Убийце вспомнилось что-то. Что-то из прошлой жизни. Это было мимолетно, почти неощутимо. Взгляд смерти вонзился в бородатого. Он даже не пытался натянуть штаны. Капитан фрета улыбался.

— Я узнал тебя даже без повязки, — сказал он. — Это Харт? Или Абдука? Кто из них?

Она сделала шаг, но мужчина не шевельнулся.

— Просто скажи и делай, что должна. Я хочу знать, кто решился. Абдука, да? Он знал про тебя. Он вернул тебе глаза?

Смерть шагнула еще раз, прокрутила клинки в кистях.

— Надо было взять тебя тогда самому, — Капитан отступил, но, запутавшись в спущенных штанах, опустил голову. На миг. Но когда поднял ее — девушка пошла в атаку. Он поднял руку, то ли защищаясь, то ли пытаясь остановить ее темной силой, но сталь оказалась быстрее. Смерть оказалась за спиной Капитана, изумленно взирающего на брызжущий кровью обрубок, оказавшийся на месте родной кисти. Губы под черной бородой шевелились, но ни звука не вырвалось наружу.

Девушка отсекла ему голову одним движением. Труп свалился на мокрые от крови доски, и холодные губы гостьи искривились в улыбке. Внизу живота потеплело.

Радаг мертв.

Хозяин будет доволен. Он приближался. Лайла развернулась и грациозно выскользнула по битому стеклу из каюты Капитана. Ей еще предстояло поработать.

***

С Биами я больше не разговаривал. Конечно, обида детская, но сколько страху выпало на мою долю за те минуты, что я бил тревогу о протечке, живо представляя себе нашу судьбу на дне моря. Кто-то может считать такие розыгрыши обучением. Подтруниваем опыта над молодостью. Светлый Бог пусть озарит им путь, не спорю. Но меня так разыгрывать не надо.

Да, теперь я знал, что насосы исправно откачивают воду, попадающую в трюм. Что протечка — обычное дело для морских путешествий. Что на обиженных таскают лед. И еще десять морских премудростей от матросов Рубенса. Меня подначивало желание заставить каждого из насмешников испытать то же, что и я.

Первые дни я старался не подниматься на верхнюю палубу. Там бесился ветер. Он и вода стали соратниками в борьбе против нашего корабля. Ледоход качался на огромных плавных ступенях, замирал на вершинах волн и проваливался, кренясь, в наполненные пеной ямы. Матерый Жерар, непобедимый Буран и один из наемников Ока не отходили далеко от гальюна, выполаскивая желудки. Половина команды пряталась в кают-компании, где теперь преобладал желто-зеленый оттенок измученных лиц. Энекен так переживал за страждущих, так хотел им помочь, предлагая покушать, что мне даже подумалось, не издевается ли он над ними.

Признаюсь, мне качка нравилась. Очень удивительное чувство — плавность и движение. Нет дребезжания в суставах от передвижения гусениц польду. Плавать много лучше, чем ползать.

Однако не только непогода удерживала меня от визитов на верхнюю палубу. Было кое-что еще. Это случилось в первый же день нашего плаванья. Я был наверху (как и многие), но, когда стемнело, все еще оставался на носу корабля, завороженный тем, как режет волны острый нос фрета. Свет носовых фонарей сверкающей дорожкой скользил вдоль притихшей воды, когда вдруг преломился о вынырнувшее… что-то. Заблестел огромный бок морского зверя, волна качнула корабль. Клянусь, эта тварь была в несколько раз больше «ИзоЛьды». В первый миг мне подумалось, что нас нагнал сам Темный бог, но… Не так выглядел повелитель океанов.

Хотя я живо представил, как он поднимается из глубин к нашему кораблю. Как разевается его огромная пасть, а лапы-клешни разводятся в стороны, чтобы разорвать ледоход на части. Я представил это настолько живо, что похолодел от ужаса. Мне пришлось вслух убеждать себя самого, что все это — мои фантазии. Что это я придумал, увидев тот бок морского обитателя (который, уже давно ушел с нашего курса). Однако вода теперь пугала меня. Что еще в ней могло прятаться?

