятый.
* * *
К северному краю пролива ходила только их компания. Слишком далеко от прячущихся среди ледников деревень, слишком близко к ветрам дикой пустыни, слишком велика вероятность что чертов гарпун на их боте будет использован для затопления случайного конкурента.
Лунобой годами трудился над репутацией, и многие на побережье считали, что он может отдать такой приказ. Поэтому без рыбы команда Луны возвращалась крайне редко.
Тумана на северном краю было меньше, но он все равно забивал легкие влажными клочьями. Рыбаки замотались шарфами, чтобы не вдыхать холодеющую на морозе влажную взвесь и кристаллики льда превратили шерсть в потрескивающую при движении броню. Работали посменно, отогреваясь в теплом брюхе бота, пока товарищи ставили или снимали ловушки.
Здесь, среди приборов, туман оставлял мысли Скальда. И каждый раз, когда сверху приходила замерзшая группа, он одевался с надеждой, что мгла ушла.
Однако даже к полудню пелена не развеялась, напротив, снова загустела, и тем перестала быть просто стихией. Она превратилась в замышляющую что-то тварь, затаилась. Скальд все чаще ловил себя на мысли, что хочет домой. Тем более, что вопреки его собственным мрачным пророчествам улов они собрали богатый.
— Может, хватит? — спросил он у Лунобоя, когда они вывалили в грузовой отсек содержимое девятой сети. Влажные рыбины били хвостами, но мороз стремительно сковывал их холодными тисками и движения добычи замедлялись, а вскоре блестящие тела и вовсе застывали, изогнувшись, навсегда.
— Нет, что с тобой сегодня, а? Ты как будто в море не ссал! — возмутился капитан.
— Туман…
Лунобой закатил глаза с заиндевевшими ресницами, подхватил колотушку у грузового отсека и бахнул ею по железу три раза. Тут же резвее застучал двигатель бота, труба чихнула черным дымом, и посудина поползла к следующей установленной ловушке. У штурвала в тарахтящем моторном отсеке сейчас сидел Бобби. И ему единственному было тепло.
Остальные топтались по палубе, покрытые ледяной коркой от брызг и пара, вымазанные в рыбьей слизи и раскрасневшиеся от работы. Улов был богат, стоило уже и посетовать на утреннее нежелание отправляться на промысел, но Скальд все равно чувствовал себя неуютно в этом тумане.
Он ждал, когда закончится смена, но несмотря на то, что двое товарищей уже выбрались наружу и топтались на морозе — Лунобой ее не объявлял. Видимо, у него был план.
Движение в студнеобразной дымящейся воде первым увидел молодой Эд. Он вскрикнул что-то нечленораздельное, восторженное и замахал руками, указывая на нечто в море. Скальд будто примерз к палубе. Этот жест… В нем был знак судьбы. Злорадный ее хохот. Туман, наконец, исторгнул то, что в нем скрывалось.
Загудела платформа гарпуна.
— Это бык! Черная душа, это же бык! — крутил рычаги Освальд Глаз. Он плюхнулся в люльку стрелка. Эд и их третий компаньон, рыбак по прозвищу Старый, торчали у поручней и вглядывались в туман.
Скальд попятился.
— Ребята! Это же настоящий бык! — восторженно заорал Глаз.
Подводные звери редко поднимались на поверхность. Последнего Скальд видел, когда охотился еще с отцом, в детстве. Забытый вкус сладкого, нежного мяса вновь проступил на губах.
Но что-то упрямо толкало Скальда назад. Туман был переполнен ужасом. Что-то хищное скрывалось в нем. Что-то, превращающее охотников в добычу. Что если…
Лунобой подошел к борту, у которого пританцовывал Эд, всмотрелся в призрачную воду. Освальда он не остановил, хотя следовало бы наорать за самоуправство.
— Мы прямо на него идем! Бить надо! Вспугнем же! — громко сказал Глаз, не отрываясь от дуги прицела.
Лунобой молчал. Бык это шикарная добыча.
Если это действительно бык…
Скальд хотел было предостеречь друзей, но вместо этого сделал еще шаг назад. Туман обманывает его с самого утра. Что если и сейчас в нем говорит накрученная паника? Ведь если товарищи правы, то они богаты. Не, пусть сами разбираются.
— Ну? Чего молчишь? — взвыл Глаз.
