— Основная незадача может случиться, если пойдут слухи, и вы просто вспугнете преступника. Не все, друзья мои, догадывались о том, что на корабле представитель такой профессии. Теперь могут быть осторожнее.

— У вас на борту был целый шериф, — сказал я.

— У нас... — поправил Фарри.

— Был? Что-то случилось с ан Найтом? — подобрался дознаватель.

— Мы к нему и идем... Зарезали.

— Может, потому что знали, кто он? — предположил Тройка и опять загадочно, с намеком, улыбнулся. — Звоночек. Спасибо вам, друзья, что вывели из тени.

В комнатушке с покойником он пробыл недолго. Выбрался оттуда и деловито потер руки.

— Натоптали.

— Что-нибудь можешь сказать?

— Смотря чего ты ждешь, мой друг. Я не шаман, не кудесник. Я всего лишь скромный слуга закона, пусть и отвергнутый. Убили его точно не там. Труп затащили после. Скорее всего, проткнули мечом где-то тут, где ты стоишь.

Фарри посмотрел себе под ноги, потом на дверь. Несколько шагов. Тройка прошел по коридору, посмотрел на кровавые разводы. Поколупался в старой краске на стене. Затем опять вернулся в комнатушку и присел на пороге. Посмотрел куда-то вглубь помещения, потом в коридор. Улыбнулся.

— Ага.

— Ага? Мне нравится твое «ага».

— Есть кое-что прелюбопытное, мой друг. Очень прелюбопытное. Здесь был третий. Стоял за стеллажами. Кровь натекла, видишь? Следы, куда кровь не попала? Это чьи-то сапоги, которых сейчас нет. Либо кто-то отсюда выкрал кем-то забытую обувь, во что я не верю, либо, — он многозначительно поднял бровь. — Заметь, отсюда человека не видно, все барахлом на полках заставлено. Так что кто-то убил бедолагу шерифа, втащил его в подсобку, бросил здесь, и все это время некто стоял за стеллажами. Стоял долго. Так что... Кто нашел труп? Очень хотелось бы с ним поговорить.

— Привести? — бородатый Жерар был уже здесь. Он старался держаться у стенки, так как стоило ему повернуться — широкие плечи полностью перегораживали проход. Фарри кивнул ему, и помощник Монокля зашагал прочь, старательно обходя кровавые пятна. Когда он миновал меня, пахнуло острыми специями.

— Я рад тебя видеть, Эд, — сказал Три Гвоздя. — Честно.

Я улыбнулся, но не нашелся что ответить. Возможно, стоило произнести хоть что-нибудь. Пусть даже вязкую банальность, мол, как же взаимна его радость. Или же, что-нибудь вроде «как приятно, что ты смотришь на меня без осуждения».

Но я ничего не сказал. Мне подумалось, что любое мое слово могло разрушить это доброе обращение. Уничтожить его.

Зато в разговор ворвался Фарри, и минут пятнадцать, пока не вернулся Жерар, они общались на какие-то только им понятные темы. Темы, в которых я уже был чужаком.

Первый помощник привел с собой юношу с зеленоватым от слабости лицом. Я прислушался к чувствам бедолаги: страх, отчаянье, растерянность, желание сбежать.

— Вот. Гушлак ан Нагадир. Как заказывали, джентльмены, — Жерар ловко пропустил юношу вперед и снежным медведем навис над бедолагой.

— Хорошие сапоги, — сказал Три Гвоздя. Если бы словами можно было бить по лицу, то, наверное, так бы и выглядел результат. Парень дернул головой, отпрянул, но уперся в Жерара.

Свежевычищенные кожаные сапоги ан Нагадира чуть ли не сверкали.

— Как ты его нашел? Расскажи, — спросил Фарри. Он был ниже Гушлака, но смотрел все равно как-то свысока.

— Мужика этого?

— Да...

— Ну. Заглянул утром...

— Врет, — сказал я.

— Да шаркунь твою, Эд. Понятное дело, что врет, — не улыбнулся Три Гвоздя. — Очевидно же. Он и зарезал шерифа.

— Я не убивал его! — вскрикнул Гушлак. — Нет!

— Друг мой, надеюсь, ты не станешь мне говорить, что прогуливался тут утром и вдруг решил заглянуть в одну из десятка позабытых обоими богами подсобок корабля? — Три Гвоздя почесал шею. — Я десять лет прослужил в дознавателях, такие, как ты, считают, что все подозрения с себя снимут, если вдруг найдут труп сами. Устал я от вас!

