— Шлюпка готова, — наконец сообщил Жерар. Здоровяк тоже смотрел наверх и… улыбался.

— Кто-нибудь, к лебедке троса. Дай фонарь!

Один из моряков, в котором я узнал старшего ан Шурана, протянул Рубенсу свой шаманский фонарь. Капитан взял его:

— Начну им махать — тяните трос. Не проспите!

Он торопливо спустился по внешней лестнице на нижнюю палубу, где стучала о железный борт ледохода шлюпка.

Жерар сполз вниз, встал у механизма лебедки.

— Я на месте, Барри!

Рубенс прыгнул в лодку. Взялся на весла и погреб, но не прямо по курсу, а в сторону.

— Барри! — заорал ему помощник. — Ты куда?!

— …ать…! — донеслось с воды. — …ать…! …ка!

Я последовал за помощником, встал рядом. Громила нервно засуетился, потянулся к рычагу лебедки, но замер.

— Что он сказал? Как думаешь? Может, его течением уносит? Может, подтянуть?

— Подождать, — Жерар нахмурился, и я уточнил: — Ну, по-моему он просил подождать. И что-то еще.

Огонек фонаря в шлюпке удалялся в сторону от качающейся на волнах «ИзоЛьды». От холода я обнял себя за плечи и съежился.

— Куда он? Его же заденет! — произнес Жерар.

— Нет, не заденет, — покачал головой я. — Не заденет.

Барри Рубенс больше не боялся Южного Круга.

Монокль греб, его помощник травил трос, мерно дышало море, и волны тихо плескались о борт. А я замерзал.

— Далеко… Очень далеко отплыл!

Рубенс махал веслами так, словно они ничего не весили. Огонек фонаря таял в темноте, превращаясь в крошечную точку.

— Машет? Ты не видишь, а? — нервничал Жерар.

— Нет, не машет, — ответил я, стараясь не выпускать точку из поля зрения. Прищурился, но от этого та лишь заплясала сильнее. Я протер глаза, раскрыл их шире.

По-моему, я начал терять ее среди отражающихся в воде звезд. Еще ночь назад по волнам ползли привычные цвета, но теперь все вокруг было черным-черно, несмотря на ясную погоду. Море стало небом.

— Драный демон! Я ничего не вижу! — взвыл Жерар. Перегнулся через поручни. — Не вижу!

Я моргнул, и фонарик слился с отражениями.

— Ты его видишь, Эд?

— Нет.

— Ну ладно, — он решительно повернулся к механизму лебедки, рванул за рычаг, и та застучала, натягивая на себя трос и вытягивая шлюпку с капитаном из темноты. — Ругайся не ругайся, Барри, а хватит.

Когда лодка пристала, то Монокль, ни слова не говоря, выбрался наверх. Встал рядом с нами. Орать на Жерара он и не думал.

— Ну, теперь я знаю, как эта штука работает, — с улыбкой сказал Барри. Отер мокрое от брызг лицо рукавом. Рубенс был счастлив. Он порывисто обнял Жерара, а затем повернулся ко мне.

— Вас с Фарри привел ко мне счастливый случай. Спасибо.

Он положил мне руку на плечо, хотел сказать что-то еще, но лишь повторил:

— Спасибо.

— Что там, Барри? — спросил Жерар.

— Там новый мир, мой огроменный друг. Новый мир. Эта стрелка теперь показывает нам путь обратно. Южный Круг позади! Оледенительная игрушка указывает на проход. Слева все чисто. Надо бы справа проверить, но зачем?

Капитан вытащил компас из кармана.

— Посмотри на небо! Это совсем не те края, к которым мы привыкли, друг. Мы добрались, понимаешь! Буди команду, думаю, все захотят об этом узнать!

— Слушаюсь, капитан! — радостно ответил Жерар и полез по лестнице обратно.

— А что дальше? — спросил я Монокля, дрожа от холода. Рубенс щелкнул крышкой, посмотрел на лазуревый свет.

— Дальше? — он хмыкнул. — Дальше разберемся.

Наутро нас ждал новый сюрприз. Хоть вся команда и провела большую часть ночи наверху, а кое-кто даже успел напиться на радостях, утром мы снова были на верхней палубе. Слева от нас всходило солнце, а впереди, чуть правее, на горизонте появилась черная линия.

— Суша! Суша! — исступленно орал Седьмой. — Суша!