— Это бык, Луна! Точно! — сказал Старый.
Их головы вместе со словами изрыгали пар. Лунобой всматривался в туман, вцепившись в поручни. Он хмурился, кривил губы, но все равно молчал.
А если они ошибаются? Что если…
— Луна! — Глаз терял терпение. Он склонился над прицелом, но тут Старый шагнул к турели, оттолкнул друга в сторону.
— Перед смертью бы мяса нормального, человеческого, пожрать, — прохрипел он и спустил рычаг.
Скальд уткнулся спиной в шлюпку. В груди заклокотало от предчувствия и осознания свершившегося. Раскатисто лязгнуло, затрещала разматывающаяся цепь, ликующе воскликнул Старый.
— Попал!
И тут воздух загудел, затрещал. Скальд прыгнул в шлюпку и уже оттуда увидел, как Эд вытянулся в струну, задрал голову к небу. Парень мелко задрожал, забулькал, вспыхнул облачком испаряющейся воды и каменной сваей рухнул на палубу. Лунобой забился у поручней, тоже выпрямившись во весь рост и будто пытаясь выдернуть стальные стойки фальшборта.
Зло таящееся в тумане дотянулось до рыбаков, превратив их в мычащие, бьющиеся в исступлении статуи.
— Скат… — прошептал Скальд. Он лежал в шлюпке, стараясь не касаться ничего металлического.
Невидимая сила подбитого чудища подняла Глаза из люльки стрелка. Ноги сведенные током разогнулись, но Освальд зацепился ремнем за какой-то штырь и ткнулся носом в металл. Из глазниц повалил дым. Рядом с платформой трясся вытянувшийся во весь рост Старый.
По палубе бегали огоньки. Тело Лунобоя у поручей еще раз дернулось. Мертвая рука сорвалась со стальной опоры. Завоняло паленой шерстью и горелым мясом.
Скальд почувствовал, что вспотел под паркой. Да что там вспотел, его можно было выжимать.
Двигатель затих. В навалившейся на корабль тишине вдруг послышался короткий лязг. Потом еще один. Цепь лебедки застучала быстрее, увлекаемая в воду подбитой гадиной. Скат, которого рыбаки приняли за морского быка, пошел на глубину.
Скальд вцепился в борта шлюпки, в ожидании толчка. Один раз он видел ската. Была ясная погода, и черную тушу, с морщинистой дырой для дыхания, невозможно было ни с чем перепутать. По ней пробегали огоньки скрываемого тока, чудесным образом не вредя самой твари.
Почему они не увидели их в тумане? Чем они вообще смотрели, идиоты?
В любом случае махина была раза в два больше их кораблика, и уж ей-то ничего не стоило играючи перевернуть рыбацкий бот. Тем более если этот самый бот только что пустил ей в спину зазубренный гарпун.
Разматывающая цепь стучала все сильнее, все чаще, и ему вторило сердце Скальда.
А потом все остановилось.
Со страшным скрежетом корабль швырнуло в сторону и чуть притопило. Завыл металл, и с оглушительными щелчками стали вылетать заклепки из гарпунной платформы. Само орудие скривилось, изогнулось и поползло к краю палубы, сдирая металл с корабля будто плоть. Что-то страшно затрещало, и Скальд увидел, как по телу бота пробежала трещина, а в следующий миг гарпун вместе с частью обшивки рухнул в воду.
Скальд выпрыгнул, заметался по кренящейся палубе, отцепляя шлюпку. За его спиной шелестели скатывающиеся в море тела товарищей с вытекшими от удара ската глазами.
Когда с лязгом и стуком покатилась шлюпка, Скальд уже сидел внутри, опять вцепившись в борта мертвой хваткой.
От падения захватило дух. Лодка сломала фальшборт и ткнулась носом в ледяную воду, подняв тучу брызг.
— Помоги! — заорали откуда-то сзади.
Бобби! Живой!
Последний, чудом выживший в стальном брюхе корабля, выбрался наружу, когда бот завис, балансируя на грани падения. А когда с жалобным стоном металла посудина перевернулась — Бобби упал в студеную воду в нескольких метрах от шлюпки. Скальд двинул веслами, разворачивая судно, вмиг оказался рядом с тонущим и, прежде чем разбухшая одежда утянула Бобби на дно, затащил его в лодку.