В открытом море мы пробыли несколько дней. Монокль и Гушлак (наш новый штурман) почти не покидали рулевую рубку. Капитан лично взялся за управление. Пару раз, когда утихала погода, я поднимался к ним, притаскивал еду с кухни. Гушлак, обложившийся картами и диковинными приборами, с красными глазами кивал мне (опасливо, без симпатии), а Монокль даже не поворачивался. Он шел по следу. Он был близок. Компас стоял на подставке у рулевого колеса, и стрелка указывала куда-то вперед, в бесконечную даль под серыми тучами, вспоротую пенными волнами. О борт и по сей день крошились белые льдины, оторванные когда-то от Пустыни.

Когда ветер утихал, эти крошечные островки старого мира наполняли сердце непонятной тоской. Тот холодный, ледяной мир я знал, а вот этот, новый — еще нет. Но раз за разом я вдыхал морской воздух и, прикрыв глаза, наслаждался теплом южных краев.

Когда на горизонте показался тот корабль, Барри Рубенс уже приказал вывесить на крылья «ИзоЛьды» клетки с волокунами. Мохнатые ленивые звери пробовали железные прутья на зуб, высовывали лапы с когтями, режущими лед, но слишком слабыми для металла. «Зачем?» — спросите вы. Южный Круг был рядом. Я не видел ничего, кроме бесконечной линии моря, но в том и коварство мертвых вод.

Волокуны дадут знать, если ледоход зайдет в отравленные границы.

Черный фрет, стоящий на якоре посреди моря, напомнил мне Снежную Шапку. На подобном ледоходе путешествовал Радаг. Проклятый Капитан, чей компас теперь стоял перед глазами Монокля. Долгий путь. Долгая встреча.

Стрелка указывала дальше, и мы должны были пройти мимо одинокого судна. Барри Рубенс приказал готовиться к бою, и мы, вооруженные, столпившиеся на верхней палубе, ловили каждое слово Биами. Моряк изучал корабль через бинокль.

Матрос отмалчивался, даже не шикая на расспросы. Лишь поигрывал скулами, отчего бакенбарды ходили ходуном. Наконец он вскрикнул, отступил на шаг в испуге.

Сердца застыли, но в следующий миг пустынник сказал:

— А, показалось, — Биами глумливо глянул на нас, хохотнул. Буран молча выдрал у него бинокль и оттолкнул матроса в сторону.

— Эй! — возмутился тот. — Это ж мое!

— Я потом тебе объясню, когда можно шутить, а когда нет, — буркнул Неприкасаемый. Минуту изучал корабль, а потом бросил.

— Там никого нет.

Он теперь всегда ходил налегке, в алой теплой рубахе, расстегнутой на груди. В парках, в тулупах наверх никто уже не выбирался. Внизу распарывали одежду, делали ее легче. Корабельный температурник показывал на улице плюс пять, и мне казалось, что он сошел с ума. Даже воздух стал другим. Совсем-совсем другим. Иногда я задыхался без обжигающей привычной свежести.

Наш курс прошел недалеко от ледохода, и все то время, что мы плыли мимо, десятки глаз не отрывались от пустых палуб черного фрета. Это определенно был корабль Радага. Конечно, куда бы подался проклятый Капитан, потеряв след компаса, потеряв Гончих? Только сюда, ведь владелец артефакта рано или поздно последует за стрелкой.

С другой стороны, раз его фрет здесь, значит Черный Капитан смог добраться до прохода и без помощи артефакта. Зачем тогда остался тут? Зачем ждал? Зачем вообще ему нужен этот компас? Наловить зверья, сделать из их шкур буи и притопить якорями. Вот тебе и водные путевики по местам, где не страшна отрава круга. Почему они так не сделали?

И что стало с командой Радага?

О своих догадках я, разумеется, не распространялся, болеетого, старательно уходил от мыслей про Черного Капитана, потому что привлек внимание эмпатов. Бледные наемники в белых одеждах находились вместе с нами наверху, и их взгляды из-под тонких белых масок то и дело касались меня. Юрре даже стащил с лица повязку и вопросительно поднял брови. Я отвернулся.