Полосу увидел Гушлак, стоящий у руля. Разбудил капитана, а тот вновь поднял всю команду.

— Спящий указал нам путь, братья! Слава Спящему, уберегшему нас! — гудел Тас Бур, и Клинки Солнца восторженно ревели, вторя ему. А тот, кто на самом деле протащил корабль сквозь Южный Круг, прикладывался к подзорной трубе и улыбался. Лав с биноклем отбивался от желающих поглядеть и словно поедал далекий берег взглядом, не собираясь ни с кем делиться. Буран с детским восторгом на лице стоял у фальшборта и совсем не походил на смертоносного бойца. Наемники Ока безмолвными фигурами застыли на верхней палубе, но под сокрытыми белыми тряпками тоже таились улыбки. Я чувствовал их.

— Что это? Что это в небе? — крикнул кто-то, и все посмотрели наверх, не понимая, о чем речь.

Там, в яркой синеве, двигалось небольшое белое существо, оно то махало крыльями, то расправляло их и будто зависало в воздухе.

— Это невероятно! Невероятно! — завопил Академик. — Светлый Бог! Это против всех законов!

— Вон еще! Еще!

К первому созданию присоединились его собратья. Их резкие крики показались мне самой сладкой музыкой. Жизнь. Здесь есть жизнь. Те мертвые пустоши, которые иногда навещали меня в кошмарах, оказались лишь снами.

Энекен захлопал в ладоши от восторга. Я прилип к фальшборту, наблюдая за неизвестными мне существами. Они были совсем не похожи на все то, к чему я привык. Очень маленькие и быстрые. Что вообще могло подняться в небо кроме акул и китов? Как они взлетают? Отталкиваются от воды? Или только крыльями? Но как они держатся в воздухе и играют с высотой?

Много вопросов крутилось в голове, и все они были светлые, не обремененные сожалениями или сомнениями. Знаете… Я, может быть, даже говорил такое ранее. Но… Мне удается прочувствовать лишь горе. Светлое я вспоминаю только потом, с сожалением, что не узнал его в лицо, когда был рядом. И вот в тот момент на верхней палубе все беды растворились за непередаваемым ощущением сиюминутного счастья. Теплый ветер бил в лицо, наверху с криками носились диковинные создания, а впереди виднелся берег. Да еще и ощущения команды как-то собрались во мне, и от общей радости подгибались ноги.

Наверное, моя улыбка была еще шире, чем у Бурана.

Наверх выбрался даже Фур-Фур. Он стоял у поручней, положив на них забинтованные руки, и смотрел в небо через прорезь повязок, закрывающих его лицо. Я не удержался и подошел к нему. Братья ан Шураны смешались с другими моряками, и потому мой недруг показался слишком одиноким. Незаслуженно, в такой-то момент.

— Мы дошли, — сказал я.

Фур-Фур дернулся, покосился на меня. Вокруг глазниц кожа потемнела, потрескалась. Взгляд воспаленных глаз был безумен.

— Ты герой, — почему-то вырвалось из меня. — Я бы так не смог. Там, внизу.

Меня обдало волной недоумения, недоверчивости. Но Фур-Фур ничего не сказал, просто отвернулся и опять уставился в небо.

— Ну да я и не смог, ты знаешь. Ты молодец. Я думал про тебя хуже. И про Фарри ты был прав.

Эти слова убили во мне ощущение счастья. Не предал ли я только что друга?

— Нет, он хороший, — поспешил оправдаться я, — но ему пришлось играть эту роль. Ты же понимаешь? Чтобы сделать что-то, нельзя всегда быть благородным и честным. Иногда приходится испачкаться.

Фур-Фур опять посмотрел на меня, проскрипел сквозь повязку:

— Чего тебе от меня надо?

— Просто хотел сказать, — смутился я, сам не понимая своего порыва. — Прости.

Я отошел, чувствуя на себе его странный взгляд. И вдруг попал в объятья Бурана. Неприкасаемый подкинул меня вверх, улыбаясь.

— Я сейчас тебе что-то скажу, плакса, но ты постарайся забыть это как можно скорее!

Он держал меня на руках, за подмышки, будто маленького ребенка.

— Если бы не ты с твоей рыжей болтливой подружкой — я бы подох где-нибудь во льдах, унеся с собой к Темному только трупы и снег. Жаль, что только мы с тобой это видим! Жаль, что Торосик не здесь. Вот бы посмотреть на его рожу!