Гушлака затрясло. Он затравленно сжался и быстро-быстро замотал головой.

— Правда! Я не знаю. Я не убивал его!

От его ужаса у меня вспотели виски.

— Тройка... — сказал было я, но почувствовал ярость дознавателя. С виду ж он по-прежнему слегка улыбался, глаза блуждали. Мысль прекратить пугать парнишку ушла сама собой. У Тройки шла своя игра и он боялся, что я и ее сломаю.

— Он врет... — соврал я.

— Нет! Нет! Я не убивал! Не убивал! Это ложь! Он лжет! — закричал парень. О, как он меня ненавидел в этот миг. Я впитывал его ненависть, запоминал ее.

Жерар положил руку ему на плечо. Добрый дядюшка-смерть.

— Капитан будет недоволен, Гушлак. Очень недоволен.

— Я был тут, но не убивал. Я спрятался. Там бой был, а я испугался. Я спрятался. Там за полками! А потом этот... Я слышал. Он такой: «Ого, кого я вижу у нас на борту», — а потом захрипел страшно. Так страшно. Этот... Он затащил его сюда.

— Кто «он»? — вставил в его лепет Тройка. Проклятье, он был здесь как ледовый демон в замерзших пещерах. Ловок, знающ, убийственно точен.

— Я не знаю. Он молчал. Он молча его убил, молча затащил. Я не слышал его и не видел. Мне было так страшно. Я не убивал его. Я прятался. Он затащил его сюда. Потом что-то делал в коридоре, недолго, а затем ушел. — Выпалил Гушлак. — Я полночи простоял здесь, все боялся, что он стоит снаружи и ждет. Проверяет… Но я не убивал!

— Почему сразу не пришел, не признался? — спросил Фарри. — Что за дурацкая хитрость такая?

Тот стушевался.

— А?

— Потому что трус, — вдруг успокоился парень. Как-то даже приосанился, признавшись самому себе в собственной слабости и приняв ее. — Просто потому, что трус. Думал, что герой. Думал, что буду биться, как и все, а не смог. Спрятался. И когда там кто-то захрипел, когда его сюда затаскивали — не вышел. Подумал, что он и меня...

— Этого недостаточно. Повтори медленно, что случилось, — прервал его Три Гвоздя. — С самого начала.

Я отошел немного, чтобы заглянуть в комнату, где умер ан Найт. Неприятный запах проник в ноздри. Тяжелый и острый. От него выступала испарина, как от лихорадки. Объятый вонью ан Найт лежал на полу, укрытый тряпьем, как куча мусора. Под ним чернела лужа крови.

Горло сдавило от накатившего всхлипа, и я закашлялся, делая вид, что меня тошнит. Мы не были друзьями. Но когда-то шериф спас нас всех. Когда-то он изменил мою жизнь, пусть после и пожалел, наверное, об этом.

Я запоминал горечь и боль, которые уселись мне на плечи. Машинально, словно потом пригодятся.

* * *

Только после этого мне удалось помыться. Я с наслаждением смыл с себя вонь и грязь прошлого. Сидел в железной ванне, в облаках пара, и менялся. Очищался. Вода лилась из крана, и я с детским восторгом то закрывал трубу, отчего поток наливался силой, то отпускал руки, и радовался его свободном падению.

Когда я вышел в коридор, в чистой одежде, благоухающий — то даже поймал себя на беззаботной улыбке. Прошло меньше суток с того момента, как я напивался в кабаках Барроухельма. Сотни, а то и тысячи людей отправились кормить шаркунов за это время. А я радовался чистоте.

В каюту я вошел в своем обычном настроении. Фарри потянул носом, одобрительно кивнул и приказал собираться к капитану. Он не спросил, хочу ли я. Просто сказал, что мы туда идем. И это мне понравилось.

Мы сидели в рубке с видом на сверкающую льдом Пустыню, на огромном столе была раскинута карта, и ее ярко освещало солнце. За стеклом обзорного купола затаился мороз. Здесь все казалось таким домашним, таким теплым. Вдоль стен тянулись застекленные стеллажи с закрывающимися на ключ книжными полками. Мне безумно хотелось коснуться кованых замков в виде голов невообразимых рогатых монстров. Монокль любил все странное.

Я сдержался. Убрал руки за спину и просто смотрел, как блестят на солнце кожаные корешки увесистых талмудов. Здесь, должно быть, хорошо завтракать. Просыпаться, заваривать себе чаю с травами и, сидя на кресле, смотреть на то, как твой корабль побеждает Пустыню. Как в добрых сказках.